Я не нашла полноценного источника, книги, которая бы от начала до конца изложила мне этот предмет. Хотя в той или иной степени все философы, ученые и художники описывают или выражают своими произведениями эстетику природы, никто не сделал ее как таковую целью научного исследования. А ведь понять эстетику природы – значит понять и сознание человека, и его культуру, и Космос с Хаосом. Но руководствуясь одним научным методом, этого не достичь: «Разум, не являющийся истиной, никогда не постигает истины», – утверждает Николай Кузанский. В любом случае, философия, наука и творчество имеют жизненный смысл, только когда пишущие все начинают с нуля. Они строят самих себя, свой внутренний мир. Человек в полной мере ответствен за мир, в котором живет, и за себя, в котором и живет этот мир. И именно об этом стоит говорить, если разговор заходит о красоте.
Эко и Логос
Природа – единственная карта Бытия в нашем сознании. Образы,
в которых мы существуем, чувства, с помощью которых мы связаны друг с другом и со всем миром, – все принадлежит Природе. Что-то внешнее по отношению к этому, возможно, так называемое абстрактное мышление, делает Природу объектом, а нас субъектом, нарекает числом и именем все вещи. Но чем ближе мы подбираемся к Природе, постигая законы через числа и имена, тем дальше от нее оказываемся. Язычество еще хранило связь со стихиями и разговаривало с богами. Христианство отреклось от них, – и боги замолчали. Христиане «подчинили» себе Природу, и для этого «сделали» человека венцом творения. Все, что было создано на нашей планете Божественным Умом, посчитали только переходной формой на пути к «совершенному человеку».
Русский религиозный философ-дарвинист, Владимир Соловьев выразил это в сочинении «О красоте»: «…ясно, что красота <…> есть воплощение идеи. Поистине же красота есть идея, действительно осуществляемая, воплощаемая в мире прежде человеческого духа…». Космогония, по Соловьеву, это путь от «червяка к человеку», от безобразия к красоте.
Червяк для него некрасив, потому что выражает собой две физиологические функции: еду и спаривание. А более совершенные, животные и люди, прячут своего «червяка» вовнутрь, проявляя высшие формы существования. Все это довольно занимательно. Но давайте смотреть не так поверхностно, ведь существа не живут отдельно друг от друга в некоей абстракции, и такое рассуждение является следствием большой ошибки, присущей как раз почти всей «эстетике» природы. Почему-то Соловьев не взял во внимание (скорее всего, не догадывался), что червь – единственное существо на планете, способное из яда сделать противоядие. Самый некрасивый, ошибка природы, он обитает в местах непригодных для существования, чтобы переварить через себя отходы и создать там снова жизненную среду. Его функция не просто «еда и спаривание». Хотя вряд ли эстетическое оформление червяка покажется нам приятным, но он все же красив в своем качестве. Он не меньше, чем человек, работает во благо мира. А может, даже намного больше.
В эссе «О бессмертии» французский философ и писатель, Морис Метерлинк задается вопросом: «Но по какому праву воображаем мы себе, что между нами и животным существует бездна, которой даже нет между минералом и растением, между растением и животным? Прежде всего, нужно было бы исследовать, имеем ли мы право считать себя столь далекими, столь отличными от всего, что живет на земле. Разумна ли наша претензия относить себя к такой категории, к такому царству, куда и сами боги, созданные нами, не всегда имели доступ?»
Мне кажется, парадигма «человек – итог эволюции и смысл космогонии» ложна, как и то, что мы единственные на планете обладаем этим органом: «самосознанием». Сознание в природе – на всех одно. Конечно, каждое существо осознает себя, но никто, кроме человека, не отделяет себя от других этим «само -…» В современном мире мы видим последствия, вытекающие из нашего высокомерия. Уже в первых человеческих цивилизациях была предпринята попытка отделить себя от природы через главенство разума и «квадрата», стоящего в основании «сакрального», добиться бессмертия своей души. Точнее, цивилизация стала следствием этого, а не причиной. Легче всего посмотреть на «человеческое» через чистое, освобожденное от реального знания, представление о мире на тот момент. Люди мыслили планету как квадрат и поклонялись квадрату: рождающей земле. Это осознание сути человека – именно через разум. Он доминирует и подстраивает природу под себя, отделяется от нее. Дальше видим, что смыслом христианского стремления стала жизнь, посвященная освобождению от уз природы, от естества, телесности, чувственности.
Говоря современным языком, я бы назвала это «экстремизмом». Ведь убить «природу» в самих себе – то же самое, что и убить ее вообще.
