Интервью с директором издательства «Ломоносовъ» Анатолием Секериным
• Анатолий, почему в кризисное время вы решили открыть издательство, которое делает не массовую литературу, не ширпотреб? Зачем вам это понадобилось?
Пять лет назад в Питере ваш покорный слуга в очередной раз побывал на родительском собрании и понял, что так больше жить нельзя.
• Что же вы там увидели?
Я, как познающий родитель, всегда пытался понять, как нужно преподносить информацию, чтобы ею «раскрывать» ребёнка. И вот, в очередной раз побывав в школе, я понял, что это — очень жёсткая матрица. Причём детей в ней не раскрывают — их зажимают. На все мои предложения как бизнес-консультанта, очень мягкие предложения: «Давайте найдём фондирование, сделаем не просто класс по информатике, где дети учатся ликбезу, а интерактивный класс; давайте кабинеты раскрасим, чтобы визуализация была, давайте ещё что-то попробуем», — звучало жёсткое: «Нет».
• Каковы причины такой реакции?
Во-первых, всё наше образование до сих пор работает по советской системе, а она очень жёсткая, авторитарная. И во-вторых, даже в этой системе всё зависит от руководителя.
И, огорчённый, я сделал необычный для себя эмоциональный шаг: решил, что как частное лицо могу объявить в Петербурге, в немаленьком городе, в культурной столице, конкурс на лучший урок среди учителей. Приятели, работавшие со сферой образования, меня отговорили, предложили сделать проект и научить одну, вторую, третью группу учителей правильно преподносить материал. И вот сегодня я сам уже свободно оперирую такими понятиями, как «когнитивная психология», «возрастная психология», «менеджмент в школе», «лидерство».
Мы создали такой проект. И за три года прошли путь от обсуждения с учителями школьных проблем до обучения самих учителей. Я выступал как бизнес-консультант — просто переносил модели бизнес-процессов на школу и рассказывал учителям, а кто-то из нашей команды работал как психолог.
Мы выросли настолько, что уже в позапрошлом году набрали группы из четырёх-пяти человек из 13 школ Санкт-Петербурга, причём это группы во главе с директором или завучем, то есть такой костяк, который может что-то изменить в школе. Мы вместе сформулировали пять направлений, по которым нужно совершить изменения, и вместе поставили цели, которых хотим достичь. Иногда до слёз доходило: не так друг друга понимали, но наконец дошли до задачи разработать развитие школы на год, на два, на три (кто как хочет) по этим пяти направлениям.
• Похоже, вам пришлось ломать многие стереотипы?
Да, я — воинствующий родитель, у меня нет ограничений в этом смысле, а у учителей есть ограничительная матрица, они же учились в институте в рамках старых подходов, работали и работают в системе старых регламентов. И мы все осознавали: не все дойдут до финиша занятий (из 13 команд дошли 10).
Прошлый год был кризисным, и мы не нашли финансирования, но проект живёт, живёт в виде педагогического клуба, он называется «Школа завтра», есть сайт www.shkola-zavtra.ru.
А уже дальше я, отложив лыжи, коньки и санки, ездил по «зарубежам» и смотрел, как строится обучение в школах Норвегии, Швеции, Финляндии, Эстонии, Германии. И понял, что у всех проблемы похожие, только все находятся на разной стадии их решения.
• А как вы пришли к решению издавать книги?
Осуществляя наш проект, мы поняли: то, что мы делаем, — классно, но нет книг, которые мы могли бы посоветовать почитать. Всё, что мы давали на семинарах, основывалось на прочитанном в английских, шведских книгах. И мы решили найти издательство, где можно было бы создать проект «Школа завтра». К сожалению, не нашли. Норма прибыли не та на этих изданиях, если вообще она есть.
И поэтому я был вынужден создать своё издательство. Я не издатель и мало что понимал в издательском деле, но рассматриваю его как вид бизнеса.
