Я пишу эти строки в тот самый момент, когда самолет авиакомпании «Эр Франс» трогается в путь. Мы только что «отплыли» от шереметьевского причала. Я еду в Париж — туда, где в Лувре улыбается Джоконда, где Собор Парижской Богоматери отражается в водах Сены, а в садах Живерни цветут водяные лилии Моне... Я еду в город Встреч.
Удивительно, сколько всего можно увидеть в Париже за один день, если все время идти, почти не останавливаясь на отдых. Я бродила по острову Ситэ и по набережной Сены, по Большим бульварам и маленьким улочкам Монмартра... Удивительный город постепенно открывал мне свои тайны, а я безмолвно вслушивалась в этот голос, стараясь уловить разнообразие его мелодий. «Слушай, впитывай и запоминай», — словно говорил Город. Здесь звучит и неземная гармония готики, и величественная королевская старина, и доблесть мушкетеров, и свободолюбивый голос Французской революции, и возгласы первых кинозрителей с бульвара Капуцинок, и запах лилий, смешивающийся с запахом солнечных красок Моне и Ренуара, доносящийся вместе с брызгами фонтанов и веселыми разговорами. Парижане мирно и беспечно беседуют за столиками бесчисленных открытых кафе в креслах, развернутых лицом к миру — чтобы удобнее было наблюдать за ходом истории и, подкрепившись очередной чашечкой кофе, изящно и непринужденно внести в мир свою лепту. Здесь настоящее словно пропитано прошлым, а прошлое живет в настоящем.
Еще совсем недавно мне просто не верилось, что я когда-нибудь увижу великий Нотр-Дам, Собор Парижской Богоматери. Но вот я здесь, совсем рядом с ним. С него-то мне и хотелось начать знакомство с городом.
Пройдя пешком по улице Турбиго, я вышла к набережной Сены и, перейдя через мост, оказалась на острове Ситэ, в самом сердце Парижа — или Лютеции, как назывался этот город-остров до IV века. На карте остров похож на корабль, плывущий по Сене. Отсюда берет начало парижская история: во II веке до н.э. здесь поселилось галльское племя паризиев. Потом здесь жили римляне. В их времена и был построен на острове храм, посвященный Юпитеру, на месте которого позже поставили церковь св. Этьена. А еще позже, в середине XII века, здесь началось строительство великого собора, посвященного Богоматери. Строительство это длилось почти два столетия. Многое претерпел Нотр- Дам со времени своего основания. Оказывается, он очень сильно пострадал, особенно во время Французской революции 1789 года: множество статуй были разрушены, витражи заменены прозрачными стеклами, шпиль уничтожен, все колокола, за исключением большого, переплавлены, а сам собор превращен в храм Разума, а позже — в склад продовольствия. Воистину, разум без любви далек от мудрости! К счастью, в конце XIX века Собор был отреставрирован, во многом благодаря роману Виктора Гюго, который привлек внимание парижан к этому полуразрушенному памятнику.
И вот я стою перед ним, великим готическим Собором. Дух захватывает от его тонкости и величия, от прикосновения к мастерству тех, кто создавал его 800 лет назад — тех, кто начинал, не надеясь увидеть его законченным, и тех, кто продолжал дело первых. Вокруг масса туристов, сверкают вспышки фотоаппаратов. На главном фасаде — статуи, сцены, посвященные Богоматери, ее матери св. Анне, скульптуры библейских царей — великое множество человеческих фигур. А надо всеми — огромная восьмилепестковая роза. Не она ли окно в небеса?
Обхожу Собор кругом. Вот они, грозные химеры (или гаргойлы, как их называют на западе), почему-то не показавшиеся мне такими уж грозными. Может быть, это хранители святыни. Вот с детства казавшиеся мне такими загадочными «крылья» Собора (в архитектуре они называются аркбутанами). Они поддерживают Собор, но мне кажется, что они придают ему ощущение полета. А стены, стены! Особенно с северной стороны, где разрушения были не так велики, они двухцветные, светло-серо-черные из-за веками скапливавшейся пыли, настоящей пыли веков. И изображенные здесь, на северном фасаде, фигуры — совсем древние, пережившие все перипетии еще с XIII века.
