Ему шестьдесят раз отказывали в издательствах. «Займитесь другим делом, молодой человек! Не отнимайте у занятых людей время!» А он упорно шёл к це­ли и в конце концов стал литератором, да ещё каким!

Джордж Бернард Шоу родился 26 июля 1856 года в простой дублинской се­мье. Его мать Элизабет давала частные уро­ки музыки, а вот отец Джордж к мо­менту появления сына на свет уже промо­тал своё состояние и был пьющим че­ло­веком.

В детстве Бернард часто чувствовал се­бя одиноким. Лучшими его друзьями ста­ли книги. Он рассеянно слушал то, что ему говорила матушка, мечтая поскорее приняться за чтение сказок «Тысячи и одной ночи», — почему-то они невероят­но нравились Бернарду.

Учёба у него не заладилась: он сменил че­тыре школы и везде отставал по программе. Но после уроков Бернард отправлялся добывать собственные знания — в биб­лиотеки, где читал Шекспира и Диккенса. В пятнадцать лет он всё же бросил школу, и приятели отца устроили юного Шоу в торговую фирму «клерком» — маль­чиком на побегушках. Уже через год его «повысили»: Бернард стал кассиром, и у него появилось много свободного вре­мени, в которое можно было… конеч­но, читать книжки!

К этому же периоду относятся и первые литературные опыты Бернарда Шоу — его дневниковые записи. Но это были толь­ко поиски.

Однажды в их доме появился человек по имени Джон Ванделер Ли. Семья очень нуждалась в деньгах, поэтому Элизабет Шоу решила сдавать комнаты. По­сто­ялец оказался музыкантом и дирижёром. Очень скоро он стал брать Бернарда на свои репетиции, и тот незаметно для се­­бя начал разбираться в операх Моцарта и Листа.

В 1875 году родители Бернарда развелись, и Элизабет со старшими дочерьми уеха­ла в Лондон, а Бернард на время ос­тал­ся с отцом. Через год юноша получил пись­мо от матери: умирала его сестра Аг­несс, дни её были сочтены. Бернард торопил­ся попрощаться с сестрой. Из Дублина он уезжал с твёрдой уверенностью, что боль­ше туда никогда не вернётся.

Немного оправившись от горя, которое постигло их семью, юноша по­пы­тал­­ся найти в Лондоне хоть какой-то за­­ра­боток. Он благоразумно взял с собой ре­­­комендательное письмо из дублинской фир­­мы, где проработал пять лет. Но на его просьбы о работе в Лондоне отвеча­ли в лучшем случае улыбкой. «Что вы! Нам тре­­буются специалисты! Всего хо­ро­шего».

Ему едва исполнилось двадцать. Он не ждал от себя грандиозных успехов, не счи­­тал себя талантливым, поэтому стал усер­дно работать — писал романы и ста­тьи. Но почти восемь лет Шоу никто не «слышал»: из издательств приходили лишь отказы, а редакции не присылали да­же их. Правда, одна лондонская газета опубликовала его статью, за которую он по­лучил пятнадцать шиллингов. Это всё, что удалось заработать в молодые годы.

Другой человек на месте Шоу давно бы уже оставил бесплодные попытки быть изданным и устроился бы куда-ни­будь клерком. Но Бернард сохранял оп­ти­мизм, доброту и жизнелюбие, словно чув­ствовал, что его время ещё настанет, обя­зательно настанет.

Для самокритичного молодого человека десять лет, которые он находился на иждивении у стареющей матушки, были не­простым временем. Он экономил буквально на всём: ходил в бесплатные му­зеи, записывался в бесплатные библиотеки, доставал контрамарки на спектакли. А ещё он совсем не общался с девушками, невероятно стесняясь своей бедности.

