Кабинеты, оснащённые проекционным оборудованием, диалог с родителями на сайте школы, электронные дневники учащихся, должность омбудсмена — чего только нет в этой школе, кстати, одной из лучших в стране!
Но директор Центра образования «Царицыно» № 548 (так правильно называется это учебное заведение) Ефим Лазаревич Рачевский на достигнутом не останавливается. Он не только хорошо знает потребности педагогов и учеников своей школы, но чувствует время, в которое мы живём. О непростой профессии школьного учителя, о переменах в современной школе и проблемах образования в наш технократический век мы и поговорили с Ефимом Лазаревичем в начале 2010 года, объявленного в нашей стране Годом учителя.
• Ефим Лазаревич, нарисуйте, пожалуйста, портрет современного ученика.
А из пьющей семьи или непьющей?
• Неожиданный поворот…
Дело в том, что отечественное образование уже лет 25 находится в перманентном состоянии реформирования, и всегда, когда реформа начинается, ставится благая цель. Одна из таких целей была поставлена 10 лет назад — школа как социальный лифт, социальное перемешивание.
Замысел был следующий: в современном мире качественное образование, безусловно, даёт конкурентные преимущества на рынке труда, и человек, получающий такое образование, становится успешным в жизни. Это действительно так, никто сегодня этого отрицать не станет.
Для нас, в прошлом советских людей, это было в диковинку. Например, я, человек с университетским образованием, в советские времена в автобусах со злостью и завистью читал объявления «Приглашаем на работу в автобусный парк. Заработная плата — 300 рублей». А я получал 120 рублей. Зачем, спрашивается, все эти университеты?
Но в последние 10 лет российские семьи напрямую стали связывать качество образования и уровень жизни своих детей. Моему другу сэру Майклу Барберу принадлежит замечательная фраза: «Зная, как ребёнок читает в семь лет, я могу сказать, каким будет его годовой доход в 35 лет». Это, конечно, преувеличение, но примерно так и есть.
Однако проект «Школа как социальный лифт» провалился.
• В чём причина?
Причин две. Во-первых, качественное образование недоступно для небогатых семей. И во-вторых, эти семьи сами не становятся в очередь за качественным образованием. Семьи, которые составляют основу нашего гипотетического среднего класса, осознанно занимаются поиском хорошей школы для своих детей. Тем же семьям, которые не относятся к этой социальной группе (не обязательно, чтобы они были пьющими), в значительной степени всё равно, какого качества образование получает их ребёнок, и они не вмешиваются в этот процесс. Они по-прежнему слепо доверяют школе. Раз учитель сказал, значит, надо делать, тем более если сказал директор.
Школа не стала социальным лифтом, потому что нет равного доступа к качественному школьному образованию. Что бы ни говорили про ЕГЭ, про справедливость, про равенство, ресурсные возможности семьи играют колоссальную роль. Устроить ребёнка в хорошую школу, нанять ему хорошего репетитора, дать доступ к качественному Интернету, иметь в доме книги и так далее — всё это требует ресурсов.
• А если за скобками оставить социальные проблемы и посмотреть объективно, то какие они, современные выпускники школы?
Они все очень хорошие, какую бы школу ни заканчивали. Это совершенно точно. Их хорошесть заключается в том, что они все, если подойти прагматически, являются носителями высокотехнологичной информационной культуры. И большая беда, что они абсолютно не востребованы на рынке труда в этой сфере. В мире востребованы, а в России нет.
Во-вторых, большинство тех, кто дошел до 11 класса, умеют самостоятельно строить свою дальнейшую образовательную либо профессиональную дорогу. В отличие от своих предшественников, они умеют принимать решения. Те не умели, шли по накатанной, а у этих есть выбор.
Ещё одна черта нынешних выпускников — они очень коммуникабельные, коммуникативные.
И с одной стороны, они политически индифферентны, а с другой, невзирая на все усилия ведущих партий по воспитанию патриотизма, они патриотичны. Они искренне патриотичны, как бы ни тужились в своём стремлении родить национальную идею наши партии. Дети очень болезненно переживают неудачи России и искренне радуются её победам. Хорошие они, хорошие!
