В гостях у нашего журнала Ирина Дмитриевна Прохорова, главный редактор журнала и издательского дома «Новое литературное обозрение», соучредитель благотворительного Фонда Михаила Прохорова.
• Ирина Дмитриевна, расскажите, пожалуйста, для чего создавался фонд, каковы его цели?
Официальное название фонда — «Фонд культурных инициатив». Он создан для поддержки культуры в регионах России, и главная его задача — делать не просто больше программ (этих поддержать, тех, других, и все отлично), а больше хороших программ. А для этого нужно понимать специфику существования людей на территории. Поэтому, прежде чем начать работу с конкретным городом, регионом, мы его изучаем: привлекаем статистические данные, специалистов, которые рассказывают нам об истории края, о ситуации в нем, о приоритетах самих жителей, их потребностях. И исходя из всего этого, мы пытаемся разработать те программы, которые хорошо легли бы на особенности региона.
В Норильске, например, мы уже пятый год проводим театральный фестиваль. Это не красивый фантик, это — жизненная потребность для норильчан, потому что в городе театры не гастролировали больше 10 лет. И люди были обречены ходить в свой замечательный, но единственный театр. Второй крупной акцией, инициированной нашим фондом, стал Фестиваль современного искусства «Таймырский кактус», который в этом году тоже проходит в пятый раз.
• В чем проблема таких городов, как Норильск?
В Норильске очень много интеллигенции, которая оказывалась там вынужденно, по разным причинам начиная с ГУЛАГовских времен. Образованных людей в Норильске намного больше, чем в среднем по стране. Но это законсервированный регион — там почти ничего не известно о современной литературе, кино, искусстве. И «Кактус» как раз показывает весь современный спектр: от радикальных практик, которые больше нравятся молодым людям, а людей зрелых приводят в трепет, до новой жизни классики, которая последним ближе. То есть мы делаем мультимедийный фестиваль для разного культурного зрителя и читателя.
• А в чем специфика Красноярского края?
Красноярск — открытый университетский город, где много гуманитарных и технических вузов, куда съезжаются на учебу со всего Зауралья. Но там нет хороших книг. Библиотеки не комплектуются хорошими книгами лет 10–15. Большое число специалистов при отсутствии литературы хорошего качества — это абсурд! Поэтому мы организовали книжную ярмарку, и она стала стержнем всех мероприятий, которые фонд проводит в этом регионе.
• Можно ли сказать, что главная задача фонда — финансирование культурных проектов?
Не только. Путем грантов, конкурсов мы пытаемся научить людей инициативе. Мы не просто даем деньги на оборудование и прочие нужды, но самое главное — к каждому грантовому конкурсу у нас привязаны мастер-классы, лекции. Мы объясняем людям, что они могут сделать для реализации своей инициативы. В нашей стране все есть, проблема только одна — неумение создавать горизонтальные связи. Любая частная инициатива, любая культурная институция в России в течение многих лет не поощрялась, поэтому у наших людей нет нужных навыков, нет культурного тренинга.
• Может, нет доверия к власти?
В первую очередь нет доверия к самим себе. Людям кажется, что это невозможно. А проблема с властью существует всегда и не только в нашей стране.
Чем интересно занятие благотворительностью? Ты вдруг начинаешь смотреть на самого себя и на общество со стороны. Но в России, где очень много талантливых активных людей с большим кругозором, существует колоссальное недоверие ко всем формам социальной деятельности. Почему в нашей стране такая сильная тяга к личной жизни, сверхприватности и полное нежелание выходить в публичное пространство и что-то там делать? Потому что у нас социальность прочно ассоциируется с чем-то принудительным: с субботниками и прочим. Этакий натужный коллективизм, который воспитывается, видимо, с ясель. Но он не имеет ничего общего с социальными объединениями, которые сегодня делают очень важные и полезные для людей вещи. Это глубинная проблема.