Сейчас нашему издательству полтора года. Какое-то время ушло на подбор ключевых сотрудников, и могу сказать, что здесь я очень жёстко действую. Никого не обижая, приходится прощаться с каждым, кто не отвечает моим внутренним представлениям о менеджменте либо о функциональной компетентности. Но вроде бы коллектив подобрался.
Создавая издательство, я сформулировал его миссию и проверял её на своих друзьях, которые имеют отношение к издательскому делу: образовательно-просветительское направление. Даже полтора года назад я понимал, что оно может быть убыточным. Значит, решил я, для меня это будет не бизнес, а хобби. И шёл на это сознательно, как воинственно настроенный родитель. Пока мы только в начале пути. Пока только идёт вложение средств.
• А какие направления работы у вашего издательства?
Сегодня это уже несколько направлений. Но первое направление, в котором мы начали работать, — это и есть проект «Школа завтра». Это и наши, и переводные книжки по когнитивной психологии, по менеджменту школы, по возрастной психологии, книги, меняющие ментальность учителей и родителей, но не дающие готовых рецептов. То есть это всё то, чего мы не видим на полках книжных магазинов.
Все специалисты подтвердили мысль дилетанта: когда приходишь в «Педагогическую книгу», на полках видишь тысячи книг. Но все эти книги можно разделить на две категории: первая — якобы популярные, но никому не нужные монографии. Вторая — всё то, что я называю пооперационным планированием уроков: красивые и правильные методички, которыми учителя с удовольствием пользуются, но очень часто не понимают, как они работают. А средней части — той, которая заставляет менять видение, менять мировоззрение, — нет.
Какая самая большая проблема выявляется в процессе обучения? Все учителя, как один, в первичных анкетах отвечают: «Дети не хотят учиться». И мы примерно на десятом семинаре вместе с ними приходим к выводу, что дети не хотят учиться, потому что знают, как эти знания «достать» с меньшими затратами для себя. Они в Интернете сидят и поглощают информацию со скоростью, которая в сотни раз выше, чем наша последовательная речь на уроке. Мы их учим кататься на трёхколёсном велосипеде, а они катаются на «Порше». Мы их учим не теми способами. И всё, мы им неинтересны!
Современные психологи утверждают, что наши дети всё больше работают правым полушарием. Мы провели маленькие маркетинговые исследования и сделали ещё одно ответвление от «Школы завтра» — прикладная психология. Весь мир начинает говорить о правом полушарии как о том, что сегодня в нашем электронном мире, digital мире, берёт на себя всё большую роль. Так давайте пользоваться визуализацией, образами! Данные ЮНЕСКО за 2005 год говорят: школа стоит на третьем месте по объёму формируемых у ребёнка знаний. Третье!
• А кто первое? Интернет?
Да, массмедиа и Интернет.
• А второе?
Родители. Потому что Европа образование понимает не только как знания, которые мы проверяем на ЕГЭ (сколько накопилось и сколько убыло, это левое полушарие), а ещё и как навыки и умения. И родители возвращаются в образование. Сегодня недостаточно сказать: «У меня все пятёрки! Я умный». Нет, теперь надо доказать, что ты умный. Именно поэтому на Западе появляется понятие социального интеллекта, а у нас о нём ещё не слышали. Учителя, участвовавшие в нашем проекте, отвечали на вопрос «По вашему мнению, что такое личностно-ориентированное образование?». Самый широкий диапазон ответов. Есть некоторый основной образ, но каждый всё равно понимает это по-своему.
• Их же не учили этому!
Не учили. Я интересовался, как преподают психологию в педагогических вузах. Это психология 30–50-х годов! Друзья мои! Физика с 30-х годов далеко ушла, а психология как наука разве на месте стоит? Или мы об этом просто не знаем?..
