Судьба давала ему шансы один за другим, и он прилагал все силы, чтобы их использовать. Так и стал он своим трудом и с помощью Божьей великим творцом законного порядка из хаоса — классификатор и «принц ботаников» Карл Линней.
Детство Карла прошло в маленьком городке Росхульт на юге Швеции. Отец его был священником, но очень любил свой сад, где проводил все свободное время. А с ним рядом вечно крутился его сынишка. Пока не получил, наконец, от папы несколько грядок, став их полновластным хозяином.
Рассказывают (ну куда же без легенд), что мама Карла, когда тот был маленьким, всегда украшала его колыбельку цветами, а если малыш начинал капризничать, успокоить его было несложно — нужно было лишь дать в руку цветок.
Того, что Карлу Линнею на роду было написано стать ботаником, еще никто не знал. Ботаники как науки тогда и не существовало. Изучение растительного мира считалось частью фармакологии.
Попробуй разгадай, почему это мальчика интересует только его сад, а в школе он учится из рук вон плохо. Настолько плохо, что педагоги даже намекают родителям, что, может быть, лучше обучать его не наукам, а ремеслу. Скорее всего, так бы оно и случилось, не пошли судьба на помощь юному Карлу Линнею доктора Ротмана. Окружной врач, а в школе преподаватель логики и медицины разглядел особый дар в страстной увлеченности своего ученика. И решил, что сам подготовит юношу для поступления на медицинский факультет.
В Лундском университете Линней проведет год. У его любимого профессора Стобеуса интересными окажутся не только лекции, а еще прекрасное собрание минералов, раковин и чучел птиц. И конечно, гербарий. О таком способе коллекционирования растений Линней узнал впервые и очень вдохновился. Его первыми шагами стали гербарий местных растений и письменная работа «О началах ботаники», изложенная уже тогда языком кратким, простым и точным, какой мы встретим потом во всех работах Линнея.
Через год, уже в университете Упсалы, Карл Линней так писал своему новому учителю профессору Олафу Цельсию: «Я рожден не поэтом, а до некоторой степени ботаником, и по этой причине дарю Вам годичный плод небольшого урожая, который Бог ниспослал мне». В Упсальском университете была традиция — дарить преподавателям к Рождеству стихотворные приветствия. А Карл Линней отличился: подарил Цельсию свою рукопись о половом размножении растений, о цветочных пестиках и тычинках. В ней — обзор всех мнений по этому вопросу, с глубокой древности до настоящего момента. Цельсий был в восторге. И не он один. Другой профессор, Рудбек, так проникся исследованием студента Линнея, что назначил его своим ассистентом и даже велел читать лекции, которые, кстати, собирали аудиторию большую, чем занятия самого Рудбека.
Триумф оказался недолгим. Зависть. Интриги. Сплетни. И Линней отправился в Голландию. Набираться ученой мудрости и защищать диссертацию, без которой вернуться ему было нельзя. Так сказали родители Сары Лизы Морея, девушки, которую он полюбил: они желали иметь зятем врача, а не какого-то там ботаника.
В Голландии Линней нашел славу. Степень доктора медицины он получил спустя год. Но главным его сокровищем стали 14 страниц огромного формата — сгруппированные в виде таблиц краткие описания минералов, растений и животных. «Система природы» — так называлась рукопись 28-летнего ученого. Он потом долго совершенствовал ее, но уже с первого дня своего появления на свет этот труд Линнея стал для естествознания XVIII века тем же, чем менделеевская таблица стала для химии века XIX. Вместо хаоса и путаницы, которые царили в названиях и определениях представителей растительного и животного царств, Линней впервые предложил универсальную систему, понятную всем народам земли.
Имя молодого ботаника гремело по всей Европе. Он путешествовал в Англию, во Францию, знакомился с коллегами, много работал и потихоньку скучал по родине…
Карл Линней всегда уверенно и твердо шел за своей звездой. На пути встречались испытания… что ж, они были для того, чтобы их преодолевать. Когда Линней вернулся в Швецию, он в мгновение ока стал из знаменитости заурядным врачом. «Я основался в Стокгольме. Все потешались над моей ботаникой. Сколько бессонных ночей я употребил на нее, — об этом никто не говорил... Я начал практиковать, но с очень медленным успехом: никто не хотел лечить у меня даже своих лакеев. …С четырех часов утра до позднего вечера я посещал больных, проводил у них ночи, зарабатывал деньги... Я оставил ботанику, тысячу раз принимал решение уничтожить все мои коллекции раз и навсегда…» Но он не сделал этого. И судьба наградила его за терпение. Линней получил место старшего врача на флоте, потом приглашение преподавать в Стокгольмский университет. Жизнь наладилась. Больше он не расставался со своей ботаникой никогда.
Он одинаков на всех портретах: полноватый старик в белом завитом парике, веселый, добродушный, несколько самодовольный, с небольшими быстрыми, острыми глазами — гений Скандинавии Карл Линней. Люди, хорошо его знавшие, говорили, что и в зрелые годы он поражал всех живостью и энергией, вставал в четыре утра, а в десять уже кончал лекции. Ходил в походы, лазил по скалам. Вечерами, посасывая трубку, любил наблюдать, как танцуют его студенты, а иногда и сам мог пройтись в игривой польке. Любил веселые компании и всегда имел в запасе свежий анекдот.