Квадрат разума
В христианстве вдруг появилась личность, и одновременно появился единый авторитарный Бог (на заре Древней Греции не было даже личных местоимений, было «мы») И тогда же возникли Рай и Ад, идея Страшного Суда, а в эпоху Ренессанса появилась революционная концепция свободы воли «быть или не быть». Люди отделили себя, прежде всего, от природы, заявив об исключительном месте на планете и в космосе. Поэтому в XVI веке так трудно было принять то, что Солнце не крутится вокруг Земли, а сегодня, что Вселенная не крутится вокруг человека.
Разум всегда, как совершенный в своем роде инструмент, исследуя природу (больше ему ничего не дано), подходил к бесконечностям, означающим для него непознаваемость и Хаос, и замыкался на самого себя. Современная физика даже после обнаружения бозона Хиггса так и не смогла довести стандартную модель элементарных частиц до полноценного состояния. Любые модели означают порядок и Космос, логический и вычисляемый, «квадратный». Возможно, сегодня ученые подошли к самому Непознаваемому. Они утверждают, что вычислить теоретически больше ничего нельзя, можно только обнаружить. Однако все, что обнаруживается, не вмещается в привычную картину науки, в старую систему, в квадрат разума, а новые подходы для систематизации пока не найдены.
Хаос побеждается Космосом, потому что он не имеет самого себя, не является «чем-то», любой способ познать Хаос обернется Космосом, в глазах смотрящего человека он проявится как какой-то эстетически оформленный элемент. «Эстетический», то есть имеющий единую структуру и содержание, понятное человеку. В этом смысле, греческий и далее Хаос назван первоначалом не случайно. Не один раз, а постоянно творится мир буквально «из ничего», потому что Ничто – это основа мироздания, Бог. А то, что будет создано нами «из него», то и будет миром и Богом для нас. Для нашей жизни в этом «сознании». Но познать же Ничто возможно, только став этим Ничем, а прикоснуться к нему – открыв собственные границы. Только дух наделен такой степенью свободы: «Дух веет, где хочет».
Аврелий Августин говорил об этом так: «Чудо противоречит не законам природы, а лишь нашим представлениям о законах природы…» итак: «Бог выше всяких определений».
Свет и огонь
Сюжет о Прометее, даровавшем людям огонь как инструмент «разума» очень схож с мифом о Христе, который явил людям Слово Божие, Логос, высшее знание. Оба поплатились за это. Греческие боги не хотели давать огонь людям, потому что те были низшими существами, но после «подарка» существа стали владеть знаниями богов. Зевс наказал Прометея за проступок.
Христос был так же, как и Прометей, наказан и искупил на кресте человеческий «первородный грех». Познание добра и зла – не есть ли обретение разума? После явления Христа, воплотившегося Бога, люди впрямую заявили о своем богоподобии, а высшим Знанием назначили Книгу.
Гностики относили Библию к разряду учений для плебеев. Мы увидим дальше, что «плебеи» используют ее как оружие власти и войны, закрепощения и разделения людей. Акт обретения высшего Знания низшими является в этом смысле структурой истории.
Возможно, отсутствие у греков в пантеоне фигуры Прометея, своровавшего для людей огонь с Олимпа, говорит не о самом лучшем к нему отношении.
Огонь – это «солнце» на Земле, а для древнего Солнце – это Бог. Наше сознание может «видеть» мир в результате солнечного света, только благодаря ему мы все живем. Солнце стремится стать тьмой, прийти к Темноте, развоплотиться, сгореть до конца. Судя по научным исследованиям, солнечный цикл сегодня пройден примерно наполовину. Мы вычислили, когда оно полностью сгорит, но осмыслить и почувствовать эти цифры мы не можем – слишком коротка наша жизнь.
Князь света, о, ему светло,Ничто чадит ему,и вот горит его чело,себя сжигая всем назло,вымаливая тьму.Р. М. Рильке
Легко сравнить даже самый большой огонь на Земле с теми термоядерными реакциями, что творятся на Солнце. И вот эта малость «дарована» людям. И разум так же далек от Бога, как огонь – от Солнца. На Земле для всей живой природы огонь – начало разрушающее, и только для человека он – условие выживания. Чужеродность огня для растительного и животного мира подобна чужеродности разума. Человек прислуживает огню как Богу, но по сути своей огонь бессилен перед Солнцем.
Хотя это и не может выделить человека в более совершенное состояние, он решил, что за его властью над смертью, над огнем, кроется и его величие. Он чувствует свою ошибку и называет своего оппонента Судьбой. Смерть – единственное роковое проклятие человека.
