Счастье твое, и мир твой, и рай твой, и Бог твой внутри тебя.
Григорий Сковорода
По зеленым холмам Слобожанщины бродил почти три века назад философ и учитель Григорий Саввич Сковорода. И сейчас над этими холмами все так же гуляет ветер, колышет травы... С тех пор мало что изменилось. Человечество совершило множество открытий, но счастливее почему-то не стало. Земля снова ждет учителя, который напомнил бы людям о другой земле, о духовной родине, которая находится глубоко в сердце каждого. Так было и тогда, в XVIII веке. «Пока не будем иметь своего Сократа, до тех пор не быть ни своему Платону, ни другому философу… Отче наш, иже еси на небесех! Скоро ли ниспошлешь нам Сократа, который бы научил нас прежде всего познанию себя... Да святится имя твое в мыслях и размышлениях раба твоего, который задумал и пожелал быть Сократом на Руси» — так писал философ Сковорода, который решился стать первопроходцем, чтобы показать другим путь к самим себе, к божеству, живущему в каждом бьющемся сердце.
Всем известна фраза, которую Сковорода поручил написать на своей могиле: «Мир ловил меня, но не поймал». Он действительно прошел по земле легко. В доме-музее Сковороды нет принадлежавших ему вещей, а сам этот дом — одно из временных пристанищ неутомимого странника. Дошедшее до нас наследие Сковороды — это то, что он создавал и дарил людям, его настойчивое, умное, пылкое слово о пути к Богу и истинному счастью. Больше четверти века он провел в странствиях по родной земле и не переставал учить всюду: в богатых усадьбах и в бедных хатах, на рынках и на папертях. И хотя труды Сковороды не печатались при жизни, его слушали, читали и отзывались на сказанные им слова.
«Вся жизнь — театр»
Сковороде довелось жить в эпоху перемен. Он родился при Петре I и жил при Елизавете I и Екатерине II; при его жизни был основан Московский университет, произошло Пугачевское восстание и началась Великая Французская революция. Он современник Баха, Гёте, Канта, Вольтера, Руссо, Дидро, Ломоносова. Сковорода учился в Киево-Могилянской академии, одном из лучших европейских учебных заведений того времени. Некоторое время он был певчим в Петербургской императорской капелле, но сытая и праздная жизнь при дворе не пришлась ему по душе. Он уехал на родину продолжать обучение, а вскоре отправился за границу, чтобы дополнить свои знания. Вернувшись оттуда, Сковорода начал преподавать. В разные годы он работал в Переяславском и Харьковском коллегиумах, а также домашним учителем. Но в официальных учебных учреждениях он не приживался: слишком необычным казался его подход к обучению, основанный на развитии природных склонностей каждого ученика, слишком далеки были от существовавших тогда школьных канонов его представления о христианской этике и о поэтическом искусстве. После очередной стычки с руководством Сковорода оказывался на улице, без дома и без денег. Но он «научился жить как не имеющий ничего, но содержащий все». Ему хотелось не только учить тонкостям академических предметов, но и передавать другим знания, которые он считал необходимыми каждому, грамотному и неграмотному. В поисках истины он не заперся в монастырских стенах, а отправился в странствие и до самой смерти переходил из дома в дом, беседуя с людьми, задавая трудные вопросы, наставляя. «Многие хулили его, некоторые хвалили, все хотели видеть его, может быть, за одну странность и необыкновенный образ жизни его, немногие же знали его таковым, каков он в самой точности был внутренне», — писал ученик Сковороды Михаил Ковалинский. Сковорода не просто проповедовал, он жил своим учением и подчинял каждый свой шаг единственному, главному делу. Любовь к истине пылала в нем ярчайшим огнем, в котором сгорало все лишнее и мелкое. Это пламя загорелось век спустя и в других сердцах — Толстого, Достоевского, Соловьева…
Помните путь Грэя в «Алых парусах»? Он родился капитаном, хотел стать им и стал. Как удивительны цельные люди, которые буквально с рождения знают, для чего они пришли в этот мир! Но что делать человеку обыкновенному? Говоришь себе: я мог бы заниматься тысячей разных вещей, передо мной тысяча неизвестных дорог. Но где моя? Как когда-то Шекспир, Сковорода назвал жизнь театром. На этой пестрой сцене человеку может достаться не только большая и почетная роль, но и незаметная, простенькая. Всегда были и будут роли желанные, престижные. В XVIII веке многие стремились стать крупными землевладельцами или попасть ко двору, сейчас телевидение и яркие глянцевые журналы настойчиво диктуют нам, что хорошо, а что плохо. Сковорода часто повторял, особенно в беседах с юношеством: выбирайте свою роль, свое дело. Только его вы будете делать с охотой. Даже самое простое дело, приносящее пользу и совершаемое с природной склонностью, равноценно всем другим, так как в мире существует «неравное равенство»: «Бог богатому подобен фонтану, наполняющему различные сосуды по их вместимости… Меньший сосуд менее вмещает, но в том равен большему, что тоже полный. И что глупее, чем равное равенство, которое глупцы всуе покушаются ввести в мир?.. Боимся голода, не помня, что гораздо чаще умирают от пресыщения».
