Человек всегда задавал себе сложные, «проклятые» вопросы: каков смысл жизни? Куда нас ведет жизнь? Что находится по ту сторону порога, который мы называем смертью? Что является первопричиной всего?
Запредельное
Можно констатировать, что с момента рождения мы движемся к смерти — к точке, которая является венцом нашего индивидуального существования здесь, на земле. Никто не может нам сказать, что находится за этим порогом. Мы можем говорить с другими о том, что такое любовь или дружба, но о смерти мы говорим, не имея никакого опыта смерти.
Смерть ставит перед нами вопрос: зачем мы живем в этом мире, как мы осмысливаем нашу жизнь. Мы не можем не думать о смерти. Мы не можем не помнить о ней.
Очень важной практикой многих философских школ было памятование о смерти. Помнить о смерти — значит помнить о жизни. Не бояться смерти, а помнить о жизни, потому что мысли о смерти нас «собирают», возвращают к самим себе. Для Платона философия есть размышление о смерти и приготовление к смерти. Философствовать — значит готовиться к смерти, уже при жизни окрылять душу, совершать восхождение, уподобляться божеству.
Задавая вопрос о смерти, мы тем самым задаем вопрос и о Боге, о неизменном и вечном в человеке и природе. Можем называть это другими словами, но в любом случае мысль о Боге, которая изначально присуща человеку, есть мысль о бесконечности, мысль об основах мироздания.
Говорить о Боге, определять его схоластически — не то же самое, что иметь опыт прикосновения к божественному.
Природа запредельного всегда побуждала человека к поиску путей восхождения. Ответы на вопросы, относящиеся к сфере запредельного, исторически сложились в разных мировоззренческих системах: мифо-религиозности, философии, инициатической, или эзотерической, традиции.
От мифа к логосу
Миф объясняет происхождение Вселенной и ее создателей, рассказывает о рождении первого человека и о судьбе последующих поколений людей, миф говорит о происхождении смерти и о том, что происходит после смерти. Миф констатирует, он дает ответы в форме образов и символов.
Это касается не только мифологического, но и религиозного мировоззрения, потому что любая религия опирается на миф или на священное предание. Те мифы, которые становятся важными с точки зрения образа жизни, утверждаются — в практическом аспекте жизни — в форме определенных ритуалов и обрядов, становятся фундаментом религии. Сказания о жизни Иисуса Христа, которые нужно воспринимать не в качестве исторических, а в качестве символических, стали основой христианства.
Отмечая в течение года те или иные праздники, мы как бы актуализируем рождение, испытания, смерть и воскрешение «солнечного героя» и таким образом становимся участниками события, которое происходило в метаисторические времена. Ритуал имитирует метаисторический путь восхождения, позволяет переживать в качестве зрителя и актера действия космической драмы, которая должна в конечном итоге превратиться в индивидуальный опыт освобождения и преодоления смерти.
Итак, религия на онтологические, антропологические, гносеологические и аксиологические вопросы отвечает «правдивым сказанием», то есть мифом и ритуалом, а на вопросы, касающееся этики и морали, — заповедями, которые говорят нам о том, что мы должны и чего не должны делать.
Мир мифа и ритуала есть такой мир, в котором нет непонятного, нет проблем. И человек верующий не спрашивает, насколько логично то, о чем рассказывает миф. Он принимает миф в качестве абсолютной истины.
Проблемы начинаются тогда, когда мы начинаем сомневаться и задавать вопросы. Но именно в этот момент сомнения рождается философия как особый тип мышления, происходит переход от мифа к логосу.
Философия требует не только веры (если можно говорить о вере) и не только чувств, которые испытывает верующий человек, но и понимания.
Без понимания и переосмысления священных преданий в момент кризиса традиции и ее ценностей возникает внутренний конфликт, сопровождаемый сомнением, скептицизмом и цинизмом или уходом в атеизм. Подобное происходило в Афинах во времена Сократа, а в христианской Европе — в эпоху Просвещения, а также в XIX в. Догмат, воспринимавшийся в качестве истины, подвергается сомнению. Существуют ли боги, и если да, такие ли они, как в священном писании? Может ли Бог любить один народ больше, чем другой? Может ли он требовать от нас нравственности и в то же время совершать аморальные — с нашей точки зрения — поступки?
