Любимые книги как неиссякаемый родник. Их не устаешь перечитывать вновь и вновь и каждый раз открываешь новый смысл в знакомых строках. Каждое такое открытие словно подарок, и мысленно благодаришь за него автора. А следом уже рождаются вопросы: «Интересно, какой смысл вкладывал в эти слова сам пишущий? Чем хотел поделиться, перебрасывая этот мост в будущее, к незнакомым читателям? Так ли мы поняли его?»

Летом 1938 года в жизни профессора англо-саксонского языка Джона Рональда Руэла Толкиена настали не лучшие времена. Масса дел в колледже, болезнь жены, несчастный случай во время работы в саду, после которого он и сам надолго расхворался, финансовые затруднения. И надо всем этим — тягостное предчувствие беды: в Европе разгоралась новая война.

Да, он устал и подавлен. Но все напасти отходят на второй план, «ибо есть у меня то, что я всей душой желаю создать, и к созиданию этому склоняется... моя натура... Все остальное для меня менее значимо. Я уверен, что по большей части для мира это Чостальное“ куда более важно. Но моего положения это не меняет».

Он одержим Книгой. Новой книгой, над которой работает урывками, в те минутки, которые оставляют ему утроившиеся служебные обязанности, учетверившееся бремя домашних дел и участие в гражданской обороне. Как только удается выкроить немного времени, он сразу же берется за перо. И порой ему приходится силой отрывать себя от книги, чтобы заняться проверкой экзаменационных работ и лекциями.

Дж Р. Р. Толкиен в годы Первой мировой войны. 1916

Он пишет повсюду: на чердаке крохотного домишки, «куда война изгнала нас из дома, в котором выросли мои дети», в военных бараках, набитых людьми, где граммофон гремит во всю мощь. Глава за главой отправляются на суд сына Кристофера в военный лагерь в Южной Африке. Кристофер пока его единственный читатель и критик. А еще и лучший друг, родная душа, с которой можно делиться всем на свете. «А ты стал для меня столь драгоценным даром в пору горя и душевных терзаний; и твоя любовь, что открылась мне почти сразу же, как ты появился на свет, предрекла мне словно вслух, на словах, что мне суждено вечно утешаться уверенностью: так будет всегда».

Письма Кристоферу хранят самые глубокие переживания и раздумья писателя. О добре и зле, о смерти и бессмертии, о судьбе, о долге, преданности и любви. В них звучит и тревога: он с болью видит, как мир, который он любит и к которому так привык, погружается в хаос войны, как растет смятение и отчаяние в душах и сердцах людей... Обо всем этом ему хочется сказать еще многим, но как?

Есть один верный способ сделать это — пользуясь старинным приемом, облечь истину в одежду из сказок и легенд. «Я выражаю чувства наиболее глубокие через предания и мифы... Я это делаю, поскольку — не сочтите это высокопарщиной — мне кажется, что мой взгляд на мир легче и естественнее всего выразить именно так». За этим признанием — многолетнее глубочайшее исследование древних языков и эпосов, благодаря которому он овладел искусством читать между строк таинственные послания древности и сделал одно простое, но важное открытие: «легенды и мифы сотканы из истины».

И тогда к нему приходит сумасшедшая идея: «Только не смейтесь! Но некогда... я задумал создать цикл более-менее связанных между собой легендѕ Цикл, который я мог бы посвятить просто стране моей, Англии».

В начале 30-х на чистой странице скучной школьной экзаменационной работы он написал слово хоббит. Написал и сам удивился. А где имя — там и история: надо было выяснить, что за хоббит такой. И вряд ли Толкиен тогда предполагал, что для этого понадобится не один десяток лет.

Но началось все еще раньше. «Не помню такого периода в моей жизни, когда бы я это все не созидал» — читаем в одном из писем. Еще в детстве его завораживали валлийские названия, написанные на вагонах с углем. Увлечение древними языками очень скоро переросло в особую любовь. В студенческие годы Джон открывает готский и финский, древнеанглийский и древнеисландский. Древние тексты становятся для него нотными записями, он упивается музыкой старинных слов. И в конце концов начинает придумывать свои языки, с алфавитами и грамматикой.