В театре жизни, где все мы на одной сцене и не знаем, когда сойдем с нее, взяться за чужую роль — значит стать комическим персонажем, а то и трагическим… Но как не ошибиться в выборе? Следует обратиться к своему сердцу, почувствовать, что именно по-настоящему его радует. Познай себя, внемли себе! — повторял философ вновь и вновь. Вы говорите, что это трудно, но разве вы пытались?! «Сложившему крылья трудно лететь и самому орлу». Призыв Сократа к самопознанию, который все знают и которому почти никто не следует, Сковорода считал важнейшим делом человеческой души. Но с чего начать? Что познавать? Нам кажется, что мы знаем о себе почти все. Подобно Нарциссу, мы увлеченно любуемся своей внешностью, или талантами, или карьерой… В изменчивом и пестром зеркале жизни колеблется отражение нашего обожаемого «я», а время утекает, как вода. У Сковороды есть диалог под названием «Нарцисс. Разговор о том: познай себя». В этом сочинении он писал о самопознании и его ключе — любви. Ведь не случайно Любовь — дочь Софии. Полюбив лучшее, высшее в себе, мы познаем свою внутреннюю красоту и тем самым обратим свой взор к Богу. Самопознание и познание Бога — одно. В мифе Нарцисс погиб, засмотревшись на свое отражение в источнике. Стать Нарциссом не земным, а небесным, писал Сковорода, — это значит смотреть в глубину себя, минуя отражение на поверхности. Человек способен открыть в себе божественный родник и стать источником духовного света для других.
В театре жизни Сковорода выбрал свою роль. В одном из его произведений описана известная библейская история, которая, как мне кажется, имела для него особый смысл: она символизировала его личный идеал духовного учительства. Это сюжет о Христе, который встретил у колодца женщину и, попросив воды, стал беседовать с ней. Просьба напиться была только предлогом поговорить об иной воде, об очищении души, утверждал философ, ибо телесная жажда была для Христа ничем по сравнению с жаждой совершать свое предназначение. Как воды, как воздуха, Сковорода жаждал познать божественную истину и донести ее до других людей. Он знал, что это его дело, и все свое время отдавал ему.
Первый биограф Сковороды Михаил Ковалинский описал характер и образ жизни своего любимого наставника и друга. «Всегда весел, бодр, легок, подвижен, воздержан, целомудрен, всем доволен… почтителен ко всякому состоянию людей, посещал больных, утешал печальных, разделял последнее с неимущими, выбирал и любил друзей по сердцу их, имел набожность без суеверия, ученость без кичения, обхождение без лести». По воспоминаниям Ковалинского, Сковорода позволял себе лишь самое необходимое: одевался очень просто, ел один раз в день, отводил себе для сна не больше четырех часов в сутки и вставал до зари, а полуночные часы проводил в молитве и в размышлении, «и сердце его делалось полем рати». Он стремился жить уединенно среди родной природы, которую очень любил; свои сочинения писал в основном в теплое время года, когда не мерзли руки. Все его имущество составляли смена одежды, несколько книг (Библия и сочинения любимых греческих философов), музыкальные инструменты и собственные рукописи. Его одиночество было не отъединением от людей, а, скорее, способом избегать привязанностей и суеты, его мнимая праздность — деятельным покоем, незаметной, но огромной внутренней работой. Он прожил долгую жизнь, больше 70 лет. Старость принесла болезни. «Дух бодр, но тело немощно», — говорил он о себе и не соглашался с теми, кто боялся состариться: Эх вы! хотите жить долго, а когда старость приходит, жалуетесь. Но ведь старость — это итог вашей жизни; мудрый и в старости не перестает быть мудрым, а глупец, растеряв на жизненной дороге силу, красоту и удовольствия, остается доживать век с одной своей глупостью.
