Мы уже писали о том, что последовательно демократическое принятие решений принципиально невозможно и что демократия содержит в себе определенные внутренние причины, приводящие ее к диктаторским формам, обеспечивающим большую устойчивость в принятии решений и выборе путей развития (см. статью «Парадоксы демократии»).
Как исторический курьез выглядит история из жизни Курта Геделя, величайшего логика всех времен, который математически доказал, что невозможно полностью формализовать человеческое мышление и что в содержательных формальных системах имеются предложения, которые одновременно недоказуемы и неопровержимы. Уроженец Вены, Гедель эмигрировал в США в 1940 г., спасаясь от нацистов. В 1948 г. он подал документы на получение американского гражданства, а его поручителями стали старые друзья Альберт Эйнштейн и Оскар Моргенштерн. Поскольку ему предстояло что-то вроде устного экзамена на гражданство, Гедель, будучи человеком обстоятельным и педантичным, проштудировал Конституцию США и обнаружил там возможность легко и абсолютно законно трансформировать демократию в стране в диктатуру. Эйнштейн, узнав об этом, настоятельно рекомендовал другу воздержаться от того, чтобы делиться этими мыслями с судьей, который будет проводить собеседование, но математик не сдержался. К счастью, то ли судья не принял эти слова всерьез, то ли поручителям удалось замять ситуацию, но Гедель благополучно получил американский паспорт. Хуже, что никто тогда не удосужился узнать, в чем состояла замеченная ученым логическая ошибка.
Если уж в Конституции США, которую многие считают образцом и величайшим творением политической мысли, содержится естественная возможность перехода от демократии к диктатуре, то, может быть, сама демократия уже несет в себе диктатуру? Недаром же говорят, например, о «диктатуре большинства». Исторические примеры тоже подтверждают это: Гитлер пришел к власти совершенно законным демократическим путем, после того как его партия победила на выборах в Рейхстаг.
Поставим вопрос шире: может быть, демократия как таковая является не тем, чем кажется? Не питаем ли мы иллюзий на ее счет? Не ждем ли мы от нее того, чего она не может нам дать? Попробуем разобраться.
Часто демократия представляется чем-то противостоящим хаосу. Особенной популярностью эта идея пользовалась в нашей стране в 90-х годах прошлого века, в эпоху рыночных преобразований. Казалось, что стоит «добавить» демократии, и хаос становления рыночной экономики придет в некое гармоничное состояние. Но, если присмотреться, демократия — это «легализованный» хаос, пусть приглаженный, надушенный, облагороженный — но хаос.
Вспомним, что демократия — это, по сути, форма и метод принятия групповых решений в условиях равноправия индивидов и соблюдения их индивидуальных предпочтений. В экономике аналогом демократии является свободный рынок, что позволило применять к ним одни и те же экономико-математические модели. А что такое свободный рынок, как не хаотическое множество продавцов и покупателей с независимыми стратегиями поведения на рынке. Этот хаос, конечно, стремится к некоей самоорганизации, например путем установления продавцами одинакового товара более или менее одинаковых цен, как это происходит на овощном рынке, но такая самоорганизация очень хрупка и недолговечна, что знает каждый, кто умеет торговать или торговаться.
При этом очевидно, что все участники свободного рынка — и продавцы, и покупатели — имеют свои личные, скажем прямо эгоистические, интересы и действуют, руководствуясь ими. Точно так же демократическое устройство общества основано на личных интересах его членов и ни на чем больше, а такие понятия, как «общественная польза», «общий интерес», по большому счету, чужды демократии и хороши только для предвыборной агитации и «рекламы товара», которым здесь выступают политические программы, обещания и т.п. Поскольку, как на рынке, в отношениях участвуют «продавцы» — политики, предлагающие самих себя и свои программы, и «покупатели» — избиратели, отдающие первым свои голоса в качестве оплаты (или аванса) за эти программы и за «работу» политиков на избирателей. Некоторые ученые считают, что, отдавая голоса на выборах, избиратели «продают» их в обмен на существующие в государстве социальные и иные программы, поскольку пользуются ими, но пример Арабских Эмиратов и некоторых других богатых нефтью стран прекрасно показывает, что обширнейшие социальные программы могут прекрасно сосуществовать с полным отсутствием демократии.