Перейдя мост, соединяющий остров Ситэ с северным берегом Сены, и пройдя по набережной, усеянной бесчисленными книжными лавочками и маленькими красочными выставками свободных художников, я вышла к грандиозному дворцу — Лувру. Длинная арка вела к его внутренней площади, и в проеме арки была видна прозрачная стеклянная пирамида, стоящая в центре среди фонтанов, — дань настоящего прошлому. Под своды пирамиды постоянно входили люди — и исчезали, спускаясь по эскалатору вниз, навстречу прекрасным сокровищам, хранящимся в этом бывшем дворце французских королей. Площадь звучала, гудела на всех языках мира. Где-то там живет Джоконда, сказала я себе. Скоро мы встретимся. Но не сегодня.
Большое пространство между Лувром и площадью Согласия занимает сад Тюильри. Когда идешь по его аллеям, мимо античных статуй и изящных фонтанов, время перестает течь только вперед, и к едва доносящемуся пению горлиц словно примешивается шелест старинных платьев — будто сама Анна Австрийская вышла прогуляться в тени деревьев в сопровождении своих придворных дам. Говорят, в XVII веке сад этот был признан таким красивым, что сюда больше не хотели пускать публику, и только благодаря сказочнику Шарлю Перро сад остался открытым.
В конце главной аллеи возвышалось большое медленно двигающееся колесо — Колесо обозрения, еще одна точка соприкосновения настоящего с прошлым. Уже подойдя ближе, через белые спицы огромного колеса я увидела широкую площадь Согласия с конными скульптурами. В центре же сверкала, несмотря на пасмурную погоду, золотая игла древнего египетского обелиска. Я долго не могла оторвать от него глаз. Воистину времени не существует! Передо мной, среди проносящихся мимо автомобилей, стоял обелиск из храма Луксора, созданный 33 столетия назад.
Мне давно хотелось увидеть Монмартр. Я почти ничего не знала об этом районе Парижа, за исключением того, что его очень любили и часто писали на своих полотнах французские импрессионисты. Меня словно тянуло туда, и, вооруженная путеводителем и картой, я стала подниматься по бульвару Монмартр. А идти вверх предстояло долго. Ведь Монмартр — это высокий холм, гора. На углу бульвара Клиши и улицы Лепик, по которой мне предстояло продолжить восхождение, показались ярко-красные крылья мельницы, окруженные множеством мигающих лампочек. Это знаменитый Мулен-Руж, знакомый всем любителям французской живописи, готовился к очередному представлению, в котором наверняка будут танцевать канкан. Мне же предстояло увидеть еще не одну мельницу.
Улица Лепик очаровала меня своими изгибами, маленькими уютными домиками с вьющимся по ним плющом. Недаром этот район так любили и продолжают любить художники — мне кажется, это один из живописнейших городских уголков мира. На улице Лепик в конце XIX века некоторое время жил и наш соотечественник Илья Репин, здесь он написал картину «Садко». Эта улица привела меня почти к самой вершине холма. Проходя по одной из крутых и узких прилегающих улочек, я подняла взор вверх, и там, на вершине, глазам моим открылись длинные деревянные лопасти большой ветряной мельницы. Это была Мулен-де-ла-Галетт, настоящая мельница XVII века, превращенная в XIX веке в увеселительное заведение, также известное по картинам импрессионистов, особенно Ренуара. Сейчас мельница закрыта для посетителей, так что увидеть ее можно лишь издалека, снизу. Как я потом узнала, еще в конце XVIII века на Монмартре было около 30 мельниц!
Монмартр сразу дает почувствовать свой особый, какой-то очень чистый дух. Существует несколько версий происхождения названия этого холма. По одной из них, место это названо в честь Меркурия, так как еще в древнеримскую эпоху на самой вершине холма стояло святилище этого божества. Слово mont по-французски значит «гора», отсюда — Монмартр, «гора Меркурия». По другой версии, назван он в честь трех мучеников (martyr), в том числе Сен-Дени, первого епископа Парижа, которые за проповедь христианства были обезглавлены на этом холме в 250 году. Я думаю, каждый может сам постараться почувствовать, какая из этих версий ближе к истине. А во время Французской революции холм был временно переименован в Мон-марат.
Повстречав на своем пути еще одну старинную ветряную мельницу (также превращенную в ресторан), я наконец поднялась на самую вершину холма. Обаяние этого места трудно передать словами. Даже обилие туристов и бесчисленное количество маленьких магазинов и кафе не портят его красоты, а может быть, даже придают ему какой-то особый уют. Находясь на небольшой площади Тетр, обсаженной деревьями и окруженной домиками, будто ощущаешь невидимое присутствие каких-то маленьких существ, хранителей холма, словно продолжающих жить здесь и по сей день, хотя давно уже срублены леса, издревле покрывавшие его. А в двух шагах от площади стоит церковь Сен-Пьер, одна из старейших церквей Парижа, построенная в 1134 году на месте более раннего храма, который, в свою очередь, стоял на месте древнего святилища Меркурия. Здесь даже сохранились четыре мраморные колонны, изначально являвшиеся частью святилища.
