1785 год. Фридриху Шиллеру всего 25, но он уже кумир свободномыслящей молодежи — поэт-философ, увлеченный античностью и воспевающий свободу духа, красоту и добродетель, «немецкий Шекспир», гонимый властями за свои первые пьесы, которые потрясли Достоевского и во многом определили его судьбу. В это время Фридрих сочиняет оду «К радости»*, страстно взывая ко всему человечеству: «Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной!» Такого полета духа мировая литература давно не знала! Ода тут же разошлась по всей Германии и за ее пределы, став истинно народным стихотворением. А через 200 лет — этого не мог предвидеть даже мечтатель Фридрих — ее избрали официальным гимном союза объединившихся европейских государств (конечно, это еще далеко не то братство народов, которое воспевал поэт).
1792 год. Еще более юный Бетховен, увлеченный идеалами Французской революции и творениями Шиллера, Гомера, Плутарха, Шекспира, Гёте, знакомится с одой и решает обязательно написать для нее подобающую великую музыку. «Стихи Шиллера чрезвычайно трудны для музыканта, — говорит своему другу Людвиг. — Музыкант должен уметь взлететь гораздо выше поэта. А кто может тягаться с Шиллером?» Однако он не оставил своей мечты. Правда, прежде чем осуществить ее, прежде чем понять, что есть истинная радость и счастье, он прошел невероятный, поистине героический Путь. Путь длиною в тридцать лет…
С первыми же успехами и осознанием силы своего таланта к молодому Людвигу начала подступать глухота. Что может быть ужаснее для музыканта, чем не слышать звуков музыки?.. Зачем тогда жить? В 32 года он окончательно лишился слуха и в порыве отчаяния решил расстаться с жизнью и даже написал завещание… Но ведь музыка нематериальна, внутри она всегда звучит! А значит, нужно сражаться, значит, роковой недуг — это лишь таинственное благословение судьбы: пусть он ничего не слышит, зато отныне он может все усилия сосредоточить на главном, на том, к чему он призван, — успеть воплотить все, чем полнится душа. Подчинить этому всю свою могучую силу. «Плутарх научил меня смирению». Но смириться, по Бетховену, — это понять, чего хочет от тебя судьба, и следовать ей до конца. Страшное несчастье, которое могло сокрушить любого, заставило воспрянуть и проявиться во всем величии титаническую натуру Бетховена. «Мои физические силы растут и прибывают больше, чем когда-либо, вместе с силой духовной. Судьбе не удастся согнуть меня. О, как было бы прекрасно прожить тысячу жизней!» Из-под его пера начинают выходить симфонии, сравнимые по драматургии и широте философского замысла с «Гамлетом» или «Фаустом». И неизменно приводящие к победе духа, ибо «музыка должна высекать огонь из груди человеческой». «Я хочу доказать, что тот, кто поступает достойно и благородно, тем самым обретает в себе силу переносить несчастья…»
Почти нищий, больной, одинокий, воплощенное страдание, тот, кому словно весь мир отказал в радости, сам дарит радость миру! Он кует ее из своего несчастья, как выразил это во фразе, способной стать девизом всякой героической души: «Через страдания к Радости».
«О, я обнял бы весь мир без моего недуга! Моя молодость, я чувствую это, только теперь начинается!.. Каждый день я все ближе подхожу к той цели, которую чувствую, но не могу описать». Появляются первые варианты темы Радости. Но сражение с самим собой еще продолжается…
Одна прекрасная дама, Беттина Брентано, познакомившись с Бетховеном, с восторгом написала своему другу Гёте: «Он чувствует себя основателем нового духовного мира; он свободно творит неслыханное, чудесное. Что ему внешний мир, ему, который с восходом солнца за своим святым трудом?.. О, Гёте, ни у какого царя или короля нет такого сознания своей силы и мощи, как у этого Бетховена!»
Настал 1822 год. Бетховен погружен в создание Девятой симфонии*. В ней он вновь переживает всю свою жизнь, смысл ее открывается ему теперь полнее и яснее: «Нет ничего более высокого, — восклицает он, — чем приблизиться к Божеству и оттуда распространять его лучи между людьми». Это воплощенная в жизнь идея служения человечеству, всем братьям перед «Всемогущим, Вечным, Бесконечным», основанная на высшей любви и самоотречении. И тогда обретается истиная радость и счастье! Здесь уже нет личных радостей, личного стремления, личного страдания: здесь «веет дух всего человечества». «Радость — первенец творенья, — дочь великого Отца», — пишет Бетховен в тетрадях. И из глубины его души рождаются неслыханные звуки. И приходит мелодия Радости для любимой оды Шиллера — простая, как песня, и ясная, сильная, как гимн. Но она прозвучит в финале, до нее в симфонии, как в жизни, надо еще пройти путь.
Итак, вы готовы?..
С первыми бушующими звуками будто начинает рушиться мир, отчаянные падения и неудержимые взлеты сменяют друг дуга — это «бессмертный дух» испытывает нечеловеческие потрясения (первая часть). Когда самое страшное позади, перед ним разворачивается волшебно-заманчивая картина всей земной жизни: от наивной детской радости бытия до вакхического опьянения наслаждением (вторая часть). Но вот уже звучит мелодия непостижимой красоты, ее дыхание широко и свободно — это мир идеального, с которым стремится слиться душа (третья часть). Но надолго ли? И где же я сам, каков мой мотив? Сомнения переходят в отчаяние. Какой же выбор? По очереди проносятся темы всех трех частей. Не то, не то, не то, говорит оркестр. И в тишине постепенно, прямо в присутствии слушателей, начинает рождаться та самая Мелодия Радости, бережно подхватываемая разными группами инструментов. Сначала она как первое исцеляющее дуновение радости, только-только поселяющейся в сердце. Постепенно Радость наполняет все существо, не оставляя места страданию. Но тут случается непредвиденное: снова врывается тема из первой части. И тогда на помощь Музыке приходит Слово — к такому никогда еще не обращалась симфония за всю свою историю, — чтобы добавить к силе музыки силу ясно выраженной мысли! «О, братья, не надо этих звуков, дайте услышать более радостные», — возвещает солист-бас. И один за другим голоса вновь подхватывают только что родившуюся мелодию, которая, обретя слова светлой оды Шиллера, становится вдохновенной песней:
Братья, в путь идите свой,
Как герой на поле брани…
И вот уже звучит то героический марш победителей, прерывающийся от волнения, то гимн Радости, которая объединит всех людей, то священный хорал, разворачивающийся торжественной фугой…
Радость, пламя неземное,
Райский дух, слетевший к нам,
Опьяненные тобою,
Мы вошли в твой светлый храм.
Ты сближаешь без усилья
Всех разрозненных враждой,
Там, где ты раскинешь крылья,
Люди — братья меж собой!
И финальный «боевой» призыв всем будущим поколениям, нам с вами:
Обнимитесь, миллионы!
Слейтесь в радости одной!
Там над звездною страною
Мир любовью озарен!..
Русский композитор C. И. Танеев заметил однажды, что если бы на земле появились жители других планет, которым следовало за один лишь час дать представление о человечестве, то лучше всего было бы исполнить для них Девятую симфонию Бетховена, которая красноречивее речей и докладов напоминает о высших идеалах и о пути к их осуществлению.
Подобно зрителям инициатического театра времен античности, люди приходят на исполнение Девятой симфонии, чтобы прикоснуться к великому, важному, стать участниками героических событий и вернуться «в мир» уже немного другими, более светлыми и сильными. А кто-то, возможно, как когда-то лейпцигский студент Вагнер, решит свою судьбу…