Предчувствуя скорый приход смерти, Сковорода был готов продолжить странствие за пределами тленного мира. Много раз он говорил и писал о том, что смерть, забирающая у человека всего лишь тело, не страшна, а скорее желанна. Божественное начало пронизывает собой всю природу, но само оно скрыто. Отчего же мы так любим и ценим видимое? Смерть отбросит не нужную больше шелуху, а останется вечное зерно, из которого прорастет новая жизнь. По свидетельству очевидца, философ сам вырыл себе могилу и в день перед смертью был весел, вспоминал прошлое, рассказывал друзьям о своей жизни.
Кто не боится умереть? — спрашивал Сковорода и отвечал: «…тот, чья совесть — как чистый хрусталь»…
«Все проходит, но не Бог и не любовь»
Философия Сковороды исполнена духа православия, но его отношения с церковью были непростыми. Его обвиняли в том, что он сбивает с толку молодежь, считали еретиком: конечно же, в то время, да и позже не могли быть ни приняты, ни опубликованы его рассуждения о том, например, что Иисус Христос — это символ мудрости, подобный египетской Изиде, греческой Афине и римской Минерве…
Сковорода никогда не расставался с Библией, нежно называл ее своей голубицей. Его трактовка Библии оригинальна и не схожа с истолкованием официальной церкви. Он указывал на то, что это символическая книга, и потому ее нельзя понимать буквально. Как и внешняя сторона человеческой жизни, повествовательная сторона Библии подобна театральной сцене. Под масками людей и животных в происходящих на библейской «сцене» событиях можно разглядеть символы, которые учат, поясняют, ведут к истине. Поиск зерна истины — это работа души. А без понимания символов все библейские истории всего лишь ненужная шелуха. Мы привыкли потребительски относиться к миру вокруг нас и переносим это отношение в область религии: «уповаем на плоть и кровь святых, надеемся на тлень и божбу; обожаем вещество в ладане, в свечах, в живописи, в образах и церемониях, забыв, что, кроме Бога, ничто не есть благо и что всякая внешность есть тлень и божба». Библия — Сфинкс. Она заставляет каждого читателя решать сложнейшую загадку о самом себе. Для того, кто не обратился за разгадкой к собственному сердцу, чтение Библии опасно: он видит в ней лишь внешнее (как и в себе, и в мире). Исполненный суеверий, он задает не те вопросы и убеждает себя, что вся эта мудрость уже устарела. Ему, напичканному самыми современными знаниями, смешно читать о сотворении мира, о создании Адама из глины, об изгнании из рая; он снисходительно улыбается наивности древних, которые верили, что дева может родить, море расступиться, а солнце замереть на небосклоне. Как актуально это звучит сейчас! В наше время немало споров о наследии древности и немало восклицаний: неправдоподобно! чепуха!.. Но Сковорода предупреждал: не будьте наглыми и самоуверенными, рассуждая о мире, не презирайте древнюю мудрость, а попытайтесь понять скрытый смысл символов, ищите в нехитрой басне зерно сокровенного знания. «…Чистейший, всемирный, всех веков и народов всеобщий ум излил нам, как источник, все мудрости и художества, необходимые для жизни. Но ничем ему так не обязан всякий народ, как тем, что он дал нам самую высочайшую свою премудрость… Являлась она во образе льва и агнца, а царский жезл был ее символом и так далее… А в позже появилась она во мужском образе, сделавшись богочеловеком. Каким способом божья премудрость родилась от отца без матери и от девы без отца, как она воскресла и опять к своему отцу вознеслась, и прочее, — пожалуйста, не любопытствуй… Поступай здесь так, как в опере, и довольствуйся тем, что глазам твоим представляется, а за декорации и за угол театра не заглядывай». Не только Библия, а весь мир и род человеческий в нем — это книга, открытая перед нами Учителем. «Не все ли читают эту книгу? Все. Все читают, но бездумно».