Такое впечатление, что прикладной психологии у нас вообще нет. Ведь что такое педагогика? В моём понимании это не «чистая» наука. Это технология применения конкретных психологических знаний в двух целях: формирование личности и формирование знаний, умений и навыков. Этого мы не можем. Я залез в методики преподавания и понял: того, чем мы гордимся и на что ориентируется Запад, например Выготский, у нас нет. Сухомлинский выхолощен, нет его в нашей школе. Всё! Наша школа — это матрица для подготовки кадров для промышленного производства, которое у нас было в 60–80-е годы.
• С чем связано второе направление работы вашего издательства?
Оно сформировалось, когда к нам начали приходить люди со своими наработками. Появилась идея выпускать книжки как для взрослого, так и для школьного «населения» от 14 до 18 лет.
Раз они мыслят правым полушарием — им нужно давать больше образов. Это не значит, что нужно превращать книжки в комиксы, ни в коем случае! Но если текст, эта «криптография» нужна для того, чтобы через левое полушарие создавать образы в правом полушарии, надо помочь им немножко визуализировать. Как школьный процесс визуализировать, так и книжку визуализировать. И мы видим, что хорошо иллюстрированная информация воспринимается в большем объёме и лучше. Потому что, если текст и картинка вместе, они дополняют друг друга. Картинка не просто иллюстрирует текст, а они вместе несут одну и ту же информационную нагрузку на мозг. Поэтому мы решили, что будем делать «визуальные» книги по истории, географии, этнографии, и сейчас к этому идём. Это второе направление.
• А есть и третье?
Да, оно появилось благодаря знакомствам, взаимосвязям — порой не знаешь, куда тебя занесёт…
Я дружу с пушкинскими местами — музеем-заповедником «Михайловское», люблю эти места с 1981 года, когда меня туда институтские друзья привезли. И затаскиваю туда как питерских друзей (я сам из Питера), так и московских (я уже почти семь лет живу в Москве). И мы уже много чего там сделали. Например, лагерь археологов в Тригорском. Сегодня в нём не только археологи, но и доброхоты живут — питерские, московские. Хороший лагерь получился, лагерь труда и отдыха из нашей молодости.
Так вот, в Пушкинских горах я как-то познакомился с Анатолием Николаевичем Кирпичниковым, главным археологом Старой Ладоги. Он привёл меня в Библиотеку Академии наук, и мы начали с ней работать — родился проект «Книжное наследие». Он укладывается в нашу миссию образовательно-просветительского издательства.
Мы будем делать книги, которые позволят историкам, этнографам, географам, молодым и старым, получить доступ к уникальным текстам без специального письма от Российской академии наук. Книжки из академических библиотек будут издаваться как репринт, напоминающий даже по ощущениям оригинальное издание. Как будто книжка 300 лет простояла на полке, и вот вы её в первый раз открыли. То есть и внешний вид должен быть такой же, и бумага напоминать старые издания.
• Как вы будете старить бумагу?
У нас в России нет фабрики по изготовлению хлопковой бумаги, только специальные лаборатории. Если мы не найдём эту бумагу в достаточном количестве в Италии или в Германии, например, то придётся создать такое производство у нас. И не только для нас самих, а для всех, кто работает над старинными книжками.
Первая книга у нас уже выходит, это указы Петра I. Отдельным маленьким проектом, но опять же в «Книжном наследии» идёт Ломоносов. И есть несколько «изюминок», которые мы готовим. Мы с Библиотекой Академии наук делаем библиографический справочник о библиотеке Михаила Ломоносова.
• А почему вы вообще выбрали такое амбициозное название «Ломоносовъ»?
А вы знаете, когда я стал думать о названии, у меня было два критерия. Во-первых, должно быть понятно всем, что это что-то просветительское. И во-вторых, название должно одинаково хорошо звучать и писаться на русском и латинском языках. Через 20 секунд мне пришло ЛОМОНОСОВ, и я больше не мог ни о чём думать. И все мне говорят, что название хорошее.
