Речь, конечно, не совсем о лошадях… Уже месяц, как я прочитал «Гулливера», но к некоторым идеям хочется вернуться еще раз. Одна из них звучит в рассказе о гуигнгнмах: «Для них разум не является, как для нас, инстанцией проблематической, снабжающей одинаково правдоподобными доводами за и против; наоборот, он действует на мысль с непосредственной убедительностью, как это и должно быть, когда он не осложнен, не затемнен и не обесцвечен страстью и интересом. Я помню, какого труда стоило мне растолковать моему хозяину значение слова мнение или каким образом утверждение может быть спорным; ведь разум учит нас утверждать или отрицать только то, в чем мы уверены, а чего не знаем, того не вправе ни утверждать, ни отрицать. Таким образом, споры, пререкания, прения и упорное отстаивание ложных или сомнительных положений суть пороки, неизвестные гуигнгнмам».
Интересно, здесь Свифт различает разум «чистый» и «осложненный пристрастиями». И если действия первого доказательны и достоверны, то второго — правдоподобны и вероятностны. Это очень похоже на сопоставление дедукции и индукции, т. е. мышления «сверху» от общих и универсальных законов или идей, к их применению в частном, и, с другой стороны, попытки от частных «фактов» подняться до общих законов. Наверное, самое очевидное проявление такого «чистого» разума можно увидеть в математике, где знание теорем и правил позволяет решить любую частную задачу; а второе — во множестве других наук, строящих свои теории на основе гипотез и экспериментов.
Но дело не в науках, а во мне самом. Ведь это мой разум, будучи окрашен или затемнен обидой, ревностью, (преувеличенными) ожиданиями, завистью, страхом и т. п. заставляет меня мнить, т. е. видеть то, чего нет. То же самое происходит и из-за множества моих стереотипов. Понятно, если я захвачен эмоциями, ясно мыслить не получится. Но, предположим, я успокоился, эмоций в данный момент нет, — значит ли это, что теперь я мыслю ясно и разумно? Ведь причина эмоций и склонность к ним осталась, строй моего мышления не поменялся, я продолжаю мыслить прежними категориями: свои — чужие, нравящееся мне — хорошо, а наоборот — плохо, быть рациональным — правильно, а наоборот — нет, реальное — то, что можно пощупать и измерить и т. п. Назовем мы это мнениями или модным ныне понятием «мемы» — не существенно, корень один — «память» — усвоил, привык и перестал замечать. Гулливеру потребовались четыре путешествия и несколько лет общения с гуигнгнмами, чтобы увидеть себя и свои мир со стороны, и отделить свой разум от всего не свойственного ему, но очень привычного. Великое дело — путешествие, Путь…