В  1884 году в руки Бернарду попал «Ка­пи­тал» Карла Маркса. Бедный трудяга, Шоу объявил себя социалистом и в том же го­ду вступил в «Фабианское общест­во», рас­про­странявшее социалистические идеи. Це­лых двадцать семь лет три ра­за в не­делю он будет выступать с лекци­я­ми о со­циализме, не получая за это ни пен­са. Лек­ции, однако же, пользовались по­пуляр­но­стью, ведь речь в них шла о ра­зум­ных ве­щах: доступном жилье, достойной ста­­рости…

После одной из лекций к Бернарду по­до­­шёл молодой человек. «Уильям Арчер, пи­сатель, — представился он. — Я часто ви­жу вас в читальном зале Британского му­­­зея. Вы готовите какую-то статью?» Уз­­нав, что Шоу не пишет статей, Арчер изу­­мился: «На что же вы, прости Гос­поди, жи­вёте?!» На следующий же день, бу­ду­чи человеком напористым, он договорил­ся с глав­ным редакто­ром «Пэлл-Мэлл газет» (где работал), что мистер Шоу «попробует себя в качест­ве театраль­ного критика». Шоу пообеща­ли платить сорок фунтов в неделю — он в жиз­ни не держал в ру­ках такой сум­мы.

Арчер стал для Шоу не только звездой уда­­чи, но и другом на всю жизнь. В 1887 го­­ду они даже попробовали вместе на­писать пьесу, но Арчер очень скоро от­ка­зал­ся от этой работы: «Бернард, тебе нуж­но пи­сать самому. Ты мастер, а не подма­сте­рье».

Тем, кому доставалось от Шоу со страниц «Пэлл-Мэлл», приходилось не­слад­­ко. Шоу мгновенно распознавал ложь, фальшь, безвкусицу и пошлость и не упускал возможности написать об этом. Подписчики с удовольствием читали уморительные заметки молодого крити­ка, а театральная общественность очень скоро приняла Бернарда Шоу за сво­­его. Обратить на себя его внимание для актёров и драматургов теперь было на­стоящей честью.

Чуть позже он стал публиковать в га­зе­те «Стар» музыкальные рецензии, вы­брав для этого псевдоним Корно ди Бассе­то. Ре­дактор газеты поначалу сомневал­ся, достаточно ли хорошо мистер Шоу разби­рается в музыке, чтобы за­нять­ся критикой. Но тот блестяще сы­г­рал на рояле пье­су Листа — и редактор был покорён, все его сомнения моменталь­но рассеялись. Шоу назначили хороший заработок.

Его стали приглашать на работу различ­ные издания. Он не пропускал ни од­но­го театрального события, ни одного кон­церта, дававшегося в Лондоне. В сво­их критических заметках Шоу оставался пре­дельно честным, прямо заявлял о не­уда­чах и продолжал смешить публику до слёз ехидными фразами.

В  1891 году в Лондоне был открыт «Не­зависимый театр». Его основатель режиссёр Джейкоб Грейн взялся ис­кать современных драматургов. В театре ста­вили Ибсена, Толстого, Чехова, но как будто чего-то не хватало… Грейну нравились ироничные критические статьи Шоу, и он предложил ему попробо­вать на­писать пьесу.

Шоу задумался. Он помнил о своих «ро­манных» неудачах, да и работы в газетах ему хватало, чтобы браться ещё за что-то. Но ведь о литературном творчест­ве, а совсем не о заметках в газеты он меч­­тал всю жизнь!.. Размышления на­дол­­го не затянулись, и вскоре Грейн по­лу­чил от Шоу первую пьесу «Дома вдовца». Режиссёр ликовал: произведение ока­­­залось безупречным, а новый автор на­­писал ещё несколько пьес для «Незави­симого театра».

В  1898 году Бернард Шоу оформил брак с Шарлоттой Пейн-Таунзенд, очень богатой девушкой, своим литератур­ным сек­ретарём. По Лондону, как это ча­сто бывает, поползли слухи, что Шоу же­нил­ся по расчёту, что брак с Шарлоттой, ко­торая была его намного младше, он за­клю­чил, надеясь заполучить её миллионы. Шарлотту огорчала несправедливость этих сплетен: чем-чем, а деньгами её муж интересовался в последнюю очередь! Однажды Арчер спросил у Шоу, ка­ким состоянием обладает их семья. Тот мах­нул рукой: «Что-то между двумя и две­надцатью миллионами. Спроси у Шар­лотты, я, если честно, не в курсе».

