«Каменный Крест» — так, говорят, переводится название этого порога, главного препятствия охтинского маршрута. Многие стремятся сюда даже не столько преодолеть его (абсолютное большинство — и это вполне разумно — обносят), сколько просто побыть рядом. Причаститься грозной силы водной стихии и увидеть, если повезет, смельчаков, что решаются на прохождение. Каждый такой поединок — событие, приковывающее к себе внимание всех присутствующих: такое ощущение, что один экипаж олицетворяет в этот момент всех туристов-водников — нынешних, и ушедших, и будущих...


Но даже и без этого здесь есть на что посмотреть. Ибо здесь и только здесь равнинная карельская Охта напоминает самую настоящую горную реку — могучие валы меж высоких отвесных скал, бешеный напор накрепко стиснутых гигантскими валунами струй... Сам грохот порога здесь не такой, как везде, — звук какой-то особенно низкий, больше напоминающий рев. Все это наполняет даже самого умелого, а то и просто бесшабашного водника искренним уважением к стихии, тихой гордостью за свою туристскую «профессию» и заставляет трезво оценить многие вещи — опасность, мастерство, жизнь...
И цветы... Нет среди них каких-то редких, встречающихся только в этом месте видов, но именно здесь они смотрятся совершенно иначе и навевают ни на что не похожие мысли и образы. Вот желтые, чисто равнинные. Расти бы им на лугу, среди трав и кустиков — ан нет, приютились в расщелинах каменных глыб, словно раздвинув своими корнями несокрушимые монолиты. И соседями им в этой жизни служат мох да такие же «не от мира сего» березки да сосенки...
Вот светло-голубые, на тоненьких стебельках, чем-то напоминающие колокольчики. Совсем маленькие и столь нежные, что кажутся причудливым узором из струек разноцветного дыма, готовым вот-вот растаять. Но растут, тем не менее, на краю пропасти, да не простой, а расположенной на втором участке порога — самом трудном, самом страшном, — там, где крутой слив ведет в огромную бочку, где вода, достигая давления струи на выходе из пожарного ствола, способна буквально снести все, что окажется на ее пути. И живут, выдерживая постоянный ветер и брызги, гнутся и трепещут, но не ломаются, и вносят в грозный пейзаж не то необычность, не то какую-то особую красоту...
А вот розы — настоящие, красные. Конечно же, не куст — Север хоть и чудесная земля, но не настолько, — а букет в прозрачном пакете. И тоже над вторым участком, но чуть повыше, в устроенном здесь некоем подобии «мемориального парка», хранящего память громких побед и трагедий последних нескольких десятков лет. И все эти радости и печали вольного туристского народа сопровождают цветы, и не только привезенные кем-то невесть откуда розы, но и местные — желтые, голубые, белые, — превратившиеся по воле людей из представителей флоры в символы.
Вот, смотрите — надпись на приколоченном к дереву обломке весла: «... год. ЧТаймень“. Экипаж — ... Прошли, три раза!» — и сверху, как свидетельство сего весьма впечатляющего достижения (водники знают: чтобы пройти здесь на таком судне, нужно обладать истинным мастерством!), — маленький букетик.
«Питер. ПСН-10–Кивиристи — 5:0. УРА!» — и какое-то растение, по замыслу авторов «монумента» предназначенное заменить собою лавровую ветвь. ПСН-10, огромный спасательный плот, рассчитанный на океанские шторма, — это, понятное дело, не байдарка, он сверхнадежен и безопасен, но все равно радость ребят можно понять, ибо всяко бывает, и уж где-где, а здесь точно никто ни от чего не застрахован...
Как подтверждение этому — стальная табличка, врезанная в квадратный деревянный столб: «Эстония. Нарва... Марина... Прости, что не были рядом». Не были рядом, когда считающийся непотопляемым катамаран, тяжелый «речной крейсер», был за несколько секунд превращен в груду обломков, и даже помощь спасательной команды для одного из членов экипажа оказалась запоздавшей. Венок у подножия, как круг судьбы, замкнувшейся здесь...
А вот еще одна табличка из нержавейки, прикрепленная прямо к каменной отвесной стене, невдалеке от воды: «Друг, посиди у этого камня, выкури сигарету... Здесь... спасая товарищей, погиб турист из Мурома...» И цветы. Много цветов — самых разных, свежих и давно увядших. И выложенное шишками у подножия единственное слово — «СПАСИБО!»... А что еще говорить?
Цветы Кивиристи. Живые краски природы и символы, в которые их превратили люди. Встреча с неожиданной красотой и напоминание о чьей-то радости и боли... На этом грозном пороге они смотрятся так же одновременно естественно и чужеродно, как остроносые хрупкие байдарки, как одетые в яркие спасжилеты и каски люди, приехавшие на глухой Север из больших городов, — не местные, но, тем не менее, составляющие на определенное время основную часть здешнего населения. Как все те, кто, будучи творением совершенно другой стихии, все же выбрал для себя эту жизнь — трудную, полную испытаний, но и обогащенную удивительными открытиями, которые вряд ли сделаешь, не пересекая тесных границ родного края. Они показывают нам, как можно в любых условиях полноценно жить, становясь неотъемлемой частью окружающей действительности, но оставаясь при этом самим собой.
Не потому ли здесь они создают то особое ощущение, которого не испытаешь, идя по пышному цветнику разнотравья? Не потому ли именно эти цветы — единицы из мириадов своих собратьев — наиболее дороги нам?



You have no rights to post comments