Философ с горечью констатировал, что церковь превращается в театральные подмостки, а участники обрядов и церемоний забывают смысл того, что играют. «О господь мой! Как же они не знают? Они с малых лет начали болтать библию твою, на ней состарились, не оставили ни стишка, ни словца, не оспорив его; имя твое, крест твой всегда у них на грудях, на губах, на одеждах, на стенах, на блюдах, в церемониях... Засмотрелись на церемонии, засели в мясных пирах, не взяли в ум свой искать истины божьей, к которой вела их церемония». По мнению Сковороды, церковные церемонии — это «комплименты и жеманные наружности, обещающие усердие к Богу и дружбу». Обещание, но еще не исполнение! Обрядовые действия, как и библейские символы, подсказывают, как жить. Любовь — это живая и вечная связь человека с Богом, а церемонии — ее внешние проявления, не более того. И разве необходимо, чтобы религиозные обряды были одинаковыми для всех народов и всех времен? Разве имеет значение, каким именем называют Бога: природой или вечностью, судьбой, бытием, необходимостью, или царем небесным, или истиной?.. Неужели Господь доступен только горстке избранных? Разве его бесконечная власть должна проявляться в том, чтобы оживлять мертвых или останавливать солнце, как бы в насмешку над установленными им самим законами природы? Да обладай любой из нас даром творить чудеса, «даже дар воскрешать из мертвых ничем не полезен душе-бездельнице — ни воскрешающей, ни воскрешаемой». Люди ищут истины «по всем Коперниковым мирам», раздают имущество, мучают свое тело аскетизмом в надежде заполучить бессмертие, ждут особого божественного благословления и чуда, стремятся раскрыть «последние» тайны. А разгадка жизни рядом, только надо разглядеть ее в своем сердце. «Узнай же прежде себя. Не броди по планетам и по звездам. Вернись домой». Люди боятся смерти и мечтают о вечной жизни, а она уже есть у них. Сковорода повторял: познай себя, истинного человека в себе, и тем самым ты познаешь Бога и обретешь вечную жизнь. «Это и означает быть живым, вечным и нетленным человеком и быть преображенным в бога, а бог, любовь и соединение — все это одно».
Что есть зло? Отчего Бог допустил его присутствие в мире? Кто такой дьявол, и где находится ад? За столетие до откровений Достоевского Сковорода пытался найти свой ответ на эти непростые вопросы. Нам нередко кажется, что в театре жизни есть кое-что лишнее и вредное для нас, и мы возмущаемся: несправедливо! почему именно я страдаю? Но ведь мы всего лишь комедианты, каждый со своей маленькой ролью и потому не можем постигнуть всего замысла великого сочинителя. «Злость не что иное, как созданные Богом благие вещи, приведенные в беспорядок» — так считал Сковорода. Но кто же приводит их в беспорядок? Железо всегда стремится к магниту, а огонь вверх; стихии, растения и животные следуют законам природы. А вот людское племя забывает о божественных законах или искажает их. Свет Бога одинаково доступен каждому. Но необходимая всем, как воздух, божественная истина так же, как воздух, неощутима. И если мы не вспоминаем о воздухе, которым дышим, то гораздо легче забыть о самом сокровенном — о том, «что очищено от всякой вещественной грязи, утаено от всех наших чувств, освобождено от всех шумов, тресков и перемен, в вечном покое и в спокойной вечности блаженно пребывает». Поэтому так мало по-настоящему счастливых людей. Мало тех, кто всем сердцем искал божественную истину и поэтому разглядел ее. Увешанные мешками накопленного скарба, исполненные жадности и боязни, ничем не довольные, бредут несчастные злые люди по пути своей жизни, и дорога их печальна, а смерть для них страшна. Они потеряли путь к своей истинной сути, которая и есть проявление Бога. Но у каждого есть возможность вновь обрести его. Не бойтесь ада за вратами смерти, говорил Сковорода, ад в вас самих, в вашей собственной воле, в вожделениях и страстях. Не странно ли слышать от такого волевого человека, как Сковорода, что наша воля — это зло? Легко ли, да и нужно ли отказываться от собственной воли? Да, необходимо, писал философ, если беззаконная воля повелевает нами и несет нас по жизненному пути, как бешеная колесница:
Воля! О несытый ад!