Шарлотта и Бернард прожили вместе со­рок пять лет. Детей у них не было, и все свои материнские чувства Шарлотта от­да­ла мужу. Она спокойно воспринимала его шутки, смущавшие светских дам. А он обладал лёгким нравом и во время раз­молвок с женой любил повторять: «Жен­щины вообще не понимают, что за сла­бые, пугливые создания мужчины». И по­смеивался в бороду.

С  женитьбой на Шарлотте жизнь кру­то изменилась. В чём-то лондонские сплет­ники оказались правы: Шоу больше не приходилось думать о том, как заработать на кусок хлеба. Он смог полностью сосредоточиться на литературном творчестве. В 1898 году вышел его первый сбор­­ник «Пьесы приятные и неприятные». Блистательные диалоги, сорванные с героев маски лицемерия. Почти ни­ка­кого действия, но пьесы держат зрителя в напряжении до самого финала! По­жа­луй, Англия не видела такого со вре­мён Шекспира!

А немного ранее пьеса «Ученик дьявола» с оглушительным успехом прошла на Брод­вее. Бернард Шоу стал приобретать ми­ровую известность.

С  1910 года Шоу начали преследовать не­удачи. Ему было 54 года, когда, как всем казалось, его талант стал клониться к за­ка­ту. Но в 1914 году в Лондонском Королев­ском театре поставили «Пигмали­она», и театральная публика поняла, что та­лант драматурга только раскрылся в пол­ную силу. История о безграничности че­ловеческих возможностей поразит зри­­теля на долгие годы, а через пятьдесят лет обретёт новую жизнь в мюзикле «Моя прекрасная леди».

Шоу писал «Пигмалиона» для конк­рет­ной актрисы. Цветочницу Элизу Ду­литтл должна была сыграть Стелла Пат­рик Кэмпбелл, в которую Шоу был давно влюб­лён! Эти чувства утихали в нём поч­ти сорок лет. Страстная, долгая «любовь по переписке» — и ничего не подозревающая Шарлотта… Но как Шоу мог отказать­ся от своих чувств, если он впервые в жиз­ни по-настоящему полюбил?!

В  1914 году в воздухе тревожно запахло войной. За неаккуратные высказывания о войне имя Бернарда Шоу надолго уб­рали с театральных афиш. Его переста­ли публиковать. Но он продолжал ра­бо­тать — на этот раз над пьесой «Дом, где раз­­биваются сердца», которая стала вершиной его драматургического творчест­ва.

А в 1925 году он получил Нобелевскую премию. Эксцентричный Шоу заявил, что от денег, полагающихся за премию, он отказывается, а саму премию объя­вил «знаком благодарности за то об­лег­чение, которое он доставил миру, ни­че­го не напечатав в текущем году». И при­бавил ещё: «Я готов простить Альфре­ду Нобелю изобретение динамита, но толь­ко дьявол в людском обличии мог вы­думать Нобелевскую премию».

Он отказался даже присутствовать на це­ремонии вручения премии, и её при­шлось получать английскому послу в Шве­­ции Артуру Даффу. В конце концов день­ги были потрачены на создание ли­те­ратурного фонда для переводчиков.

Жизнь Шоу продолжала бить ключом. Весной 1931 года супруга угово­рила его совершить кругосветное путеше­ствие. Они побывали в Индии, Новой Зе­ландии, США, а потом и в СССР. Сталин Бернарду Шоу понравился, а вот ака­демик Иван Петрович Павлов, напротив, вызвал бурю раздражения.

Шоу продолжал работать, но силы уже были не те, что в молодости и зрелости. К тому же уходили друзья. Потеря за по­терей. В 1940 году скончалась Стелла, всю жизнь горячо любившая Шоу. Через три года не стало Шарлотты. А в 1950 го­ду он сам оказался прикованным к постели. Начинались месяцы его прощания с жиз­нью. Он принял это без жалоб и стонов. Его последние слова — «я готов умереть». Ничего другого человек, у которого в жизни не было места иллюзиям, смер­ти ответить не мог. 

You have no rights to post comments