Например (много раз сама наблюдала), во время мастер-классов, когда нужно разбиться на группы и выработать какие-то принципы, сразу видишь разницу культурных традиций. Скандинавы мгновенно сели, договорились, кто-то стал председателем, кто-то секретарем. Российский человек говорит: «Вау!», дальше шум, споры, и никаких результатов. Это факт культуры. Нас никогда этому не обучали, сказываются долгие годы насильственного единения людей, которые ничего общего между собой не имели. Отсюда реакция: не хочу договариваться ни с кем, я самый умный. Эта дикая автономность, асоциальность — беда нашей культуры. Это, наверное, главное, что тормозит большинство начинаний.
Осознав это, мы, объявляя разные конкурсы, всегда объясняем, как можно это сделать. Люди часто не умеют даже сформулировать задачу и заполнить заявку. И более того, имея хорошую идею, совершенно не понимают, как ее реализовывать. На семинарах мы пытаемся этому научить. И люди обретают уверенность в себе, в них пробуждается инициатива, а главное — ответственность. Но до сих пор есть и такое: «Я грант возьму, и что… я еще отчитываться буду?»
Фонд работает не просто на финансовую поддержку, а на просветительство. Надо объяснять людям коридор возможностей инициативы, реальные трудности и то, что эти трудности преодолимы.
• Может быть, асоциальность и отсутствие инициативы — это пережиток советского воспитания, и следующее поколение будет жить по-другому?
Если мы думаем, что это проблема старшего поколения, то глубоко ошибаемся. Эта порочная традиция переходит и на молодых. Мы разговаривали с группой замечательных молодых журналистов в Красноярске. У нас есть конкурс-проект «Школа культурной журналистики», когда журналисты пишут о культуре. В течение года мы повышаем их квалификацию: приезжаем, читаем лекции на разные темы, чтобы они разбирались в современном кино, литературе. Учим их писать рецензии, с ними работают кураторы. И многие потом хотят работать по-новому. Они спрашивают: «А фонд не хочет открыть газету?» Мы отвечаем: «Ребята, фонд ничего не хочет открывать, он хочет вам помочь — откройте газету сами». И тут начинаются проблемы: это большая ответственность, кто-то должен стать организатором, мы не можем…
Вот, пожалуйста: есть фонд, есть возможность помочь. Но все покричали, и никакой заявки не пришло. А ребята очень талантливые, умные, отличные. Мешает страх, чувство ответственности не прививается. Я им говорю: «Попробуйте, риск — благородное дело! Не получится, останется, по крайней мере, опыт. Сейчас не получилось, потом не получилось, на пятый раз получится. Во всяком случае, вы поймете, как и что делать».
• А что сегодня, в непростое для мира время, может подтолкнуть молодого человека в сторону культурной инициативы, если само общество воспитывает в нем приоритеты выживания? А выживать удобно в государственных структурах или каком-нибудь теплом месте.
Можно по-разному выживать. Можно залечь на диван и ничего не делать. Но всегда есть импульсы новых идей, новых возможностей, которых раньше не было. Это толкает людей пробовать. Современный мир дает огромные возможности, люди просто иногда их не видят.
У нас же еще и отношение к культуре специфическое: мы понимаем ее как сохранение, консервацию. Что объяснимо. Поскольку в советское время все разрушалось, весь пафос культуры был в том, чтобы сохранить. И это была героическая борьба всего культурного сословия, когда люди правдами и неправдами пытались спасти ценности, коллекции, выучить стихи, чтобы передать их дальше. И это позволило многое сохранить, но и создало мнение о культуре как о резервации.
Тогда как культура в современном мире выполняет огромное число функций. Все правильно: должно быть сохранение, само собой. Но постиндустриальный мир даже в экономическом плане передвигается из тяжелых индустрий в культурные индустрии. Если мы посмотрим на развитие туризма, это же не просто бизнес. Туризм уже давно культурная технология. Обустраивается новая культурная среда: памятники, галереи, мастерские художников. Многие регионы и страны живут сегодня за счет туризма, а не за счет тяжелой промышленности. Это тоже культура. И мы пытаемся людям объяснить, что создание культурной технологии — это не только способ повышения общего тонуса в обществе, его культурного уровня, без которого невозможно существовать, но и способ решения многих экономических проблем.