В Париже каждый день полон открытий и красоты! Есть в этом городе бульвар Сен-Жермен. На этом бульваре стоит старинная церковь Сен-Жермен-де-Пре, еще одна из старейших церквей Парижа. Она была построена в X–XI веках на месте монастыря VI века. Это прекрасное место как будто зовет меня: я была здесь уже дважды. Тихая, загадочная монастырская церковь. Готические своды. Луч солнца струится из-под купола и освещает поочередно фрески, в другое время остающиеся в полумраке. И древняя, деревянная, готически тонкая статуя святого Жермена, а перед ней — потрескивающие свечи.
А напротив этой церкви, по другую сторону бульвара, находится кафе «Ле Дю Маго», в котором бывал Антуан де Сент-Экзюпери... «Маленький принц» и сегодня словно живет в дыхании Парижа. Волшебный мальчик с золотыми волосами то тут, то там смотрит на меня с витрин, открыток, книжных обложек, словно посылая мне привет из дома — и от всей Вселенной. Франция, родина его автора, очень любит своего Маленького принца.
Свершилось! Сегодня я была в великом Лувре. О бесчисленной и бесценной красоте, что хранится в его стенах, можно писать бесконечно. Венера Милосская, Ника Самофракийская, Древний Египет, итальянское Возрождение (Леонардо, Рафаэль, Микеланджело, Боттичелли, Гирландайо, Джотто, Фра Анжелико) — и это только поверхностный взгляд на то, что таится в глубине. Но была среди множества луврских знаменитостей одна, с которой мне так не терпелось познакомиться. Джоконда... Признаюсь, приближаясь к ней, я была почти скептиком: улыбающаяся Мона Лиза, о которой так много говорили и писали как о самом гениальном творении Леонардо, до сегодняшнего дня не производила на меня того магического влияния, о котором часто приходилось слышать. Ну, улыбка и улыбка, немного странная — но немногим более...
Вхожу в зал, где, судя по карте музея, находится Джоконда. Такой же зал, как многие другие. Но вот толпа людей перед стеклянным заграждением, а за стеклом, на черном фоне, — она. Небольшая, меньше, чем я думала. Периодические вспышки света от фотоаппаратов. И отойти уже никак нельзя. Потому что она — живая.
Вот что я написала на листке бумаги, сидя в этом зале, после того как простояла перед Джокондой добрых 20 минут, со слезами на глазах (вот уж совсем не ожидала этого!): «Мона Лиза. Анима и анимус — и ребенок! Женское и мужское в ее лице проглядывают по очереди. Выражение лица перетекает из одного в другое. То сила, то любовь и сострадание, то шутливость, то задумчивость, то женственность, то мужественность. Глаза — невозможно оторваться. Живая. Учит. Учит с добротой и юмором. Учит силе человеческого духа и единству мужского и женского начала. Говорит со мной. Плоская картина почти становится объемной. Поразительно до слез».
Так вот какая она, настоящая Джоконда! Сегодня я, пожалуй, впервые в жизни прочувствовала небесный дар Леонардо — умение действительно осуществить, воплотить Мечту.
Мое знакомство с Эйфелевой башней началось уже пару дней назад: этот известнейший во всем мире символ Парижа виден из многих точек города. И вот я приближаюсь к легендарной башне. Признаться, я даже не подозревала, что ей уже больше ста лет! Ведь по конструкции и высоте своей она кажется современным сооружением, принадлежащим нашему столетию. Но это не так: башня была построена в 1889 году, к открытию Всемирной выставки в Париже, — и очень даже не понравилась многим парижанам того времени, особенно некоторым писателям, так что шли серьезные дискуссии о необходимости ее сноса. Зато многие парижские художники выступили в защиту башни, а уж когда оказалось, что ее можно использовать для метеорологии и радио (а много позже — телевидения), судьба башни была решена.
