Когда мы говорим о духовной философии или о духовной жизни, каково наше понимание Духа? Наши представления об этом, как правило, условны и окрашены или даже сформированы использованием слов «Дух», «духовный», «духовность» в разных контекстах и с разными ассоциациями. Встречаются такие фразы, как «Святой Дух», «дух высказывания», «духи умерших», «духовная ценность церемоний» и так далее. Слово «дух», таким образом, используется в различных значениях.
Если мы изучим наиболее просвещённые концепции на эту тему, дышащие глубочайшим вдохновением, то всегда обнаружим две идеи, связанные с этим словом: (1) Жизнь; (2) некоторые ценности или качества, характеризующие и вещи, и идеи. Но не любые качества, а качества определённого класса или порядка: в Греции – это Истина, Красота и Добро, в Индии – Существование, или Истина, Сознание и Блаженство. Эти атрибуты обычно тройственны, хотя треугольник и может показаться повёрнутым в разных направлениях.
Из этого следует, что именно то, чем является человек и то, что он делает, составляют меру его духовности, степень его постижения духовности, а не его подчинение какой-либо внешней структуре или религиозной форме. В самом деле, нужно спросить, при каких условиях подчинение внешней идее помогает либо препятствует тому сочетанию или союзу внутреннего и внешнего, который является сущностью религии и который означает само слово «религия». Ибо религия – это связь, или союз, и ничто не может быть естественнее того союза, который возникает, когда то, что внутри, каким-то образом находит своё естественное и спонтанное проявление вовне. Так мысль облекается в слова, а идея – в мелодию. Обобщая, мы могли бы сказать, что так Дух перетекает в подходящее вместилище – душу, которая является его непосредственным носителем.
Религии, какими мы их видим не по идеализированному происхождению, а на практике, являются потоком, подобно Гангу, несущим множество вещей, не все из которых годятся к употреблению. Можно собственными глазами увидеть, как религия сплетает свои чары – обращаясь к чувствам, музыке, зачастую к красоте линий и форм (как в архитектуре храмов и соборов), статуям или образам, цветам и светильникам; затем играя на надеждах и страхах; и, наконец, – призывая к отречению или отказу от своей самости, в дополнение к внушению различных возвышенных истин и добродетелей. Несмотря на помпезность и искусственность, которые так часто можно наблюдать в сложившихся ортодоксиях, а также обращение к низшим мотивам, сосредоточенным на благосостоянии и безопасности человека, религия не выжила бы как необходимый институт и не сохранила бы своё влияние на людей, если бы не поддерживала естественное нравственное и внутреннее, или духовное состояние.
Подобное состояние – это состояние неискажённое, в нём человек в действии и сознании понимает свою подлинную природу или форму такой, какая она есть, и какой может быть в идеале. Все мы отошли от реальности самих себя, которая и является этим состоянием и переживанием этого состояния, благодаря свободному сознанию, – принципу Манаса, свободному двигаться в любом направлении. Своим действием он выстраивает ментальную форму каждого из нас, и её реакцию на внешний мир, на вещи, которые привлекают или отталкивают, вплетая в эту форму множество оттенков светлого и тёмного, приятного и неприятного, надежды и страха. Эта форма – структура нашего характера и менталитета, психическая в одном аспекте и ментальная в другом.
Психический аспект можно рассматривать как обратную сторону духовной души, которая является облачением Духа, но также является и определяющей основой для позитивного ума, действующего во взаимосвязи с миром множественности. В этом последнем аспекте он не является чистым, и в той степени, в которой он нечист, он не может быть облачением Духа. Это область сил, определяющих направленность и избирательность ума. Только когда психическое существо, или душа в низшем смысле, преобразована и обновлена, тогда она становится чистым проводником Духа и непорочной матерью Манаса, играя двоякую роль – воспринимающую и порождающую. До тех пор она воспринимает и сохраняет те земные устремления, которые временно определяют характер упомянутого ума.
Будучи свободным, (а свободу он получил, утратив Истину, которая была ему присуща прежде, когда он ещё не вполне отделился от духовной души, или Буддхи), ум, или скорее Манас, свободен оторваться от твёрдой почвы истины, или Реальности и потеряться в иллюзиях. Иллюзия не есть иллюзия, если её не принимают за истину. Таким образом, в своих разнообразных фантазиях он считает истинное ложным, а ложное – истинным. Он наслаждается иллюзиями счастья, которые вскоре принесут горе.