Все ты ешь. Всем ты яд…
Одним из главных лейтмотивов в его творчестве стал отрывок из псалма Давида: «Бездна бездну призывает…». Философ вглядывался в человеческое сердце — в бездну, которая вмещает все, но сама не вмещаема ничем. (А позже Достоевский напишет: «Широк человек…») Тот, кто жаждет материальных богатств и услад, не может заполнить свою пустоту, ведь ничто плотское не насыщает бездну сердца. Лишь обратившись к беспредельности Бога, человек наполняется. Необходимо истребить в себе «злую волю»: освободиться от материальных привязанностей и, изучив свое сердце, преобразить его из пугающей бездны в сосуд, готовый вместить Бога. Несмотря на то что множество наших желаний и страхов раздирает нас на части и мешает услышать голос божественной воли, он не перестает тихо звучать в нас. «Живущее в тебе блаженное естество управляет, будто скотом, твоей природой… Оно не ошибается и лучшим путем поведет тебя… нежели чужие советы и собственные твои стремления, о которых написано: „Враги человеку домашние его“».
Сковорода вступал в мысленный спор со злом. В его «Споре беса с Варсаввою» и в диалоге «Брань архистратига Михаила с Сатаной о том: легко быть благим», описанном как видение некоего Варсаввы, очевидно, что персонаж Варсавва — это сам автор, «сын Саввы». О чем же идет спор? О том, что быть счастливым и блаженным легко. Дьявол подсказывает слабому, что достигнуть царствия божьего ох как трудно! И тот убеждает себя, что легче всего жить «как все». Но это не так, утверждал Сковорода. «Трудное не нужно, а нужное не трудно» — это всеобщий закон природы, касающийся и людей. А разве есть что-либо более необходимое для человека, чем Бог? Познание истины извечно, эта задача всегда стоит перед человеком, идет ли он вперед или отворачивается со страхом. Конечно, чтобы смотреть на солнце, нужно пройти долгий путь, преобразившись из крота в орла. Но счастья познать божественную истину может достичь любой, «всякий рожденный, кто всем сердцем искал».
Счастливы ли вы? Сегодня, сейчас? Мы чаще всего говорим о счастье в прошлом или в будущем. «У меня было счастливое детство»… «Я буду счастлив, когда сбудется моя мечта»… Сковорода называл себя счастливым человеком и был им. А рецепт счастья, который он дает, прост: не предавайся унынию, веди здоровую умеренную жизнь, избегай толпы, суеты и праздности, найди себе дело по душе; свое тело поставь на подобающее ему место помощника и раба, а разум неустанно питай из чистых и светлых источников. Приучи себя видеть высокое. Если жизнь лишает тебя чего-то, вспомни о том, что у тебя есть: жизнь, солнце, воздух, разум… «Весь рай — это твердое соблюдение заповедей божьих».
Что же увидит Нарцисс, вглядевшись в глубину источника? Сковорода считал, что человек состоит из физического и чувственного (или «стихийного») тел, а также высшей части, которую он называл сердцем, разумом или духом. Есть не только видимая природа, но и пронизывающая ее природа незримая и вечная, то есть Бог. Поэтому в каждом человеке — два человека. Первый из плоти и крови, он изменяется и умирает. А в нем скрыт нетленный, истинный человек, и именно о нем сказано, что он создан по образу и подобию божьему. Чтобы гармонизировать отношения смертного и вечного в себе, необходимо чувство меры. «Устремляясь к духовному, остерегись, как бы не погубить плотское, если это плотское может привести тебя к лучшему… Когда ты в чем-либо излишне уступаешь плоти, то унижаешь ее хозяина. Тогда гневается на тебя твой брат, хозяин плоти. Кто он такой? Дух». Внутренняя мера является нашим измерительным инструментом для познания мира. «Не измерив прежде себя, что пользы знать меру прочих созданий?» Чтобы соблюсти чувство меры в повседневной жизни, надо учиться управлять своими чувствами, но это не означает ничего не любить. В ответ на вопрос Ковалинского об овладении своими эмоциями и желаниями Сковорода писал: «…итак, ты скажешь, что я требую вместе со стоиками, чтобы мудрец был совершенно бесстрастным. Напротив, в этом случае он был бы столбом, а не человеком. Блаженство там, где есть укрощение страстей, а не их отсутствие».
Разум человека всегда активен, и если не направлять его к хорошему, он обратится к плохому. Поэтому следует совершать ежедневное жертвоприношение Богу: стараться увидеть что-то прекрасное или поучительное, размышлять и учиться.