• Анатолий, а вы внутренне покушаетесь на то, чтобы что-то изменить в нашей системе образования?
Покушаюсь! Любую биологическую, социальную, техническую систему можно менять двумя путями: либо ломать саму машину (как луддиты — они же что-то поменяли), либо что-то менять в ней (этот метод я называю методом ржавчины). Кто нам мешает изменить информационное поле, пользуясь открытостью информационного пространства?
Если бросить зёрнышко — это будет точка роста. И сегодня таких точек по России много. Это мыслящие учителя и родители, переключившиеся на понимание новой идеологии образования, которая рождена новой технологией, новыми ценностями (ценности у нас изменились, изменился и социум). Они понимают вызов современности, то есть понимают это изменившееся информационно-технологическое пространство, и понимают, что надо переориентироваться и действовать другими методами. Существует масса форумов и сайтов, где они общаются. Понятно, что каждый говорит так, как может говорить, и описывает тот образ, который у него в голове. Но они есть, эти точки роста, и надо этих учителей и родителей как-то объединять прежде всего в информационном пространстве. Тогда изменится и система.
• А как вы считаете, кто вообще сейчас отвечает за воспитание ребенка? Школа или семья?
Нарисую картинку, которую использую на семинарах. Воспитание, привитие ценностей — это не просто «научение манерам». За него в первую очередь отвечают родители. Школа тоже прививает ценности, но всё-таки в первую очередь отвечает за знания. Семья и школа в какой-то мере пересекаются. Иногда же бывает так, что, если в семье декларируемое и реальное расходятся, ребёнок выбирает в качестве жизненного авторитета какого-то учителя. Но родители отвечают за ценности по определению. А школа отвечает за знания. И умения. И навыки. И эти функции в наше время всё больше расходятся.
• В послании президента Федеральному собранию прозвучали слова о формировании нового человека, то есть президент декларировал, что нам надо формировать нового человека. Как вы себе представляете этого нового человека и как вы считаете, что нужно, чтобы его сформировать?
Вы прямо как у Спинозы спросили…
• Надо же отвечать на вызов времени…
Моё наблюдение. Тот народец, который сегодня в школе, — он уже новый человек.
Я сам был комсомольским вожаком, членом КПСС. Я тоже ответственен за то, что мы сегодня имеем. Так вот, три поколения сменились, после того как в нашу страну пришла люмпен-психология. А она у нас сегодня осталась во всём, в том числе и на уровне власти. Сколько должно пройти поколений, чтобы эту психологию сменили нормальные ценности? Я считаю, что в современных системах, когда существует открытое информационное пространство, два поколения. Первое — наши дети, второе — наши внуки. Внуки будут совсем другими людьми, с другими ценностями и образами. Раньше не получится: даже если мы сядем на чайник, он быстрее не закипит. К сожалению, нашим детям, то есть первому поколению, мы не привьём ценностей, которых нет у нас самих. Но наши дети уже немного другие. Они отрицают наш открытый и скрытый дуализм, когда мы говорим одно, а делаем другое, как в семье, так и в школе, так и в государстве. Поэтому, если говорить о новом человеке, он сам «сделается», сам родится. Но это не значит, что ничего не надо делать. Когда я говорю, что мы ничего не изменим, я имею в виду, что мы сверху ничего не изменим. То есть нужно действовать методом ржавчины.
• Анатолий, как вы себя позиционируете? Вы бизнесмен, экономист, издатель, меценат? Кто вы?
Два года назад я бы сказал, что я бизнесмен. Но сегодня... Меценат? Нет. Хотя человек, работающий в образовании, меценатствует. Но меценат — это всё-таки тот, кто «отдал» и с умилением посмотрел, как красиво получилось. Когда участвуешь в этом сам и создаёшь на своих ошибках тоже, это, наверное, не меценатство, это — миссия.
• Значит, вы миссионер?
Наверное, так.