Возможности взять это интервью мы ждали все десять лет, в течение которых уже выходит наш журнал, но только в этом году мечта осуществилась. Как обычно, все произошло совершенно неожиданно. Он зашел в редакцию быстрой и уверенной походкой. На вид чуть меньше тридцати, подтянут, энергичен, улыбается. Плащ остался на вешалке, рукопожатие, обмен визитками... Последние сомнения отпали: да, это он, тот, кому и посвящен наш журнал — человек без границ.


— С вашего позволения, мы начнем с вопросов, которые чаще всего задают наши читатели.

— Конечно.

— Человек без границ, он какой? Вы все можете, все умеете? Или вы ничем не связаны, абсолютно свободны? Но тогда как такое возможно? У вас действительно нет никаких ограничений?

— (смеется) Разумеется, ограничения есть, и их много: финансовые, социальные, разного рода обязательства. Да и мои собственные способности далеко не безграничны. Кроме того, есть разного рода моральные нормы, правила, внутренний кодекс, которые тоже накладывают свои ограничения.

— Что же тогда в вашем понимании означает «человек без границ»? О какой именно безграничности идет речь?

— О преодолении внутренних ограничений, в первую очередь. Каждый из нас хочет быть свободным и каждый понимает, насколько это непросто. Конечно, существенную роль в нашей несвободе играют разного рода внешние ограничения: необходимость зарабатывать на жизнь, взаимоотношения в обществе, политика, взятые на себя обязанности. Но эта роль порой сильно преувеличена, потому что гораздо больше мы зависим от тех границ и барьеров, которые есть внутри каждого из нас. Если задуматься, то каждый из нас может обнаружить в самом себе изрядную долю разного рода страхов, комплексов, недостатков — всего того, что ограничивает, сдерживает проявление нашей индивидуальности, нашей прекрасной и неповторимой индивидуальности. Скажем, банальный страх общения будет мешать человеку проявиться как лидеру или как преподавателю, а излишний эгоцентризм может просто оттолкнуть от тебя многих людей. Вот именно такого рода границы, как мне кажется, и нужно в первую очередь раздвигать, преодолевать.

— Сразу же напрашивается вопрос: как это сделать? И чья это задача: родителей, самого человека, системы образования?

— Я бы не разделял. И родителей, и самого человека, и системы образования. Только образования в его целостном, традиционном понимании. Ведь сейчас мы часто ограничиваем понятие образование только передачей ученику той или иной информации, тех или иных знаний. Преподаватель старается как можно больше вложить в голову ученика терминов, формул, концепций… А изначально образование понималось шире, гораздо шире. Вот посмотрите, даже этимология самого слова еще сохранила оттенки этого смысла: по-английски «образование» — education. Латинский корень этого слова educar означает «извлекать» — действие, прямо противоположное «вкладыванию». Традиционно всегда считалось, что природа наделила каждого — каждого! — человека таким количеством разного рода потенциалов и возможностей, что задача хорошего преподавателя заключается не только в том, чтобы передать знания (а это, безусловно, нужно), но и в том, чтобы помочь ученику раскрыть те самые потенциалы, которые уже есть в его душе.

— Что для этого необходимо?

