Я видела множество собравшихся вместе мужчин и женщин; они разговаривали, смеялись, сидя за столом и отмечая какое-то событие, спорили, о чем-то вспоминали, строили планы. Какое ощущение долгожданной встречи! Какая глубокая, казалось бы, потребность в обществе друг друга! Мы видим это на улице, в общественном транспорте, в кино, в барах, в домах — в общем, повсюду... Но именно тогда я увидела, что на самом деле мы все одиноки.
Я видела смеющиеся лица — но когда мускулы расслабляются, лица принимают серьезное, даже печальное выражение... которое исчезает, когда мускулы вновь растягивают лицо в странную гримасу «публичной» улыбки.
Издалека глаза людей казались оживленными — но я видела, как трудно заглянуть человеку в глаза. Никто не смотрит прямо, почти все отводят взгляд, как если бы в глазах была какая-то тайна, которой никому нельзя открывать. Я думаю, что эта тайна — одиночество, которого никто не хочет показывать и которое стало бы сразу заметным при взгляде глаза в глаза.
Я видела, что внешне все энергичны, бегают туда-сюда, поднимаются, опускаются, приходят, уходят... Но, улучив минуту, когда никто не наблюдает, эти роботы с механическими движениями расслабляются, «растекаясь» по глубокому креслу или кровати, которым они отдают свою усталость — даже не телесную, а более глубокую.
Я слышала, как люди громко говорят, жестикулируя и выражая свои мысли свободно и высокопарно, казалось бы, уверенные в себе. Но потом, в одиночестве, когда нет надобности притворяться, голоса стихают, жесты исчезают, и вместе с ними уходит былая уверенность... В кругу близких говорят мало или не говорят вовсе, зато много брюзжат.
Я видела, как люди гордятся количеством друзей, перечисляют их имена, словно чем длиннее список, тем крепче дружба. Но я видела также, что никто не умеет быть другом самому себе, что мало кто знает себя и умеет сосуществовать со своим «Я», с его мечтами и его планами. Боясь внешнего одиночества, которое способствует внутренней жизни, люди создают благоприятные условия для развития этой своеобразной болезни — разобщенности с самим собой, из-за которой мы становимся чужими самим себе, а общение с друзьями становится не более чем тягостным фарсом, призванным скрыть боль утраты наилучшего друга — собственного сознания.