• Ефим Лазаревич, а как вы относитесь к тому, что школа сейчас только учит, а воспитательные функции переложены на родителей?
Это неправда, никто воспитательные функции на родителей не перекладывает. Если мы возьмём циркулярные документы, которые получает директор школы, то увидим, что треть из них связана с воспитанием, более того, есть даже тенденция возврата к тем пяти или шести пресловутым направлениям в воспитании, которые были раньше: духовно-нравственное, трудовое, патриотическое, этическое, физическое, эстетическое. Нет, школа не перекладывает на семью вопросы воспитания, а пытается вернуть семье право и ответственность за воспитание ребёнка.
• А у семьи это право было отнято?
СССР был единственной страной в мире (потом ещё страны соцлагеря подключились), где в школе была должность классного воспитателя, классного руководителя. Откуда она взялась? Диктатура пролетариата семье не доверяла, семья была вторична. Вспомните синдром Павлика Морозова: сначала Родина, потом семья, сначала Ленин, а потом мама с папой. Поэтому сейчас мы возвращаем семье право на воспитание ребёнка. Если посмотреть Международную конвенцию о правах детей, там написано, что естественное право по отношению к своим детям имеют только родители и больше никто. Если родили, выкормили, то и воспитайте! Иначе вы не родители, а свиноматки, которые плодятся, плодятся, а фермер уже решает, что из ваших детей сделать, ветчину или ещё что-нибудь. Я за индивидуальное против коллективного, за семейное против государственного. Я вообще не государственник.
• А кто в таком случае воспитывает родителей?
Хороший вопрос. Я сейчас сошлюсь на замечательного американского антрополога, ныне покойного, Маргарет Мид. Она говорила о том, что мы скоро будем жить в совершенно другую эпоху. Были эпохи, когда все молодые учились у всех старых. Передача информации от старших к младшим характерна для традиционного общества. Потом проявились иные тенденции, когда старшие и младшие учились вместе. Например, вождению автомобиля — он же одновременно пришел и к старшим, и к младшим. Или чтению и письму, как во времена культурной революции в России конца 20-х годов. Тогда вся Россия была безграмотной и все маленькие и большие учились вместе. Но Маргарет Мид предвидела, что будет и третья ситуация, когда старшие будут учиться у младших. Для меня, например, мобильный телефон выполняет две-три функции, а если я сейчас сюда в кабинет вытащу двоих пятиклассников, то они мне найдут ещё 15–20 функций, даже больше.
Кто учит родителей? По логике вещей, их должны учить их родители. Но большей частью у нас родители — это самоучки, которые учатся по технологии проб и ошибок. Мы у себя в школе пытаемся создать родительский клуб, но приходят туда те, кто и так уже этим занимается самостоятельно, те, кому это надо, а массового обучения пока нет.
• Тогда получается парадокс: мы говорим, что детей должны воспитывать родители, а родители к самостоятельному воспитанию пока не способны.
Нет, интуитивно они всё же это делают. На самом деле что такое воспитание? Это когда в семье придерживаются определенного ценностного ряда и он является основой семейной этики взаимоотношений. Всё, больше ничего не надо. Помните Маяковского: «Кроха сын к отцу пришел, и спросила кроха: „Что такое хорошо, что такое плохо?“» Дети же изначально верят родителям, верят учителям, и в младшем школьном возрасте учебная деятельность у них является ведущей. Учитель у них на пьедестале. Потом начинается 11-, 12-, 13-летний возраст, и они сталкиваются с тем, что взрослые врут, что выживает сильнейший и так далее.
• А это общая проблема или только российская?