Дж Р. Р. Толкиен в студенческие годы Оксфорд. 1916

А вслед за языками появляются первые истории в стихах и прозе — о тех народах, которые на них говорили; он писал большей частью в военных лагерях и госпиталях между 1915 и 1918 годами, когда позволяло время. Пока это только наброски к грандиозной картине мира, в котором будет происходить действие его «Хоббита», «Сильмариллиона», «Властелина Колец». Истории эти возникают одна за другой, приходят, словно «нежданные гости», стучатся в воображение автора, желая быть написанными. «Я ничего не придумываю, а лишь передаю», — не устает повторять Толкиен. Он считает себя не писателем, а, скорее, протоколистом. «Мною всегда владело чувство, будто я записываю нечто, уже где-то, там, "существующее", а вовсе не "выдумываю"»; «"В. К." принадлежит не мне»; «У меня самого ощущение было примерно такое, как если бы я читал чужое произведение»; «Я давно перестал придумыватьѕ я дожидаюсь, пока мне не покажется, будто я знаю, что произошло на самом деле. Или пока оно само не напишется», — признается он в письмах.

И бесполезно продумывать сюжет — история развивается сама по себе, а ему остается лишь набраться терпения и наблюдать. И быть готовым к новым сюрпризам от своих героев. Порой их подвиги так трогают писателя, что на только что написанные страницы капают слезы...

Последняя точка в книге «Властелин Колец» ставится в 1955 году. «Главный факт моей биографии — это завершение "Властелина Колец", чему я до сих пор не устаю изумляться». История, задуманная как продолжение «Хоббита», детской сказки, выросла в грандиозный эпос. «Я породил монстра: невероятно длинный, сложный, довольно горький и крайне пугающий роман» — вот как отзывается он о своем детище, которое создавал 17 лет!

В темную пору мы родились, в неподходящееѕ время. Утешение одно: в противном случае мы так и не узнали бы и не полюбили бы так сильно все то, что на самом деле любим. Думается мне, только рыба, вынутая из воды, имеет хоть какое-то представление о том, что такое вода. Кроме того, остались же у нас еще наши маленькие мечиѕ Так поддерживай в сердце неугасимый хоббитский дух и думай о том, что все истории таковы, если посмотреть изнутри. Из письма сыну Кристоферу

В его книге 600 тысяч слов, но вряд ли хоть одно из них не обдумано. Во «Властелине» нет лишних фраз, лишних глав, событий, героев: каждому отведена своя роль, ведь все они — образы того мира, который Толкиен любит всей душой. И главное — он надеется, что роман найдет своих читателей, которым «таких книг вечно не хватает, а те, что есть, недостаточно длинны и голода не утоляют».

Правда, его одолевают сомнения, на сердце неспокойно: «Я с ужасом жду публикации... Я выставил свое сердце под выстрелы». Но появление книги сопровождалось не шумом выстрелов, а громом читательских аплодисментов. «Не устаю ликоватьѕ что вера моя оправдалась. Есть изголодавшаяся аудитория».

«Мистер Толкиен — один из тех прирожденных рассказчиков, внимая которому читатели с широко раскрытыми глазами, точно дети, требуют: дальше!» — напишет «Манчестер гардиан» 20 августа 1954 года.

Почему же «Властелин Колец» уже больше полувека остается одной из самых читаемых книг на всех континентах мира?

Конечно, первое, чем книга поражает, — это своей монументальностью, грандиозностью и вместе с тем тщательной проработкой каждой детали: от карт, языка, имен, хронологии, генеалогических древ до реплик героев. А чего стоят историческая грамматика и этимологический словарь двух эльфийских языков! Такой труд мог осилить только Толкиен с его безмерной — толкиеновской! — любовью к языку, к мифам, к своему творению, а главное — к тем, кому оно было предназначено.

Но восторженные читатели, едва успев дочитать книгу, углубились в изучение деталей и подробностей, особенностей жизни обитателей Средиземья. Посыпались письма с вопросами: «Правда ли, что при осаде Гондора король-чародей летал на птеродактиле?», «Во что одевались народы Средиземья?», «Как выглядела гондорская корона: как венец валькирии или как что-то вроде картинки на пачке сигарет "Голуаз"?» и т. п. Кольцу тоже находили самые невероятные объяснения. Одни сравнивали его с кольцом Нибелунгов. «Оба кольца были круглыми, и на этом сходство заканчивается», — парирует Толкиен. Другие пытались провести прямые параллели с тогдашней политической ситуацией: орков сравнивали с коммунистами, а в Кольце видели символ ядерной угрозы. «Моя история — ни в коем случае не аллегория ядерной угрозы, но угрозы Власти как таковой... Того неизбежного исхода, что венчает любые попытки победить силу зла — силой», — объясняет автор.