Поэтому, руководствуясь принципом «реклама — двигатель торговли», политическая реклама становится движущей силой демократии, зачастую подменяя собой саму демократию. Как это происходит, прекрасно показано в голливудском фильме «Плутовство» (Wag the dog) c Робертом Де Ниро и Дастином Хоффманом, где пиар-акция по защите президента от обвинения в сексуальных домогательствах превращается в развязывание псевдовойны в несуществующей стране в защиту демократических свобод. И как реклама товара зачастую не имеет никакого отношения к его свойствам и качествам, так и политическая реклама не обязана давать точную и полную информацию о своем «товаре», ее задача — «продать», то есть получить или укрепить политическую власть, действуя в интересах определенного политика или партии, интересах по сути своей личных либо узко корпоративных (партийных).
Аналогии между свободным рынком и демократическим устройством власти дают богатую пищу для размышлений. Для рынка характерны периодические кризисы, связанные, например, с перепроизводством. Но и для соответствующей власти также характерны периодические кризисы, связанные с «перепроизводством» идей одного типа и вызванные необходимостью смены одних идей на другие, в чем-то противоположные предыдущим. Это очень хорошо видно на примере Америки, где партии республиканцев и демократов, периодически сменяя друг друга, обеспечивают относительную стабильность путем постоянной перемены курса, которым идет страна.
Перейдем теперь от хаоса к другим иллюзиям и посмотрим, не поблекли ли начертанные на знаменах Великой французской революции слова «Свобода. Равенство. Братство», прочно ассоциирующиеся с подлинно демократическими ценностями.
Свобода избирать и быть избранным, безусловно, добавляет некие новые измерения к понятию свободы вообще. Но почему же тогда, например, многие серьезные политические исследователи и ученые считают США, «образцово-показательную» демократическую страну, тоталитарным государством? Почему для множества демократических стран характерно негативное восприятие государства как «Большого брата», контролирующего жизнь граждан и бесцеремонно вмешивающегося в нее? Неужели всегда увеличение гражданских свобод, увеличение автономности и независимости граждан приводит к их «несвободе» от государства? Думаю, да.
Свобода всегда относительна. Абсолютизация свободы индивида отрицает саму идею государственной власти и провозглашает анархию, с чем никакое государство согласиться не может. Поэтому любое государство, даже самое демократическое, всегда ограничивает свободу своих граждан, и если оно не делает этого явно и открыто, то будет делать это скрытно, не афишируя своих методов. Во всем мире растет роль спецслужб, которые становятся своего рода противовесом свободы граждан и часто действуют методами, которые нельзя считать законными, но... цель оправдывает средства. А можно ли считать себя свободным, зная, что эта пресловутая «свобода» находится под тотальным контролем, «под колпаком»? Не случайно, наверное, в самых демократических странах свобода все больше смещается в область частной жизни граждан, подальше от «устоев общества», где порождает самые замысловатые и изменчивые формы коллективного времяпрепровождения, провоцирует у людей психические отклонения и уход от действительности. Лишенная смысла и цели, свобода от всего и всех оборачивается духовным, психическим и, как следствие, физическим одиночеством личности, приводит к утрате смысла жизни.
Итак, демократические свободы не имеют, по большому счету, никакого отношения к подлинной свободе человека, лежащей в области духа, о чем с древнейших времен твердили все учителя человечества.
Но, может быть, демократия обеспечивает равенство?
На первый взгляд, это так. Принцип «один человек — один голос» кажется верхом справедливости. Но почему тогда в демократических странах существует множество систем голосования, в которых этот принцип не соблюдается? Оказывается, принятие решений на основании этого принципа оказывается либо слишком сложным (представьте, что было бы, если бы мы все законы принимали всенародным голосованием, со всеобщим же обсуждением), либо ведет к тупиковым ситуациям и ошибочным решениям, не отвечающим общественной пользе.