Когда стоишь под массивными железными сводами этой парижской знаменитости, просто дух захватывает. Ведь издалека это легкое, почти кружевное сооружение. И только приблизившись к нему, чувствуешь всю его мощь и скрытую силу. Представляю, какой прекрасный вид на Париж открывается с башни! Но слишком велика была очередь, а впереди ожидало еще столько встреч — и оставался всего один день.
Парижские набережные и площади-звезды с расходящимися от них лучами-улицами настолько гармоничны, что гулять по этому городу можно часами. Пройдя площадь Согласия, я вышла на набережную Сены и вскоре увидела роскошный мост, сверкающий золотом и украшенный двуглавыми орлами российского герба. Это мост Александра III, российского императора. Первый камень в его строительстве был заложен Николаем II и императрицей Александрой Федоровной во время визита во Францию в самом конце XIX века. Необычно видеть такую симфонию российского царского великолепия вдали от России. Как же многое связывало две наши страны в прошлом! И разъединяло тоже — достаточно вспомнить Наполеона, похороненного здесь же, в Париже, в большой богатой церкви, называемой Домом инвалидов.
Налюбовавшись поразительно отличающимся от современности мостом, я направилась к знаменитому проспекту — Елисейским Полям. Это еще один район Парижа, не похожий на другие и имеющий своеобразный дух. Множество цветочных клумб, фонтанов и зеленеющих скверов, богатые магазины и бесчисленные кафе, дворцы и театры, посольства и офисы больших компаний. Елисейские Поля соединяют две площади: площадь Согласия и площадь Звезды. 400 лет тому назад здесь были поля и маленькие деревни, а в середине XVII века Людовик XIV приказал проложить улицу, чтобы соединить Париж с замком Сен-Жермен-ан-Лей, где он родился и вырос. А позже, уже в XIX веке, эта улица стала модным местом прогулок аристократов.
Нужно сказать, что и мне гулять по этой улице очень понравилось. А в конце ее меня ждало еще одно открытие: Этуаль, площадь Звезды, и стоящая в ее центре Триумфальная арка. Уже стемнело, и, стоя в конце Елисейских Полей, одного из лучей звезды, я увидела несколько других улиц-лучей, ярко светящихся вечерними огнями и собирающихся к центру — так же ярко светящейся Арке. Всего у Звезды двенадцать лучей.
Елисейские Поля не зря так известны в России. В этом районе Парижа живут многие потомки наших соотечественников. Здесь же неподалеку находится знаменитый русский православный храм Александра Невского. Я нашла его по двум березкам, стоящим у входа на его территорию. Это историческое место, и хотя сам храм был закрыт, я надолго осталась около него, думая о великих россиянах, чьи имена так или иначе связаны с ним. Этот храм был построен на пожертвования, сделанные в том числе императором Александром II. Здесь внутри находится крест, поставленный в память об убитой в 1918 году царской семье. Здесь отпевали Ивана Тургенева, Федора Шаляпина, Василия Кандинского, Ивана Бунина, и уже не так давно — Андрея Тарковского и Виктора Некрасова. Вспоминая обо всех этих людях, оставивших миру жемчужины своего искусства, я молча стояла перед храмом. В темноте мягко мерцали звезды — и прямо к центральному куполу храма летел, раскинув крылья, звездный Лебедь.
Наконец, как кульминация пребывания в городе, передо мной вновь вырос Собор Парижской Богоматери. На этот раз я вошла в него.
Приглушенные звуки шагов входящих людей сливались со звенящими звуками тишины. Воздух был словно напоен этой музыкальной тишиной. Вот бы послушать, как звучит здесь орган! Как переливаются его звуки, невидимо повторяя воздушно-высокие линии самого Собора... Начиналась служба. Я села в отдалении, стараясь впитать эту необычную атмосферу. Вдруг, словно в ответ на мои мечтания, из-под высочайших сводов собора полилась органная музыка. Наверное, только слово «гармония» может отразить то, что происходит в Нотр-Даме при звуках органа — слышимых и не слышимых.
Закончилась служба, стали выходить люди, погасли электрические лампочки канделябров, оставляя лишь вечерне-солнечный свет, падающий из тонких высоких окон, — а я все стояла у одной из колонн Собора. Если прикоснуться к камню колонны, он может дать тебе невидимую частицу себя, а частица твоей души останется здесь...
Солнце приближалось к закату, и главный, западный фасад особенно ярко светился в его лучах, навсегда запечатлевая в моей душе след величия и красоты. Нотр-Дам... Париж... Думаю, я лишь прикоснулась к тайнам великого Города. r