Он был великим ботаником, но его страсть к систематизации не ограничивалась растительным миром. Он классифицировал всех и вся: авторов книг по ботанике, геологические образцы, ракушки, металлы, животных, птиц, пресмыкающихся, рыб, насекомых, червей. Подыскал место и человеку, что по тому времени было большой смелостью. Однажды французский философ Ла-Меттри, возмущаясь тем, что в системе Линнея человек стоит рядом с лошадью, воскликнул: «Сам он лошадь!» На что сидевший рядом Вольтер заметил: «Согласитесь, что если Линней и лошадь, то — первая из лошадей!»
Ла-Меттри не любил Линнея, как и знаменитый зоолог Бюффон и некоторые другие ученые. Но на их критику и нападки добродушный швед взял себе за правило не отвечать вовсе. Он считал, что «для чистого все чисто». «Я никогда не поднимал стрел, которые пускали в меня враги, — говорил Карл Линней с улыбкой, — в естественной истории нельзя ни защитить ошибок, ни скрыть истины, а потому предоставляю дело на суд потомков». Иногда Линней позволял себе маленькую веселую месть. Например, он назвал одно ядовитое растение Byffonia — в честь Бюффона.
«Если бы я подражал ему, — воскликнул однажды Жан-Жак Руссо, — то имел бы несколько дней счастья и годы спокойствия!» Для Линнея годы спокойствия, о которых так страстно мечтал Руссо, наступили, когда 34-летний ученый возглавил кафедру Упсальского университета. И оставался во главе ее 37 лет. Годы летели стрелою. Линней погружался в исследования, писал, преподавал. Изучал лекарственные растения и действие лекарств. Изобрел термометр, использовав температурную шкалу Цельсия… И все это время не прекращал работу над главным трудом своей жизни — «Системой растений». Он готовил ее к публикации 25 лет. Но и задача была достойной и благородной — систематизировать весь растительный мир Земли.
Летом Карл Линней был в полном распоряжении своих учеников. Он приглашал их к себе в замок, в окрестностях которого они вместе устраивали ботанические экскурсии. Исследовали. Наблюдали. Беседовали на природе. Каждая экскурсия обязательно заканчивалась церемониальным маршем, студенты входили в резиденцию учителя с цветами на шляпах, завершая процессию возгласами: «Vivat Linneus!» На лужайке им подавали молоко и фрукты. Наиболее отличившиеся садились за стол профессора. Остальные угощались стоя.
Судьба не раз протягивала ему руку. Теперь он протягивал свою другим. Линней стал настоящим Учителем. Учителем для всех тех, кто, как и он, когда-то мальчиком в садике отца открыл для себя храм Природы — на всю жизнь.
Его студенты разъезжались по всему свету. Он учил их путешествовать. Любил говаривать, что польза от путешественника будет лишь тогда, когда он «остротой ума и очей одарен». Благодарные ученики присылали ему семена и образцы открытых растений, описывали невиданные земли. Линней заботливо собирал все их труды и научные работы, сам же обрабатывал и публиковал.
Да, он любил Природу. Да что там! Он служил ей всю жизнь. Честно, преданно, благородно. В одном из писем своему русскому коллеге он написал: «…через наших книготорговцев попала в мои руки твоя книга „Stirpium rariorum…“, труд отменный, который сохранит тебе имя навеки.
Все описания весьма точны, рисунки отличные, растения редчайшие, собранные в областях, доныне не подвластных флоре.
Во имя твоей любви к растениям прошу тебя ответить мне о некоторых, все это послужит тебе на пользу… Многого ожидает от тебя флора…»
Линней служил Флоре. Флоре как науке, да. Но и той, древней Флоре тоже. Флоре, которую греки, а потом римляне почитали как богиню живой природы, Весны, нового рождения и Прекрасного. Может, это она всю жизнь направляла его путь. Учила терпеть, трудиться и передавать дальше любовь. Привела к внутреннему спокойствию и мудрости.
Он работал и в ту минуту, когда его поразил апоплексический удар. Линней остался жив, но постепенно впадал в детство. Память изменила ему, он плохо узнавал людей, писал, путая греческие и латинские буквы. В декабре 1777 года, 70-летний, он вдруг велел заложить сани и один, никому ничего не сказав, отправился в свой замок. Обеспокоенные родные нашли его только под вечер. Он сидел на ковре перед камином, курил трубку и смотрел на огонь. Через несколько дней «князя ботаников» не стало.
Он оставил после себя 70 книг, множество статей, часть из которых не опубликована и по сей день. А среди прочего научного наследия и заслуг — завещание сыну. Несколько простых фраз. Мудрость жизни: «Если не веришь слову закона, веруй через испытания»; «Как жить будешь, так тебе будет удаваться»; «Никакое положение не в состоянии заменить положение честного человека»; «Разум без сердца — это блуждающий и тленный огонек без искры Божьей»; «Твори добро и радуйся!».
Дополнительно:
«Si nomina nescis, perit cognitio rerum. — Если не знаешь названий, то теряется и познание».
«В естественной науке принципы должны подтверждаться наблюдениями».
«С помощью искусства природа творит чудеса».
«Природа не делает скачка».
«Вечный, беспредельный, всеведущий и всемогущий Бог прошел мимо меня. Я не видел Его лицом к лицу, но отблеск Божества наполнил мою душу безмолвным удивлением. Я видел след Божий в Его творении; и везде, даже в самых мелких и незаметных Его произведениях, что за сила, что за мудрость, что за неизреченное совершенство!»