Это ситуация мировая, но есть и несколько исключений, они полярные. Один полюс — это когда существует беспрекословная власть старших (традиционное общество, допустим, на Востоке или в каких-нибудь племенах), другой — это, например, Финляндия, где всегда всё делается вместе. Там школа без участия родителей вообще ничего не делает. Там есть реальное соучастие всех трёх субъектов: и образования, и обучения, и воспитания. Поэтому Финляндия вот уже 10 лет занимает лидирующее место в мире по качеству образования. Правда, шведский министр образования как-то сказал, что у финнов, кроме Nokia, ничего нет, поэтому выпускникам университетов негде работать, и они идут в школы. Там действительно человека младше 27 лет в школу на работу не берут (у нас можно с 18); место в школе не получишь, если у тебя нет магистерской степени, и вообще там попасть в школу трудно, у них 12 претендентов на одно место.
• А не лучше ли собрать всех детей в хорошем образовательном учреждении, закрытом, где есть хорошие педагоги? Был в истории России пример Царскосельского лицея, где встретились 13–14-летние мальчики и хорошие педагоги, а выросли люди, многие из которых повлияли на судьбу России…
Да, действительно, много славных имен: Горчаков, Пушкин, Кюхельбекер, Дельвиг, Матюшкин...
Но вы же понимаете, что такой шаг не является системным для современного отечественного образования, потому что у нас 76 регионов. Да, можно по одному такому заведению сделать в каждом регионе. Ну да, будет кучка таким образом воспитанных людей. Но к системным сдвигам это не приведёт. Это моё убеждение. Штука в том, что во времена Кюхельбекера и Пушкина Россия жила в другой цивилизационной эпохе, знания были универсальными и сами люди ещё далеко не ушли от ломоносовского универсализма. Сейчас ситуация сильно поменялась, потому что информационное пространство сегодня абсолютно открытое, доступное, и подобного рода образовательные проекты, конечно, имеют смысл, но прежней роли играть не будут.
В Москве есть некие версии подобных учебных заведений. Допустим, школа «Пример». Это самая дорогая школа в России. И, кстати, самая хорошая. Она существует лет 15, но пока что мы не слышали о том, что выпускники школы «Пример» стали для России тем же, чем стали выпускники Лицея.
Сейчас даже английские закрытые школы становятся всё более открытыми. Раньше они носили сословный характер и не всех принимали, а сейчас заплати, и тебя примут. То есть сейчас системы скорее открываются, а не закрываются и закрытые частные школы погоды не делают.
• А делают её массовые школы?
Даже не школы. Уже не школы. Есть такой замечательный американец славянского происхождения Иллич, найдите его книжку «Общество без школ». Он утверждает, что школа сегодня ушла на третье-четвёртое место как источник информации. И всё большее количество людей сегодня стремится найти образование за пределами школы. Я уже писал в 1992 году, что хождение в школу не должно мешать образованию. Времена, когда книга приковывала к столу, а учитель был единственным источником знания, уже прошли. Сегодня образовательные среды, созданные семьёй: путешествия, музеи, домашняя библиотека, диалоги и так далее, — дают порой больше, чем школа. Поэтому сегодня 1,6 миллиона американцев школьного возраста в школу не ходят. Если пять лет назад в нашей школе лишь двое были на семейном обучении, то теперь человек 40 (это происходит, как правило, в младшей школе). Такие дети приходят потом в среднюю школу менее зашоренными, более свободными.
• А как же роль педагога как человека, который меняет твою судьбу, открывает мир, показывает, кто ты, куда тебе дальше идти? Эта роль осталась?
Да, она была, а теперь рядом с педагогом смело могут встать мама с папой и общество. Когда-то педагог был единственным. Он был монополистом этих открытий. Только у него был консервный нож. Теперь он есть у многих. В этом смысле школы как институции, как учебные учреждения утрачивают свои позиции. И слава Богу! А педагог? Попробуем обратиться к русскому языку. Слово «обучение» стало архаикой. Потому что обучение предполагает объектный статус ученика и субъектный статус учителя. Теперь актуально другое — учение как процесс без фиксированного результата. Потому что мы прекрасно понимаем, что результаты ЕГЭ — это не конечная станция, как, впрочем, и «тройки», «пятёрки». У меня только что была молодая пара. Их ребёнок учится в Индии, они там в командировке. И они обеспокоены не тем, что знает их девочка (она сейчас в седьмом классе), а тем, что программы индийской школы и нашей не совпадают. Они спрашивают: «Если мы принесем документы, вы их примете?» Я им предложил принести документы не на английском языке, а на хинди. Хинди здесь никто не прочитает. Поэтому мы будем судить по фактическим знаниям девочки, а они хорошие.