Сущность демократической идеи равенства была гениально озвучена бывшим псом Шариковым: «Взять все да и поделить»... Конечно, дело не в насильственном отъеме у одних и передаче другим, что было более чем актуально для времени, когда М.А. Булгаков писал «Собачье сердце», а в цели этого дележа — в потреблении того, что будет поделено.
Демократия ставит целью добиться некоего равенства в потреблении общественного продукта и общественных благ. И это логично — большинство хочет «одинаковости», быть не хуже других, а еще лучше — «как другие». Идеал в этом — у всех есть некий стандартный, принятый обществом набор, например «дом, семья, машина» или «квартира, дача, машина». Общие бесплатные образование и медицина тоже являются частью этого потребительского социального пакета.
Ради этого усредненного потребления не грех изымать «излишки» у тех, кто имеет больше других, чтобы перераспределять их на всех, дотируя наиболее бедную часть общества, и это не плохо. Но, правда, владельцы этих «излишков», будучи наиболее обеспеченной и поэтому влиятельной частью общества, вполне в состоянии сопротивляться этому «отъему» и, пользуясь демократическими процедурами, успешно защищать свои интересы. Как это прекрасно видно на примере наших нефтяных компаний, паритет сохраняется до прямого силового вмешательства государства, против которого лоббирование бессильно.
Как результат, идея равенства в потреблении порождает, в силу естественной неравномерности распределения, большое неравенство в зависимости от социальной ниши. Но равенство прав отнюдь не означает равенства в их реализации. Бесплатное образование в Москве и в глухой сибирской деревушке — это, как говорится, «две большие разницы». То же и с бесплатным медицинским обслуживанием, и с пенсиями. Разница в потреблении может отражаться и на социальном статусе, когда в зависимости от того, где человек живет, на какой машине ездит, какие костюмы носит, зависит его положение в обществе.
К тому же, разве мы живем, чтобы только потреблять? Разве жизнь человека сводится только к потреблению и «равенство» в нем является подлинным равенством? Природа человека раскрывается в том, что он создает, и в этом мы не можем быть одинаково равными, так как каждый из нас имеет свои таланты и способности, каждый человек уникален и неповторим. И если в чем-то и должно быть равенство — так это в том, чтобы каждый мог найти свое место в жизни, раскрыть свои потенциалы и... служить другим, обществу. «Вор, кто, дар принимая, не возвращает дарами», — говорит в «Бхагавадгите» бог Кришна, объясняя своему ученику Арджуне, на чем держится мир. Если уж говорить о равенстве — то в самореализации, в том, чтобы прожить жизнь в соответствии со своим предназначением, но такое равенство «недемократично», поскольку выходит за рамки усредненного, среднестатистического. Большинство всегда склонно усреднять, нивелировать, оно отторгает любые крайности, не приемлет все, что выходит за его, большинства, среднестатистические рамки.
Демократия — это посредственность, возведенная в абсолют. Ее идеал — это некий предел всеобщей усредненности и, как следствие, всеобщей разобщенности. «Будь как все», «не высовывайся» — основные ее принципы, как и «каждый за себя». Когда каждый руководствуется только своими собственными интересами, не может быть ни подлинного единства, ни братства, ни настоящей совместной работы, общего дела. Есть только иллюзорная свобода, стремящаяся расшириться до максимума, и... одиночество, степень которого прямо пропорциональна этой самой «свободе», когда от человека до человека «не докричишься, сколько ни кричи».
Хорошо это или плохо — каждый может решить сам. Но не будем питать иллюзий, дамы и господа. На дубах не созревают яблоки, и демократия есть то, что она есть, не больше и не меньше. Но кто сказал, что на ней социальная эволюция человечества закончится и что мы или наши потомки не найдут лучших способов организовать свою совместную жизнь? Может быть, дело за ответом на главный вопрос: «Для чего стоит жить?»...