И в этом смысле привнесение новых знаний — это тоже наша задача. Пока мы работаем с очень простыми вещами: ярмарку сделали, один конкурс затеяли, другой. Когда нет хороших книг в библиотеках, какие культурные технологии! Но надо иметь и сверхзадачу, чтобы стратегически выстраивать работу фонда.
Мы работаем на современную идею, которая уже вовсю работает в мире. Может быть, когда дойдет и до России, разрешится большое количество проблем, которые, как клубок, непонятно, с какого конца начинать распутывать.
• А если коротко сформулировать эту идею, которая в мире работает, а у нас пока нет?
Культура как рычаг экономического развития страны, как один из важнейших рычагов экономического развития в современном мире.
• Вы очень выпукло обрисовали экономическую сторону. Мы были на презентации премии «Новая словесность», где Михаил Дмитриевич отвечал на похожий вопрос: зачем в кризис заниматься культурными инициативами?
У Михаила Дмитриевича есть хороший тезис: сначала ренессанс, а потом индустриальная революция. Совершенно справедливо: в кризис особенно нужно заниматься культурой. Культура — это главный способ выживания человека как личности. И это особенно очевидно для таких городов, как Норильск. Поэтому там и отношение к культуре серьезное. В самые тяжелые годы отношение к культуре и поддерживало людей. Это стержень человеческого достоинства. Отсюда, мы знаем, люди могли сохранять достоинство в самых страшных обстоятельствах. Это святое. Это безусловная истина.
И все-таки, если вы хотите посмотреть какие-то реальные результаты деятельности фонда, никаких чудес не найдете. Город-сад за пять лет не сделаешь, это задача не только фонда. Но общая психологическая атмосфера в Норильске сильно изменилась в лучшую сторону. Это очевидно. Мы видим, что все мероприятия, которые фонд проводит, имеют, может быть, не очень видимые последствия, но ощутимые для конкретных людей. Благотворительность — это процесс. Недаром же старые американские фонды существуют 150 лет, европейские еще дольше. И это правильно. Потому что ничего существенного сделать за пять лет невозможно, такая организация должна закладываться на долгие времена. В обществе меняются задачи, но люди остаются. И в современном мире для развития культуры необходимо соединение государственных акций и частных инициатив.
Культурный мир усложняется. В начале Нового времени говорили, что всех просвещенных людей можно собрать в одном зале. Сейчас огромное число интеллектуалов, музыкантов, художников работают по всему миру. И институции, которые помогают культуре, тоже должны этому миру соответствовать.
• Когда мы задумывали интервью, то хотелив первую очередь поговорить о работе фонда, но чем ближе знакомились с вами, тем шире становился круг вопросов. Помимо работы в фонде, в вашем пресс-портрете значится: успешный книгоиздатель, законодатель мод в гуманитарных исследованиях, редактор серьезных журналов. А как бы вы сами себя отрекомендовали?
Как человека, который в начале 90-х годов нашел свой путь. Посчастливилось. Я очень благодарна тем временам. Это был такой увлекательный момент в жизни страны, когда, по крайней мере, для моего поколения открылись двери. До этого шансов не было: мы так бы сидели на кухне и рассуждали, ходили бы в походы и на гитаре играли. Младший научный сотрудник или к концу жизни, может быть, старший — вот все наши возможности. Я беру свою среду, гуманитариев. Шансов изменить жизнь не было, и тут — 90-е. Какой был взлет книгоиздания! Это всё делали люди примерно одного поколения. Печатали все, что сами когда-то хотели прочитать. Это был невероятный импульс. И я счастливый человек: моя судьба сложилась так, что еще в расцвете сил я получила возможность познать себя и найти то, что я и не могла представить. Трудно было вообразить в году 85-м, что мое предназначение — быть тем, кто я есть сейчас. Издавать журнал? Я бы посмеялась. Кто, я? Да никогда! Когда такой слом, люди открывают в себе другие качества — те, которые спали в них и, если бы не случай, так бы и проспали до конца жизни.