За деревьями не увидели леса... Мало кто из читателей тогда (да, наверное, и сейчас) сумел понять то, что хотел сказать Толкиен, какой болью, жившей в его сердце, хотел поделиться. «Эти письма... меня отчасти удручают. Сколько же тысяч зерен доброго человеческого злака... падает на бесплодную каменистую почву, если столь крохотная капелька воды способна так опьянить! Но, наверное, надо быть благодарным за милость и удачу, позволившие мне дать людям хотя бы эту каплюѕ Удастся ли "Кольцо" и дойдет ли до жаждущих?»

Страница рукописи "Властелина Колец"

Дать людям хотя бы каплю... Может быть, именно это заставляло его долгие 17 лет по нескольку раз переписывать главы, оттачивая каждое слово. Может быть, это заставило с отчаянной решимостью сказать: «...я со всей определенностью надеюсь оставить после себя данную вещь в отредактированном, окончательном варианте, — дабы мир швырнул ее в корзину для бумаг».

Кто они, эти жаждущие? И какую жажду надеялся утолить Толкиен своей книгой?

Горестная реальность военных лет заставляет по-иному искать ответы на вечные вопросы о добре и зле, о жизни и смерти, о судьбе, о свободе, о выборе. Ответы на безмолвные «почему?», застывшие в глазах миллионов его современников, испивших из чаши страданий.

«Порою меня просто в ужас повергает мысль о том, сколько же повсюду в мире в настоящий момент человеческого горя: миллионы людей оторваны друг от друга, досадуют и злятся, растрачивают свои дни попусту — не говоря уже о пытках, боли, смерти, утратах, несправедливости. Будь страдания зримой субстанцией, эту погруженную в ночь планету почти полностью окутало бы густое темное марево, сокрыв ее от изумленных небес!

...Знаем мы только то (в значительной степени по собственному опыту), что зло пускает в ход громадные силыѕ да только тщетно; оно лишь подготавливает почву, на которой пустит ростки нежданное добро. Так оно происходит в общем и целом; так оно происходит с нашими собственными жизнямиѕ нам необходимы вся наша врожденная человеческая храбрость и мужество (а необъятный запас человеческой храбрости и выносливости просто поражает, не правда ли?) и вся сила нашей веры, чтобы выстоять перед лицом приключившегося с нами злаѕ нам дано молиться и надеяться. Для меня это так».

Толкиен и его жена Эдит

Да, война погрузила мир во тьму, но тем ярче в ней разгораются огоньки, зажженные силой человеческого духа, подлинного мужества и любви. И быть может, «Властелин Колец» обращен к тем неравнодушным, которые, когда все вокруг рушится, отчаянно пытаются спасти хоть что-то. Чтобы эти обычные люди, маленькие, никому не известные, поверили в то, что их безнадежные и отважные попытки, каждое их усилие, кажущееся безрезультатным, каждый подвиг, о котором никто никогда не узнает, чрезвычайно ценны и важны. Чтобы они не чувствовали себя такими одинокими, чтобы благодаря героям книги в их сердцах вновь поселилась Надежда.

«Дорога тяжела, ни сила, ни мудрость далеко по ней не уведут. На этой дороге у слабых будут равные шансы с сильными. Мудрые знают — такое случается, когда сдвигаются мировые колеса. Их приводят в движение руки малых сил, пока глаза великих устремлены вдаль» («Властелин Колец»).

И вот на сцене появляется хоббит, маленький человек. «Они сделаны маленькимиѕ чтобы продемонстрироватьѕ ошеломляющий и неожиданный героизм человека заурядного в "трудный час"». Простой и незаметный, он оказывается в центре повествования. А столкновение великих сил добра и зла — это только «"декорации" для героев, на фоне которых они смогут проявить себя», силу своего сердца, огромную силу любви и сострадания и одержать победу ценой высшего напряжения духовных и физических сил. «Ибо сердце — кремень, даже если бьется в уязвимом теле».