Веселый странник
Как и многие до него, Сковорода сравнивал жизнь с плаванием в бурном море в поисках тихой светлой гавани. Идя по этому пути, человек нуждается в спутнике, проводнике, учителе. Где тот Сократ, который вновь обратит наш взгляд на самих себя, к небу внутри нас? «Сей странник бродит ногами по земле, сердце же его с <ангелами> общается на небесах и наслаждается»… О себе Сковорода говорил: «Аз о Бозе веселюсь». Если бы веселый странник по пути горнему выбрал затворничество и совершенно отрешился от мира, мы никогда бы не услышали о нем и его философии. Однако он избрал путь, который считал самым трудным и одиноким, но и самым прекрасным и радостным. Это путь учителя. «Ни один философ, ни один художник не так одинок, не так покинут на самого себя, как тот, кто учит о вечной жизни». Удел духовного учителя — внутренне умереть для мира, но деятельно жить в нем. Учить о счастье и блаженстве духа, врачевать души может только тот, кто сам очистился и достиг этого счастья, чья душа здорова. Но таких людей, не попавших в сети мира, мало. Тот, чья душа летит к небу, становится в глазах других не высоко парящим орлом, а белой вороной. И не всякий решается быть не похожим на других. Его преследуют, над ним смеются, его призывы истолковывают неверно… Чувствуется, что Сковорода писал об этом, исходя из собственного непростого опыта. Ему не раз приходилось слышать этот сладкий шепот: «Присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь»…
Но находятся в мире и те, с которыми действительно по пути. Вторя Плутарху, Сковорода прославлял дружбу. Сама христианская религия для него — это «истинная и совершенная дружба». Постоянного персонажа своих диалогов, высказывающего его собственную точку зрения, Сковорода назвал просто «Друг». «Я такой человек, что никогда не могу насытиться разговором с друзьями», — писал он своему ученику и другу Ковалинскому. Их беседа, запечатленная в письмах, сохранилась. Это растянувшийся на несколько десятков лет разговор-размышление о том, что было близко им обоим: о древней литературе, о человеке и его пути, о самом главном и сокровенном. Сковорода верил, что дружба, питаемая истинной любовью, переступает даже границы смерти. Предчувствуя свой уход, он писал дорогому другу: «Свободный от тела, я буду с тобою в памяти, в мысли, в молчаливой беседе». Среди его любимых друзей и собеседников были не только его современники. Как барон Мюнхгаузен Горина, Сковорода проводил досуг с Пифагором, Марком Аврелием, Плинием, Эпикуром, святым Павлом… Вот они, лучшие советчики и вернейшие друзья — священные книги, сохранившие в веках крупицы мудрости. «Не могу налюбоваться, как они могли быть просты, но значительны; грубы, но дружелюбны; вспыльчивы, но не злобны; ласковы, но не лукавы; сильны, но справедливы», — писал он о мудрецах древности. Сковорода сам переводил любимых философов и становился почти что их «соавтором». Его переложения — это переводы «не слов, но мыслей», диалоги и совместные размышления с философами древности. Не единожды он вставал на защиту дохристианской философии, утверждая, что она была верной служительницей истины и родившимся после создания Нового Завета есть чему поучиться у нее. Ведь Бог «есть простирающееся по всем векам, местам и тварям единство». И чтобы человечество не забывало об этом, во все времена рождались и рождаются ученые, художники, философы, учителя, которые пытливо вглядываются в бесконечный, полный звезд небосвод, раскинувшийся в каждом человеческом сердце. Исследователь философии Сковороды Владимир Эрн назвал его «родоначальником русской философской мысли, духовным зачинателем и основоположником всех крупных последующих умственных течений в русском обществе». Спустя век и два после Сковороды русская философия размышляла над теми же проблемами, о которых он писал и говорил: это вопросы Достоевского, соловьевская София, творчество пришедших за ним символистов… И сейчас его книги по-прежнему ведут с нами диалог о вечном.
В творчестве Сковороды есть один прекрасный символ: он сравнивал слово о божественной истине с маленьким зернышком. Это зернышко кажется ничтожным, но если оно попадет в сияющее любовью сердце, то сокрытые в нем бесчисленные сады зазеленеют и расцветут.