Роль учителя сейчас другая. Это учение, а не обучение и не научение. Вторая роль лоцманская: педагог должен сделать так, чтобы ребёнок самостоятельно мог искать, понимать, читать и так далее.
• Что для вас главное при приёме педагога на работу? Какими критериями вы руководствуетесь?
Главное — это способность к диалогу, во всём остальном есть право на ошибку. У нас учителя большей частью хорошие, хотя есть разные.
Знаете, что у нас в школе исполняет роль чистильщика рядов? Как это ни странно, школьный сайт. Приведу пример. У нас есть страничка «Диалоги с директором». Получил вчера письмецо: «Идёт школьный этап олимпиад. Олимпиады — дело добровольное, почему ваши учителя назначают участников олимпиад? А вдруг „троечник“ на олимпиаде себя как-то проявит?» Я тут же, на планёрке, выяснял, кто этот нехороший человек, который так с ребятами поступает, и пообещал всем, что дам нелицеприятный ответ и опубликую его на сайте.
У нас кроме сайта есть ещё корпоративный портал, где мы методики выстраиваем. Туда доступ имеют только работники школы, чтобы народ не видел в том числе и того, как мы ругаемся. А наш руководитель детского сада (у нас есть свой детский сад) Маша Ларионова говорит, что надо не на портале всё это обсуждать, а на сайте. Иначе тем людям, кто плохо работает и ругается, стыдно не будет.
• А вы мечтали быть директором?
Никогда в жизни.
• Чем директор отличается от педагогов?
Он им завидует.
• То есть, была бы ваша воля, вы были бы педагогом?
Конечно, я же в этой школе работал учителем истории. Я директором стал случайно, у меня деньги кончились.
• А можете вспомнить самое яркое событие из вашей директорской жизни?
Самое яркое?.. Я стал директором этой школы в 84-м году. Школа была ещё в другом месте: пятиэтажка с барельефами Жуковского, Пушкина. В марте в подвале лопнула труба с холодной водой. Вода течёт и течёт. Я пошёл по инстанциям, денег-то не было — всё сверху шло. К сентябрю я трубу залатал. Но эта труба дала мне представление о том, что такое система принятия решений в нашей стране. Это было сильно!
Или ещё пример. Когда ремонтировали другое здание школы, я был вынужден украсть переходящее Красное знамя у строителей, и это стало достоянием прессы. Пока они мне не отремонтировали то, что должны были, я им знамя не вернул. Такие вот в основном полудетективные дела.
• Блестяще! Похоже, вы авантюрист по натуре?
Не по натуре, а по сути своей. Я не хочу сказать, что вся жизнь прошла в борьбе, но я получил некий опыт цинизма при взаимодействии с чиновниками разных уровней. У чиновников же две составляющие сознания. Одна — «чтобы с работы не сняли». А вторая — «чтобы похвалили». Вот, допустим, проходит субботник по уборке листьев. Я знаю, что если буду доказывать, что листья полезны, то никто не поймет. И я взвешиваю, выгонять детей на этот субботник или лучше гастарбайтеру дать 500 рублей, и он все листья уберёт. Понятно, да?
• Директор, учитель — это много труда, много отдачи. Но невозможно всё время отдавать, нужно где-то наполняться. Где вы черпаете силы, Ефим Лазаревич?
Разнообразие видов деятельности — а разнообразие у меня очень большое — приводит к тому, что, когда торчишь в какой-нибудь общественной палате, думаешь: «Поскорей бы в школу!» Вы знаете, наверное, школа — это остров отдохновения для меня.
• А вы счастливы?
Ну конечно. Безмерно!
• От всего, что происходит? Или потому, что вы на своем месте?
А вы знаете, что такое счастье? Чтобы скучно не было. А мне не скучно.