— Я думал — герои в сказках ищут подвигов и совершают их, потому что хотят, что им это интересно, — ну для развлечения, если вы понимаете, про что я толкую. Но в настоящих сказках, в тех, которые запоминаются, дело вовсе не в этом. Там герои просто попадают куда-нибудь, потому что таков их путь. Они ведь могут вернуться... да только не возвращаются. Про тех, кто вернулся, сказок не складывают и песен не поют. Которые до конца шли, те — другое делоѕ Неужели старые-то сказки не кончаются никогда? — Кончаются не сказки, — задумчиво сказал Фродо, — это герои появляются и уходят, когда их дело сделано. «Властелин Колец».

Хоббиты главными героями оказались неслучайно. Ничто так не способно растрогать сердце писателя, как «облагораживание низкого», превращение из гадкого утенка — в лебедя. Таков и главный герой Фродо — пример хоббита, «сломленного бременем страха и ужаса — сломавшегося и в конце концов преобразившегося в нечто совсем иное». Имя его Толкиен не придумал, а позаимствовал из германской традиции, оно восходит к древнему слову froґd — «мудрый благодаря опыту», а мифологически связано с северными легендами о золотом веке. «А станет он в конце пути как хрусталь, наполненный чистым светом, если только найдутся глаза, способные это увидеть».

Это все действительно придет — потом. А вначале не было у простодушного Фродо ни особой силы, ни мудрости. Зато было неравнодушие. К судьбе своего народца и крохотного клочка земли, над которым нависла тень Врага. А тут еще и Кольцо Всевластья, дающее неограниченное могущество, возможность вершить судьбы мира, «случайно» оказавшееся в его рукахѕ На Совете мудрых он узнает: чтобы восстановить мир, Кольцо необходимо уничтожить, а для этого нужно отправиться в самое сердце тьмыѕ А дальше что было — благородный порыв или отчаянная глупость? Прервав спор мудрых и сильных, встать и сказать: «Я возьму Кольцо. Только я не знаю дороги».

«Господь... с такой удивительной готовностью отвечает на молитвы наименее достойных из своих просителей — если молятся они за других». И Господь ответил — послав хоббиту отчаянное приключение. Маленькому хоббиту с сердцем героя. «Фродо предпринял свой поход из любви — чтобы спасти знакомый ему мир от беды за свой собственный счет, если получится; а также и в глубоком смирении, понимая, что для этой задачи он совершенно непригоден. На самом деле он принимал на себя обязательство лишь сделать все, что сможет, попытаться отыскать путь и пройти по этой дороге столько, насколько хватит сил духовных и физических. Все это он выполнил».

Такие они, хоббиты. Слабые, смешные, бесхитростные, но очень искренние в своих отчаянных попытках спасти Средиземье. Много раз отступают и ошибаются, много раз падают, но вновь и вновь поднимаются и продолжают идти, храня верность долгу — не на словах, а на деле. Даже если долг зовет идти за другом на верную смерть. «Куда Фродо — туда и я», — говорит Сэм. А как иначе? Поэтому Кольцо и не может подчинить их: они им не владеют, а лишь хранят его.

«Кто я — владелец или хранитель?» — один из ключевых вопросов книги. Он очень важен для Толкиена. Стремление присваивать, копить ценности материальные и духовные превращает человека в раба того, что должно служить ему, заражает болезнью потребительства. Толкиен не устает писать об этой опасности:

«Выздоровление — это возобновление ясного взгляда на мирѕ Нам нужно вымыть окна. И тогда ясно увиденные вещи сбросят тусклую дымку, перестанут быть знакомыми и стертыми, освободятся от нашего чувства собственника. Эта "стертость" — наказание за присвоение. Вещи стертые или знакомые (в дурном смысле слова) — это вещи, которые мы на законных основаниях или мысленно присвоили. Мы говорим, что знаем их. Они когда-то привлекли нас своим блеском, цветом, формой, и мы их заграбастали, заперли под замок в сокровищницу, вступили в обладание и перестали на них смотреть» («О волшебных сказках»).

Состарившийся профессор задумчиво смотрит вдальѕ Как он похож на своего героя, волшебника Гэндальфа! Добротой, светом в глазах, мудростью — и необычайной скромностью и простотой. Хотя у него есть чем по праву гордиться. Он осуществил мечту своей юности — подарил родной Англии цикл легенд и преданий. Сотворил мир — сказочный, далекий, но такой близкий, если посмотреть изнутри...

Цитаты из: Джон Рональд Руэл Толкин. Письма. М., 2004

You have no rights to post comments