— Ну, вряд ли я смогу дать совершенно исчерпывающий ответ, но попробую поделиться собственным опытом. В первую очередь, наверное, это разносторонность в образовании. Очень важно еще ребенку, подростку, молодому человеку дать первоначальные навыки не только в рамках какой-либо узкой специальности, но, наоборот, в самых разнообразных отраслях знания: в физике и литературе, географии и музыке, иностранных языках и умении что-то делать своими руками. Сегодня в моде специализация как подход, мы с детства пытаемся поставить человека на четко определенные рельсы; но ведь мы не можем быть до конца уверены, что хорошо понимаем его, этого человека? Что видим и чувствуем его душу? Мы можем очень многого не заметить… А когда у молодого человека есть возможность познакомиться с разным, попробовать себя в разном, то внутренние потенциалы в душе человека могут срезонировать, откликнуться, важно только внимательно наблюдать и вовремя поддержать.
Правда, для этого всегда нужен друг, старший товарищ, наставник. Нужен тот, кто подаст пример, вдохновит, похвалит, подтолкнет, или, если необходимо, обратит внимание на ошибки, или остановит. Мы сегодня практически маниакально стремимся автоматизировать процесс образования, забывая, что человеку для роста нужен, прежде всего, другой человек. Обратите внимание, какие фильмы сегодня популярны среди молодых: как правило, в них вы встретите образ учителя, мастера, наставника. Того, кто может научить; но в еще большей степени того, кто может быть рядом, может подставить вовремя плечо, с кем можно посоветоваться по жизненным вопросам, с кого можно брать пример. Молодежь тоскует по таким людям! И это не случайно, потому что очень важно для развития внутреннего «Я» человека брать пример с того, в ком есть что-то родное и близкое тебе, но кто прошел дальше, кто выше, сильнее и мудрее тебя и при этом может быть рядом. Ведь именно пример пробуждает душу человека и дает толчок к росту, а не слова и наставления. Хотя, конечно, и они тоже нужны.
А еще для преодоления внутренних границ важно не разучиться мечтать. Я не случайно говорю «не разучиться», потому что изначально мы все имеем эту способность как врожденную. Вспомните себя в юношестве, в молодости: мы мечтали об идеальной любви, о дружбе на всю жизнь, мы считали себя в силах сделать этот мир лучше и были готовы сражаться за это! Чуть позже мы «хорошо узнали эту жизнь» и познали ценность «синицы в руках», мы стали прагматичнее и расчетливее. Да, мы познали «внешнюю» сторону жизни, но, возможно, в ущерб ее «внутренней» стороне, которая не менее важна. Если уж мы говорим о том, что человек несет в себе скрытые внутренние потенциалы, то нужно признать, что они не открываются сами по себе; за них нужно сражаться!

— Не совсем понятно, что вы имеете в виду и как это связано с мечтой…

— Представьте, например, что в душе человека есть зерно, потенциал Прекрасного или, скажем, Справедливости — именно с большой буквы, поскольку речь идет об идеальном, совершенном понятии. Пускай этому человек повезло, и он в своей жизни встретил мудрого наставника или друга, который своим примером разбудил в нем тягу к Прекрасному или Справедливости — это очень важно и здорово, но этого одного недостаточно для полноценного пробуждения души самого человека. Ведь наше зерно должно вырасти, заслужить свое право на существование, а для этого ему неизбежно придется столкнуться с реалиями жизни. Наш человек может мечтать о Прекрасном, но будет жить в мире, наполненном в том числе и уродливыми образами. Он будет вынужден зарабатывать себе на хлеб, создавая не столько прекрасное, сколько востребованное. Или, движимый мечтой о Справедливости, он может пойти в политику или какую-либо общественную организацию, где столкнется с рутиной, коррупцией и борьбой за власть. В таких условиях очень непросто сохранить веру в свою мечту, очень непросто не опустить руки, ведь окружающая реальность побуждает тебя «быть как все», «не выделяться» и т. п. Мечта — она на то и мечта, что находится выше любой реальности и требует усилий, чтобы подняться до нее.
Кстати, никто не гарантирует, что мечту удастся воплотить (а ведь порой кажется, что именно воплощение мечты является конечной целью идеалиста). Мы с вами знаем, что в реальной жизни это почти никогда не удается — чтобы воплотилась прямо-таки вся мечта, в своем идеальном виде. Здесь вопрос не только результата. Ведь когда у человека есть мечта, к которой он стремится, само это устремление дает ему силы, чтобы стать другим, чтобы стать лучше. Поэтому, мне кажется, для человека так важно сохранить верность своей мечте, пусть даже он и не увидит результатов ее воплощения. Важно сражаться за свою мечту.

— А вам не кажется, что если каждый человек будет сражаться за свою отдельную мечту (а мечты у всех разные), то это приведет к еще большему разладу между людьми?

