Вокруг книги «Повелитель мух» сложилась парадоксальная ситуация. Роман, первоначально отвергнутый 21 издателем, впоследствии разошелся более чем 20-миллионным тиражом, став культовым среди молодежи по обе стороны Атлантики. Критики твердили об отсутствии у Голдинга литературного мастерства, а его произведение почти сразу оказалось в университетских программах по литературе. Автора обвиняли в излишнем пессимизме и чрезмерной назидательности и при этом признали «Повелителя мух» одним из выдающихся творений английской литературы ХХ века. Даже перед вручением Голдингу в 1983 году Нобелевской премии вышел казус: нарушая традиции Нобелевского комитета, один из членов жюри упорно голосовал против кандидатуры английского писателя.
Удивляться возникшим противоречиям не стоит. Виной тому тема романа. «Повелитель мух» — книга о человеке, а вернее сказать, о каждом из нас; это очередная попытка средствами литературы разобраться в тайных стремлениях человеческой души. А что может быть более противоречивым и запутанным, чем мы сами и наши внутренние мотивы?
Понять издателей, отказавших Голдингу в публикации, легко. Ну кто спустя девять лет после окончания войны будет читать мрачную антиутопию, написанную туманным языком притч да к тому же на избитый, лишенный оригинальности сюжет? Что нового может поведать провинциальный филолог о жизни людей на необитаемом острове? Ведь еще мэтр «робинзонады» Даниэль Дефо и его бесчисленные подражатели исчерпали тему! Оказалось, что нет…
Своего героя Дефо отправил на необитаемый остров на 28 лет, и весь этот срок Робинзон Крузо сохранял облик и поведение благовоспитанного англичанина. Он строил себе жилище, мастерил утварь, приручал диких животных и даже приобщил к христианским ценностям дикаря Пятницу. Сочиняя свой гимн цивилизованному человеку, Дефо словно бы не замечал, что в реальных «робинзонадах» все происходит с точностью до наоборот. Так, один из прототипов Робинзона шотландский матрос Александр Селкирк за четыре года островной жизни одичал настолько, что на палубе спасшего его корабля издавал лишь мычание, в котором с трудом угадывалась английская речь. Но пафос «Робинзона Крузо» понятен. Дефо — дитя своего времени, эпохи Просвещения, и ему во что бы то ни стало нужно было донести до соотечественников мысль о ценности достижений цивилизации, ему хотелось доказать, что только знания и опыт многовековой европейской культуры позволяют человеку сохранять необходимое достоинство.
Голдинг тоже дитя времени, но своего… В 1940 году добровольцем оказавшись на флоте, лично участвуя в боевых действиях и пройдя через ужасы самой жестокой и кровопролитной войны, он избавился от всех иллюзий, касающихся человеческой натуры. Может, поэтому отношение к человеку как к «самому опасному из всех животных» читается в каждой строчке его первого романа. Его «робинзоны» — школьники из вполне благополучных английских семей, и от того, с какой скоростью они теряют человеческое обличие, превращаясь в дикарей, становится не на шутку страшно.
Поначалу остров показался раем, а жизнь на нем обещала быть веселым приключением. Поначалу «даже представить себе нельзя, как нож врезается в живое тело», а «вид пролитой крови непереносим». Пока над детьми «невидимый, но строгий, витал запрет прежней жизни» и от дурных поступков «удерживала за руку цивилизация», среди колонистов даже возникло некое подобие европейской демократии. «Нам нужны правила, и мы должны им подчиняться, — решают подростки на заседании островного парламента. — Мы не дикари какие-нибудь. Мы англичане. А англичане всегда и везде лучше всех. Значит, надо вести себя как следует».
Падение начинается с мелочей. Зачем строить шалаши, когда на острове жарко и так хочется искупаться в удобной и чистой лагуне? Зачем искать дрова и поддерживать спасительный костер, если есть занятия поинтереснее, например охота? Зачем выполнять все эти глупые правила, если рядом нет взрослых, а командует вами такой же мальчишка?
Но как только с человека спадает защитный покров цивилизации, в нем тут же просыпается зверь. Зверь древний, дикий, страшный, как и само его имя — Вельзевул. Властитель ада, олицетворение зла, «Повелитель мух» (так буквально переводится с древнееврейского имя филистимлянского бога Ваал-зебуба) начинает искушать обитателей острова. И вот недавние ученики частных школ, хористы и маменькины сынки, отдавшиеся во власть зверя, уже бессовестно издеваются над маленькими, режут свиней, танцуют дикарские пляски. Они приносят в жертву тех из своих товарищей, кто чуть крепче усвоил нравственные уроки цивилизации и еще хранит в потаенных уголках сознания искру человечности, мешая остальным предаваться разгулу, заставляя их краснеть от стыда. Впрочем, и это препятствие легко преодолимо, стоит лишь нанести боевой раскрас, превращающий человеческое лицо в непроницаемую маску.
У таких книг, как «Повелитель мух», не бывает хорошего конца, а у их авторов всегда будет множество недоброжелателей. Конечно, можно обижаться на Голдинга, усомнившегося в крепости нравственных устоев человечества, или сетовать на его беспросветный пессимизм, но не признавать его правоту — смертельно опасно. «Повелитель мух» — предупреждение человечеству, которое сегодня все больше и больше походит на заигравшихся подростков, готовых превратить райский остров в безжизненную пустыню. Книга Голдинга — отчаянная попытка докричаться до каждого читателя, пробиться сквозь «боевой раскрас» и маску безразличия, чтобы напомнить, сколь хрупко все то, что делает человека человеком, помогает сохранять внутреннее достоинство.
В Нобелевской лекции Уильям Голдинг, развеяв миф о собственном пессимизме, призвал собравшихся проявлять больше любви, заботы и человечности. Он сказал, что становится «космическим оптимистом», стоит лишь, отвлекшись от размышлений о мире, которым правит наука, вспомнить о мире духовном.