Культура всегда противостояла рассудочному мировосприятию, правилам жизни в цивилизации, шла на встречу со смертью. Так романтизм в XIX веке разрушает модернистский культ разума, возрождая вне-индивидуальное начало, народное и языческое в какой-то степени. «Философия жизни» Фридриха Ницше ставит на пьедестал стихийность чувства, природный инстинкт, «убивает» христианского Бога, высвобождает из-под власти разума дух творчества. В XX веке знаменитый психолог Вильгельм Райх, ученик Фрейда, говорит о «живой жизни» и об отречении от нее как «первородном грехе». Все эти неоднократные попытки вернуть человека из страдания, из греха, созданного им самим, являются очень смелыми шагами, но часто оборачиваются боком слепым плебеям.
Искусственная среда обитания
Появление у людей «самосознания» приводит к двум последствиям: отречению от своей природной сущности и техническому прогрессу. Парадоксально: сначала мы разбираем Природу на элементы, а потом из них же создаем себе «особую», вторую и третью природы. Еще и делаем это «по образу и подобию» (потому что другого не знаем), но только перевернув, перекрутив через зеркало разума, обездушив. Технический прогресс убивает естественную среду. В искусственном мире «выживает» только искусственное, поэтому и из самих себя мы «изгоняем» душу, становимся механизмами, роботами под начальством разума. Вспомним, на каких идеях основана фантастика, какой главный страх движет писателями, заглядывающими в будущее: это боязнь потерять естественное в человеке.
В романе «Мы» у Е. Замятина, первого русского фантаста, так мир и поделен: природа в техногенном и тоталитарном городе вытеснена за Зеленую стену. Джордж Оруэлл в 1947 году, сравнивая «Мы» Замятина с «Дивным новым миром» О. Хаксли, написал так: «Оба произведения рассказывают о бунте природного человеческого духа против рационального, механизированного, бесчувственного мира». «Цель Замятина, видимо, не изобразить конкретную страну, а показать, чем нам грозит машинная цивилизация», «Это исследование сущности Машины – джинна, которого человек бездумно выпустил из бутылки и не может загнать назад».
В романе Замятина есть четкая граница между природным и рациональным в человеке. Влечение к противоположному полу – еще не является самым опасным природным инстинктом в человеке, но вот влюбленность, иррациональная привязанность к другому порицается Единым Государством, как и фантазия, стремление к свободе, творчеству. Замятин не разделяет здесь природы человека и его духа, как делают это христиане, он соединяет их в одно, в понятие души, которой и «заболевают» люди в Едином Государстве, почуявшие веяние свободы из-за Зеленой Стены. Но последние строчки романа неутешительны: «И я надеюсь — мы победим. Больше: я уверен — мы победим. Потому что разум должен победить».
Человечество, «заболевшее» вовсе не душой, а как раз разумом, – это семья Фаустов, пытающихся увидеть Бога и стать им, но добытое знание, всегда неполное, достается ценой разрушения себя и мира вокруг.
Человечество «ранено разумом», поэтому так стремительно, в отличие от остальной природы, развивается его плод.
Мы представляем своим величием открытия науки и культуры и гордимся созданной искусственной «красотой». По правде говоря, за все время мы смогли лишь взять взаймы у природы ее изобретение, но не смогли одушевить его. У Мориса Метерлинка в эссе «Разум цветов» подробно и большой любовью описаны приспособления растений для выживания, через них можно увидеть, что вся человеческая «техника» – заимствование у природы ее форм, структурное и функциональное копирование.
Математика тоже должна быть свободна и открыта для интуитивных озарений, взятых «из ниоткуда», как и искусство. Математика не просто объясняет и вычисляет законы природы – она идет дальше. Опираясь на принципы красоты, математик находит еще неизвестные человеку законы, и сама реальность подстраивается под них. Только через эстетическое приходит к нам все новое, чтобы воплотиться «чем-то» в мире – быть понятным нашему сознанию. В этом смысле любое решение математической задачи является эстетическим, красивым, если оно правильно, целостно и непротиворечиво.
Красота – универсальная категория, она не канонична и не имеет устойчивости в структуре. Хотя мы понимаем, что на определенном отрезке времени может существовать общее представление о красоте. Леонардо да Винчи творил, объясняя для себя красоту через математическую объективность и постоянство. Он был как раз тот, кто создал ее для эпохи через свои произведения и научные исследования. Он глубоко познал природу, общаясь один на один с ней всю жизнь.
Однако разум создает свою эстетику, противоположную Природе.
И легко понять по культуре и произведениям искусства, что доминирует в человеке сегодня. Конечно, это «черный квадрат». Даже если очень сильно вглядеться, мы не найдем в природе ни одного элемента или космического тела, напоминающего нам квадрат. Все округлено, сглажено, стремится стать шаром. «Эстетика» разума – это все формы, которые можно вычислить с точностью. Круг же объять разумом нельзя.