— Нет, не кажется. Я думаю, все дело в том, что мы иногда путаем понятие «мечты» и повседневные потребности и желания человека. «Я мечтаю о новом платье» и «я мечтаю о том, чтобы не было беспризорных детей» — согласитесь, есть разница? На уровне самых элементарных потребностей мы все очень, очень разные: я болею за «Динамо», а кто-то за «Спартак», я люблю мясо, а кто-то вегетарианец, мне нравится жить в городе, а кому-то на природе. Фанатичное следование чему-либо из перечисленного может любого человека привести к догматизму и активному неприятию иной точки зрения. А это, в свою очередь, ведет к разобщению и создает пусть и искусственные, но очень прочные границы между людьми. И эти границы могут сохраняться очень долго… Да что я вам рассказываю: сегодня все это видно невооруженным взглядом, наш мир словно соткан из всевозможных противоречий.
Но интересно, что чем более тонкими и возвышенными становятся потребности людей, тем меньше становится и различий. Если и вам, и мне нравится музыка — не только музыка какой-то одной группы, а музыка как таковая, — то мы скорее поймем друг друга. Если и вам и мне близко искусство — не только произведения какого-то одного художника, а искусство как то, что способно передавать некое вечное послание Прекрасного, — мы будем ближе друг к другу. Если и вам, и мне нравятся фильмы со смыслом, у нас уже будет много общего. Два ученых, например, будут прекрасно понимать друг друга, если каждый из них восхищен красотой мироздания и стремится открыть ее законы для людей. Или давайте вспомним знаменитую беседу Альберта Эйнштейна с Рабиндранатом Тагором о вере: ученый и поэт, такие разные люди, они говорят на одном языке и дополняют друг друга, потому что им обоим близка суть вопроса.
Получается, что чем выше, чем ближе к идеальному сфера потребностей человека, тем легче этому человеку понять другого и тем меньше между людьми барьеров и границ. Это похоже на то, как если бы несколько людей поднимались на гору с разных ее сторон: у подножия горы их разделяли бы многочисленные овраги и хребты, но чем выше бы они восходили, тем ближе бы становились друг к другу. То, что мы, образно говоря, встречаем на вершине, в мире идеального — это я и называю мечтой. Да, она высоко, она недостижима, но именно она не только заставляет человека подниматься над собой, но и объединяет людей друг с другом. Не случайно Платон, насколько я понимаю, располагал идеи и мечты в своем особом, умопостигаемом мире и считал их прообразом и источником всех вещей и явлений «нашего», материального мира, который он называл «чувственным».

— Ну, это положение Платона весьма полемично: среди философов есть как горячие сторонники этой теории, так и ее не менее горячие противники. Вы относите себя к почитателям Платона?

— В этом смысле да, хотя я и не считаю, что его философия лучше какой-либо другой. Если говорить обо мне, то я не сравниваю между собой разные учения и не пытаюсь выделить какое-либо одно как «самое-самое». Мне кажется, ни одно учение не может иметь исключительного права на Истину (а сегодня, увы, многие говорят о своей исключительности или своем превосходстве). Но каждое учение отражает ту или иную грань единой Истины, отражает в большем или меньшем объеме. И поэтому большинство философских и религиозных учений по своей сути схожи между собой: и Будда, и Иисус учат одним и тем же нравственным ценностям; и Веды, и неоплатоники, и суфии говорят о едином Источнике, проявляющем себя во всяком творении. Чем больше ты встречаешь таких пересечений, чем чаще положения одного учения подтверждаются другими, тем больше, на мой взгляд, оснований доверять этим положениям. Возвращаясь к вашему вопросу о Платоне — именно поэтому, наверное, я его так и ценю: в своих трудах ему удалось затронуть очень глубокие вопросы и изложить их в доступной даже для современного человека форме диалогов; но это не какие-то «новые идеи Платона», это очень древние учения, их можно встретить в других трактатах. Мне кажется, что человеку в наше время сильно не хватает широты взгляда, возможности и умения изучать и сравнивать между собой разные традиции — именно здесь таится корень розни, непонимания, недоверия и даже агрессии между людьми, народами и культурами. Но я надеюсь, уже не за горами то время, когда мы перестанем спорить о том, какая религия круче, а лучше изучим каждую из них и заново откроем их предназначение: помочь человеку вернуться к Первоисточнику, к Единому, к Богу.

— А вы сами верующий человек (если, конечно, удобно об этом говорить)?

— Если вы имеете в виду, посещаю ли я какой-либо храм как прихожанин или принадлежу ли к какой-либо из существующих ныне конфессий, то нет. Но и неверующим себя назвать язык не поворачивается, поскольку есть то, в чем я глубоко убежден. Например, я убежден, что наш мир не возник случайно, сам по себе. Я верю в Творца, являющегося причиной нашего существования. Но в моем понимании это не Бог какой-либо религии, не сущность, имеющая отдельное от меня бытие. Я верю в Творца, который неразрывно связан со своим Творением и эволюционирует вместе с ним. Я верю, что и в человеке, и в животном, и в растении, и даже в минерале присутствует «искра божья», часть Единого, которая делает это творение живым и дает ему потенциал для развития. Я верю в разумность и справедливость законов Природы. Можно ли назвать меня верующим?

— Мне сложно судить. Скорее, речь идет о каком-то пограничном состоянии между верой и знанием. Скажите, а в человеческую справедливость вы верите? Верите в возможность построения справедливого и счастливого общества? И в этом смысле, как вы вообще относитесь к такому понятию, как политика?

