Есть у «Аквариума» одна малоизвестная песня, называется «Золушка». Падающие подобно каплям дождя слова создают сказочный и в то же время очень реальный образ. Среди суеты возникают вдруг очертания бала, часы бьют полночь, всё замирает, — и появляется Она, такая прекрасная, что не хватает слов. Автор замолкает, но в этой тишине успеваешь пережить и нежность, и трепет, и восхищение, и состояние встречи за гранью будничного и привычного.
Это состояние знакомо многим, но как же оно неуловимо! Как быстро растворяется в череде повседневных хлопот. Но почему? Нам же так дорог был этот миг узнавания, когда будто пелена спала с глаз и открылась иная реальность — реальность любви и подлинной красоты, вне времени и пространства. В этот момент мы увидели что-то невероятно ценное в человеке и восхитились им. Причём удивительным образом не только этот человек, но и целый мир вдруг увиделся нам по-новому — сколько же в нём проявлений милосердия и добра, веры и отваги, и среди темноты и боли как сияют глаза любящего.
Вот об этой способности «видеть в мире новые реальности» мне и хочется рассказать на примере поистине архетипальной истории Дон Кихота и Дульсинеи в мюзикле «Человек из Ламанчи», созданном по мотивам романа Сервантеса.
Он дворянин, решивший стать странствующим рыцарем и считающий своим долгом
...безнадёжно и смело идти,
Сражаться, когда все гадают и ждут,Выручая несчастных,
Что сами себя не спасут.
И вот в придорожном трактире, кажущемся ему прекрасным замком, Дон Кихот встречает ту, которую избирает своей Дамой сердца. Кто же она? Послушаем саму Альдонсу-Дульсинею:
Фрагмент из мюзикла «Человек из Ламанчи» (Гвердцители, Зельдин)
Меня мать не крестила, а Богу подкинула,
Бросила в яму и дальше пошла,
Чтобы отмучилась я, чтобы сгинула,
Чтобы ни дня не жила.
Кто отец мой, не знаю я. Имя отцовское
Дорого дочери — так говорят.
Мой был, наверно, бродяга какой-нибудь,
Вор или беглый солдат.
И не диво, что мне оставалась дорога одна —
Стать подругою тех, кто скатился до самого дна.
Странный незнакомец почему-то называет её прекрасной Дамой и, что самое невероятное, относится к ней как к прекрасной Даме. Альдонса в недоумении: «Откроете вы глаза или нет? Посмотрите на меня, избитую, вонючую от пота. Посмотрите, какая я есть на самом деле».
Одна реальность, очевидная для всех: нищета, грязь, грубость, насилие. Другая реальность, видимая только Дон Кихоту: благородные дамы и рыцари, жертвенность, доброта. Конечно, его все считают сумасшедшим, в том числе сама Альдонса. Её ранит его обращение чуть ли не больше, чем упрёки людей.
Вы открыли мне небо,
Но что толку в небе для той,
Чей удел жить в грязи и в пыли?
Мерзавцы, что били меня и тиранили,
Ранить, как вы, не смогли.
Злость была мне защитой —
Убили вы злость мою.
Как от отчаянья душу спасти?
Снести я удары и брань, и проклятия —
Нежность не в силах снести.
Она просит, умоляет: «Не зовите меня Дульсинеей прекрасной своей. Я Альдонса, я никто и ничто средь людей».
На всё это странствующий рыцарь отвечает: «Вы моя прекрасная Дама». В другом месте спектакля он скажет: «Самое худшее безумие — видеть мир только таким, какой он есть, не замечая того, каким он должен быть».
Сколько ни старайся, героя Сервантеса не получится понять рациональным умом: Дульсинея ни для кого не прекрасна и, конечно, она не дама. Но в том-то и дело, что Дон Кихот смотрит не на то, какая она сейчас. В его идеальном мире каждая женщина — дама, так должно быть. Он видит не повседневную реальность с её несовершенствами и обыденностью, а ту, идеальную, в которой есть рыцари и дамы, подвиги и чистота. Не только видит в воображении, но уже живёт так, — и, что самое потрясающее, видимая всем реальность начинает меняться.
Что-то происходит с Альдонсой, для которой, казалось, потеряна всякая надежда на хоть сколько-нибудь достойную жизнь. Отношение Дон Кихота настолько трогает, что в её душе просыпается тоска по какой-то другой жизни, неведомой, но ставшей необходимой ей как воздух. Она уже не может быть прежней.
«Как же мне стать такой?» Фрагмент из мюзикла «Человек из Ламанчи»
Что же случилось вдруг в тот раз?
Что же стряслось со мной?
Мало ли знала я рук и глаз —
Что же случилось со мною сейчас?
Словно меня он увидел и спас,
Какой-то чудак смешной.
Что же теперь со мной?
...
Я для него то цветок, то родник.
...
Как у него повернулся язык
Альдонсу назвать звездой?
...
Как же мне стать такой?
Получается, что дело не в другом человеке, а в нас самих, в нашем умении видеть, в том, на что направлено наше внимание: на ошибки и недостатки, на то, что не сделал или не проявил, хотя так ждали, или на его сильные стороны и способности, на то, что удалось, в чём одержал победу. И речь не только о второй половинке, но о любом человеке: видя в нём или в ней ту силу и красоту, которую сам человек, возможно, ещё не открыл в себе, мы тем самым укрепляем его веру в себя, и это самая большая поддержка, какая только может быть. Поэтому когда вам откроется чей-то идеальный образ, храните его и питайте, не ожидая, когда же другой человек станет таким. Весь секрет в том, чтобы нам самим учиться относиться к нему или к ней так, как будто он или она уже такие.
«Если жить любя, здесь волшебство завязано с судьбою. Принцесса, Золушка — вот женщина с тобою. А кто она — зависит от тебя». (Борис Гребенщиков «Золушка»)