• «Новая словесность», или НОС, — недавно учрежденная фондом литературная премия. Какую роль, на ваш взгляд, литература играет в современном мире? Есть мнение, что писатель XIX века верил, что своей книгой он может изменить мир, а сейчас этой веры нет. Так ли это?
Нет такого писателя, который не верит в то, что его книга перевернет мир. Иначе он не будет писать. Толстой говорил об энергии заблуждения: если ты что-то не сделаешь, то мир рухнет. Иначе не стоит писать. Конечно, в XIX веке литература в какой-то момент оттеснила другие виды искусства. Так сложилось, и это был целый ряд обстоятельств, кстати отчасти связанный с системой книгоиздания. Как издатель, я это очень хорошо понимаю.
Современные проблемы книгоиздания, то, из-за чего литература начинает проигрывать другим искусствам, связаны с коммерциализацией книжной отрасли. Я имею в виду слияние издательств, создание конгломератов. Для «попсы» это отлично, но для новой литературы… Как существовал издательский мир в XIX веке? Было великое множество небольших частных издательств, часто семейных. Их основывали большие любители литературы. Они открывали новых писателей. Издатель часто в течение многих лет вел начинающего писателя на буксире, делал на него ставку, ждал, давал авансы. Один роман был гениальный, другой неудачный. Писатель — сложное существо, он же не шестеренки выдает. Бывают удачи, неудачи, полоса молчания. Издатель выращивал писателя.
Но как только возникают конгломераты, издательство превращается в машину. Писателю говорят: раз в год выдай хороший роман. Но нельзя штамповать шедевры раз в год по контракту. Теряется понимание специфики художественного творчества, особенно литературного. Отсюда усреднение, уплощение и провисание литературной среды. Появляется меньше нового. Никто не рискует. Крупные издатели не могут себе позволить рисковать. Они требуют, чтобы процент прибыли был не меньше 12. Маленький издатель может прожить на 3% годовых. Для него прокрутиться важно, а не получить сверхприбыль. У них разные миссии и задачи. И вымывание этих небольших независимых издательств приводит к обрушению планки. Отсюда, кстати, постоянное ощущение, что ничего нового не появляется. Появляется, но оно растворено в этом усредненном балласте. Что-то появилось неплохое, его тут же начинают тиражировать. Стандартизация губит литературу.
• Должны вырасти новые любители книги, которые захотят открыть маленькие издательства?
Такие люди есть. Это же так увлекательно! Самое интересное издательство именно такого типа. От основ экономики, производства никуда не денешься, но главный интерес — это поиск новых имен, угадывание. На начальной точке угадать человека — это так сложно. Мало кому удается.
Стэнли Ануин — замечательный английский издатель, открывший миру Толкина. Я ему завидую белой завистью. Толкин, академический ученый, написал сказку для своих детей. И когда он начал писать свою знаменитую трилогию, издатель с самого начала верил, что это будет гениальная книга. Угадал! Толкин не сразу стал звездой. Такие находки — мечта любого издателя.
• На каких универсальных ценностях, на ваш взгляд, должна основываться литература, чтобы вернуть себе утраченные позиции?
Мы своей литературной премией поставили вопрос: что такое новая социальность, новая литература? Ответ может лежать в рамках внешне радикальных экспериментов, а может — в рамках глубинного переосмысления прошлого. Особенно в критические моменты истории переосмысление прошлого опыта иногда бывает более новаторским, чем даже изобретение нового. Эксперимент может быть разным.