— К политике как науке и искусству отношусь с огромным уважением, но в современных политических движениях принципиально не участвую, поскольку считаю, что как раз самой политики там и нет.

— Что вы имеете в виду?

— Для меня политика неразрывно связана с понятием ответственности, а этим чувством люди обладают в очень разной степени. Вернее, оно пробуждается в человеке в разной степени по мере его внутреннего роста. Судите сами: ребенок, пока он ребенок, не может отвечать за себя и нуждается в помощи родителей. Когда он вырастет, он станет самостоятельным: начнет отвечать, но пока только за себя. По мере того, как он будет расти дальше, будет (в идеальном случае) расти и его ответственность; когда он сможет отвечать не только за себя, но и за близких ему людей, он сможет создать семью. Отец семейства — это тот, кто отвечает не только за себя, но и за других, своих близких, правильно? Но возможен и дальнейший путь: ответственность может расти и дальше. И вот когда круг людей, о которых болит сердце человека, круг людей, за которых он чувствует себя в ответе, становится достаточно большим, этого человека можно, с моей точки зрения, назвать политиком. Потому что он как отец родной этим людям, он хочет и может о них заботиться, а значит, может их вести. Это как хороший полководец, для которого все его солдаты — как дети родные. В моем понимании задача хорошего политика — не межгосударственные интриги, а забота о своем народе, забота не только о благосостоянии, но и о том, чтобы люди были счастливы. Как, скажем, в королевстве Бутан, где понятие «валового национального счастья» — не шутка, а статья Конституции.

— Ну и планка у вас! Таких политиков сегодня днем с огнем не сыщешь… Имеет ли смысл мечтать о таких руководителях, если даже в долгосрочной перспективе никого на примете нет? Не лучше ли выбирать из тех, кого имеем реально; выбирать лучших из них?

— Мне кажется, не лучше. Сегодня почти никто из нас не имеет государственного, политического сознания. Мы привыкли воспринимать государство как некую структуру, с которой у нас договорные отношения: мы ей налоги, она нам защиту, образование, дороги, здравоохранение и т. д. А лично мне ближе платоновское понимание государственного устройства, которое начинается с понятия «общего дела»: люди сознательно объединяются для общего дела, они хотят быть вместе, хотят быть нужными. В таком государстве нет ничего невозможного. Для его построения не нужно ломать границы или менять существующую власть. Все дело в той же самой ответственности: как только мы научимся воспринимать свой дом именно как свой дом, свою улицу как свою улицу, своих соседей как тех, с кем мы вместе строим что-то общее, многое изменится, поверьте мне. Я называю это гражданской позицией: чувство личной ответственности за то место, где ты живешь, за людей, с которыми ты вместе живешь. Такое государство всегда начинается с каждого человека, с себя.
Сегодня в целом наша позиция больше напоминает потребительскую: мы все время хотим что-то получить от государства. И мы пассивны, мы чего-то всегда ждем. Лично меня такое отношение не очень устраивает. Я не в восторге от тех правителей и чиновников, которые нынче у власти. Но считаю совершенно бессмысленной идею их ругать, обвинять и ненавидеть: народ всегда заслуживает ту власть, которую имеет, это старая истина. Поэтому мое «политическое кредо» очень простое: менять нужно не власть, а сознание людей; еще Будда говорил, что все наши беды — от неведения. Я глубоко убежден, что чем больше люди будут знать о самих себе и о мире, в котором мы живем, тем глубже мы будем чувствовать свою взаимозависимость и нужность друг другу. Из конкурентов мы тогда превратимся в соратников, а это уже серьезная заявка на успех!

— Очень хочется верить, что картина, которую вы рисуете, когда-то станет реальностью.

— Верить нужно. И нужно много работать, это да. Но начинать все равно нужно с просвещения. Пользуясь случаям, хочу поблагодарить ваш журнал за ту работу, которую вы ведете именно в этом направлении.

— Спасибо большое! А что бы вы пожелали нашему журналу на будущее?

— Не бояться. Не бояться писать о том, во что верите вы. И не бояться, что вы не будете услышаны. Даже если услышат и поймут всего несколько человек, это может очень многое изменить.

— Еще раз огромное спасибо! И самый последний вопрос: кто вы? Как вас зовут, сможем ли мы еще встретиться?

— Я непубличный человек, и мое имя мало что скажет. Тем более что я не уникален, как мне кажется, и чем-то наверняка очень похож на других читателей вашего журнала. На моем месте вполне мог бы оказаться кто-то из них. А встретимся мы обязательно!



 

You have no rights to post comments