Духовное состояние – это состояние, в котором ум возвращается к Буддхи, будучи воссоединён с ним как его активный проводник. Буддхи сам по себе озаряет интуициями Истины и Красоты. Эти интуитивные озарения индивида не лишены связи с указаниями, полученными из мира внешней реальности. Когда Манас прекращает свои тщетные поиски, осознав их неразумие, он соединяется с душой, которая более не отягощена грязью, и становится, с одной стороны, чистым сосудом благодати, проводником многообразного совершенства Духа, а с другой – непорочной матерью новорождённого Буддхи-Манаса.
Когда употребляется слово «душа», оно не должно переводиться через какие-либо объективные образы. Его нужно понимать как состояние бытия или сознания, – состояние бытия, которое по своей сути есть целое. Либо это целое наполнено смыслом, полученным из высшего источника, и в этом случае оно есть бессмертный авгоэйдос ( от греческого αυγοειδες) , либо составлено из устремлений земного опыта, и в этом случае оно – невозрождающаяся сущность, псюхе (от греческого ψυχή), с которой мы все склонны себя отождествлять.
В каждом человеке, когда речь заходит об окончательном определении, существует глубинный принцип индивидуальности, и каким бы тонким и неосязаемым он ни был, он проявляется как природа души, в том, что можно назвать её собственной формой, или истинной формой, – сначала неясно, а впоследствии как яркий образ или изображение. Каждая форма индивида на низших, более объективных планах, не соответствующая этой внутренней форме, или истинной модели, является причиной омрачений и помех для свободного течения жизни. Такая форма, ментально-эмоциональная, или психическая, отображающая «природу» конкретного индивида, возникает как продукт действия сил, которые, не будучи упорядочены внутренней гармонией бытия, гармонией, содержащейся в форме его индивидуальности, становятся причиной конфликтов и искажений в результате напряжения и давления. Всё это очень трудно различимо из-за природы проводника, в котором выражается.
Однако такая природа или проводник эффективно прерывает свободное течение жизни, ту естественность, что должна существовать на всём протяжении пути и следующую из этого спонтанность. То, что мы называем нашей природой – это заимствованная природа, творение сил, впитанных вслепую, в неведении нашей истинной природы – природы той индивидуальности, что лежит в основе нашего существования.
Духовная жизнь – это жизнь нас таких, какие мы внутренне, находящаяся в гармонии с этим, верная нашему сокровенному бытию. Подобная истина – это связь, которая и есть религия. Вся жизнь человека тогда оказывается преобразованной, чтобы выразить внутреннюю гармонию. Все её детали складываются в единую картину, но не привнесённую извне, а картину её спонтанного самовыражения. То, что возникает изнутри, обретает форму и облик, и это её собственное творение. Подобно тому, как световые волны определённой частоты или цвета, падающие на лист металла, вызывают в металле эмиссию электронов, так же и свет, падающий на ткань души, связанную внутренней гармонией, вызывают в ней вспышки, которые, воспринятые Манасом, Разумом, формируются в способы выражения и действия. Такая жизнь – это жизнь активная, и активность Духа неизмеримо превосходит ту, что отражается только на ментальном или физическом уровне.
Сознание, которое едино с жизнью, обладает свойством постижения, или проникновения, выражающееся как в познании, так и в чувствовании других жизней. Подобно двум волнам разной длины, которые могут пересекаться без интерференции, и будь они сознательными, могли бы познавать друг друга, так сознание, перемещаясь по планам жизни, может познавать другое сознание, присущее другим жизням, объединяясь с ним. Оно так же легко проникает в другие формы, как и наполняет собственную. Хотя формы обособленны, жизнь едина, и осознание этого единства придаёт истинный смысл обособленности.
Слова «Дух», «духовный» и «духовность» имеют вполне определённое значение, осуществляемое внутри себя. Они относятся к реальности, которая существует везде и в каждом из нас.
Глава из книги "Интересы человека".
Перевод: Виктор Кононенко. Редакция: Леонид Мебель.