Мне сегодня особенно важной представляется позиция новой антропологии, которая говорит о необходимости переосмысления места человека в пространстве, в социуме, во Вселенной. Представление о человеке постоянно меняется. Все в мире меняется, но остается вопрос: где в модели мира стоит человек? В центре или на периферии абстрактных идей и мощных репрессивных сил? Как человек видит себя в этом мире, как он выживает, как выстраивает под себя вселенную из тех кирпичиков данности, которые существуют? Этим и занимается искусство. Мне, как читателю, особенно важно (хотя эти слова и затерты) гуманистическое сознание. Его нам сегодня страшно не хватает. Мы по сю пору живем в мире жестокости, где жизнь не стоит ничего, где человек остается придатком безликой агрессивной государственной машины.
Мне кажется, что если в обществе и назрела какая-то главная тоска, то это тоска по ценности человеческой жизни, как это ни банально звучит. Это щемящее стремление человека распрямиться и почувствовать, что можно здесь жить и при этом оставаться человеком.
В 90-е годы очень многие демократические ценности были бездумно дискредитированы: теперь почти невозможно использовать целый ряд базовых понятий без ощущения дискомфорта. Людей это страшно размагничивает. Они начинают цепляться за химеры имперского величия.
Чем мы гордимся? Спорт и война. Войной нельзя гордиться. Это вообще трагедия. По большому счету это опять возгонка бесчеловечной машины. Да, надо гордиться людьми, которые этот ужас преодолели. Но воспевать оковы и оружие неправильно. Не этим надо гордиться. А вот чем гордиться — вопрос. Может быть, есть другие люди, которыми мы можем гордиться? Есть гуманисты, замечательные педагоги, великие художники… Нам же предлагают гордиться бесконечными царями-узурпаторами на разных этапах истории. Кто больше убил, тот более героичен. И все время нам рассказывают, что это во благо государства. Вот и спрашивается: если ради блага государства можно уничтожить столько людей, то где человек в этой стране? Он вообще нужен или нет? Или мы мешаем государству? Под ногами мешаемся и все время чего-то требуем. Человек опять у нас ни при чем. И это на протяжении нескольких веков…
• Почему это происходит? Чему нам как обществу предстоит еще научиться?
У нас сбиты ориентиры. Мы стыдимся того, чем следует гордиться, и начинаем радостно славить то, что, вообще-то говоря, не принято хвалить. Давайте опять доносчиков на пьедестал поставим и будем гордиться.
Общество, мне кажется, совершенно дезориентировано. Например, в 90-х годах у нас как-то сам собой привился очень хороший праздник — день святого Валентина, день влюбленных. Очень гуманный праздник. Подробности жизни святого Валентина никому не интересны, особенно в нашей стране, просто этот праздник отражает настроение в обществе. И то, что на него начинается гонение, очень симптоматично. Или тот же хэллоуин. Это же просто маскарад. Он праздновался в школах детьми. При чем здесь бесовство, как о том кричит Церковь? Заимствование таких праздников четко отражает установку общества на умиротворенность. Но эти инициативы пресекаются и изобретаются мертворожденные праздники — изгнание поляков в XVII веке. Кого, откуда, зачем?
Общество снизу предлагает мир, а государство ему опять сверху навязывает милитаристскую доктрину.
Замечательный либеральный философ Исайя Берлин дал прекрасное определение: человечество — это кривое полено, и попытка отстругать его, выпрямить, приводит к фашизму и тоталитаризму. Нам еще долго придется постигать простую истину, что человек — сложно устроенное существо, и вокруг этой сложности должна вращаться культурная вселенная, а не вокруг тоталитарных принципов. Это и есть то гуманное начало, которому нашему обществу надо учиться. И может быть, это и есть то, что надо поддерживать.
Если говорить о задачах фонда и моего издательства, то это — возвращение гуманизма. Это крик о том, что жизнь имеет собственную ценность, а человек имеет право на счастье и самореализацию. Об этом у нас в обществе пока не говорят. Может быть, это будет сказано через большую литературу? Пока, к сожалению, то, что я читаю, лишь перелицовка старой системы координат. Но может быть, литературная премия «НОС» вдруг откроет новое великое произведение, которое станет для людей путеводной звездой?..