Молитва как игра
Целью природы является творение, взращивание частей единого целого, их соединение друг с другом через любовь. Путешествие в Ничто, где уже существует Все, в Темноту Бога, – это расширение самих себя, выход за свои пределы через распахнутые границы. Вселенная расширяется за счет этого.
Искусство нельзя поставить выше природного творчества. Для искусства высший суд происходит на весах Анубиса – произведение, даже самое гениальное, не должно быть тяжелее природы. Растения тоже проявляют свою гениальность, возносят молитвы небу, но отличным от нашего голосом – цветением. Эта совершенная красота, на первый взгляд, не нужна им для осуществления роста и размножения. Игра, по Йохану Хейзинге, ничем не детерминирована. Целью игры является удовольствие. Все, что создается в природе – гениально не менее чем человеческое искусство, и приписывать последнему исключительное качество не стоит. Искусство в любом случае вторично по отношению к Природе, но именно оно необходимо людям для создания мотива и песни жизни, для создания себя самих через свою деятельность.
И вот тут впервые мы должны воздать дань разуму, благодаря которому человек, особенно в современном мире, освобождается от базовых нужд по обеспечению своего выживания. Отказ от разума был бы инволюционным путем. Любой вирус, попавший в организм, должен быть преодолен иммунитетом. Функция разума на планете – в возможности максимально выйти из механистичности жизни, из того, что повторяемо. Скорее всего, все те простые однообразные и физические работы, которые человек делал до этого из-за нужды, будут жить и дальше только для удовольствия, в форме игры. Разум может быть помощником, только если он лишь инструмент, но не владелец человека.
Смерти – да
Для природы не существует жизни без смерти, она естественна в постоянном цикле умирания и рождения. Райнер Мария Рильке, австрийский поэт, лучше всех выразил мысль об этом в стихотворениях из сборника «Часослов». Вот несколько цитат:
Мы только лепестки, мы кожура. Созреть великой смерти в нас пора. Смерть – плод и средоточие всего. …
Мы, Господи, бездарнее животных, встречающих вслепую смертный час; смерть – неприкосновенный наш запас. …
Не потому ли смерть нам тяжела, что смерть не «наша»? К нам она пришла и не живых находит, – омертвелых, и должен вихрь срывать нас, недозрелых.
Растительный мир меньше всего «боится» смерти, но и жизненный потенциал, в связи с простой организацией организмов, у него намного больше. От потери нескольких листьев дерево не становится инвалидом, оно выращивает их заново. Животные больше бегут смерти. Им дан так называемый инстинкт самосохранения, хотя есть он и у растений, но в другом виде. Чтобы жить, животным надо много ресурсов, взятых у природы, поэтому и увеличивается смысл сохранения взрослой особи. Усложненная конструкция тела связна с усложненной системой связей с внешним миром, многофункциональностью. Индивидуальность животного ярче, чем индивидуальность куста в саду. Оно уже мыслит себя как обособленное существо, в то время как растение – пассивное, ее движения управляются как бы извне.
Человек, как еще более сложное существо на планете, более хищное, чем все остальные, безудержно боится собственной смерти. Но, следуя словам Рильке, не смерти, а «незрелости» боится человек. Прийти к смерти, не созрев для нее, означает сгнить в земле, опуститься на более примитивный уровень материи. Плод же дает новый росток весной. Но если целью является все же плод, то страх смерти как инстинкт – оправдан самой природой, точно так же, как у животных и растений. Однако стремление к бессмертию может обернуться человеку тем, что он так и не придет к плоду, а значит, не родится больше в ином качестве, в ином мире, в ином сознании.
Музыка точки
В книге А.Ф. Лосева и М.А. Тахо-Годи «Эстетика природы. Природа и ее стилевые функции у Ромена Роллана» читаем: «Мысль о том, что "все сущее есть музыка, нужно только ее услышать", не раз повторяется и в "Жан-Кристофе": "Музыка – воздух, которым он дышит, небо над его головой" – и в мемуарах Роллана: "Все в мире музыка. Все вибрирует вплоть до камня" или "Вся вселенная – мощный, единый звук, из которого, словно из спелого граната, брызжут миллиарды гармонических тонов, сливающихся в величавую гармонию океана вселенной, в звучащую каплю бесконечности". Р. Роллан увидел то, к чему стремится сонастроенная природа – к единому звуку. Вся вселенная стремится к единому звуку. Капля бесконечности – это соединение всех звучащих «сознаний» и миров. Но что назвать этим звуком, вобравшим в себя «миллиарды гармонических тонов»? Это Тишина, первоначало, Хаос, из которого творится мир нашим сознанием по эстетическому принципу.
Через этот взгляд можно по-иному рассматривать эстетику Природы.