Философ находится в поиске истины. Он ищет рациональные, согласованные друг с другом ответы на вопросы о смысле человеческой жизни и мироздания. Он обосновывает свое право на познание, осознает единство жизни и смерти, задает вопросы и о запредельном, но, благодаря мистическому опыту, объясняет запредельное терминами отрицательной теологии.
Он понимает, что положительная теология не объясняет Бога, полноту бытия, совершенство, нирвану… и знает, что Бесконечность, отражаясь в человеческой душе, приобретает узнаваемые для нас очертания, очертания духовных качеств, завоевание которых уподобляет человека божеству.
От логоса к мифу
Шестой век до нашей эры Ясперс называет «осевым временем». В середине первого тысячелетия до новой эры в разных уголках земного шара происходит кризис традиции, реформа старых религиозных систем и рождение новых. Будда, Конфуций, Лао Цзы, Зороастр, Пифагор, Гераклит являются почти современниками. С их именами связано переосмысление не только бытовавших верований, но и возникновение философии, а потом и философской традиции. Последняя создает новый тип текстов, которые объясняют мир и человека не языком мифа, использующимся религией, а посредством логоса и рациональных теоретических построений.
Предшествовало ли что-то философии в том смысле, как мы ее сегодня понимаем, — что-то существовавшее одновременно с древними религиями и наукой? Народы древнего мира достаточно хорошо владели астрономией и математикой, знали медицину, законы архитектуры, металлургию, и это позволяет предположить, что определенный слой населения не воспринимал религиозные предания и мифы в качестве абсолютной истины и что религия, с ее сущностью — верой, не была единственной формой прикосновения к запредельному. В Древнем Египте, Греции, Вавилоне, в Центральной и Южной Америках, а также на Востоке был известен феномен мистерий с их методами восхождения и приобретения опыта высшей реальности.
Речь идет об эзотерической традиции, которая в одинаковой мере ценит и интуицию, и разум, и, осознавая пределы рассудка, никогда не пренебрегает мифами и символами, позволявшими, говоря языком Платона, совершить «второе плавание».
Эзотерическая философия вместе с инициатической традицией снова возвращает нас к мифам и символам, но не в качестве абсолютных истин, как в религии, и не в качестве структур, не имеющих ничего общего с философией. Здесь миф — это лестница, позволяющая подняться на ступень, на которую невозможно подняться с помощью разума. Разум имеет свои пределы. И миф, например, в неоплатонической, пифагорейской или любой другой мистериальной традиции, служит нам в дальнейшем инструментом восхождения. Для подлинного философа миф есть истина, выраженная на языке символов. Если миф принимается в этом ключе, уже не возникает сомнений в правдивости того, что сказано в Ветхом или Новом Завете, того, что сказано о жизни Диониса, Осириса или другого героя. В этих правдивых сказаниях скрыты истины и послания, в которых рассказывается о формах возвращения человека к самому себе, на свою небесную родину. Понимаемый в этом ключе миф утверждает, что внутри каждого есть и Христос, распятый на своем кресте, и Одиссей, ищущий свою родину, и Дионис, сердце которого необходимо спасти, чтобы воскресить его.
Миф здесь уже не выступает в качестве откровения, он — знамение истины и ее переживания. Это не словесное рассуждение об истоках мира, о предназначении человека или о мире ином, населенном богами и предками.
По Проклу, миф — мистический инструмент души, позволяющий мистам созерцать подлинную реальность, мир идей. Посредством симпатии и аналогии с божественным мифы побуждают к поиску скрытой истины, ведут к сокровенной теории.
Мифы вдохновляют, знания, заключенные в них, являются мистагогией и таинством, возвышающим благородную и очищенную от пороков душу.
Теургические мифы сообщают опыт запредельного и, подобно лестнице Иакова, ведут к запредельному, в отличие от рассуждений, которые побуждают к поиску, но не могут вывести ищущего в сферы, недоступные разуму.
Эклектизм
Эзотерическая традиция эклектична. Она требует знания других культур, знания различных форм и способов выражения истин о мире и человеке. Мифы и символы говорят о внутренней реальности, олицетворяют и персонифицируют события, факты сознания и его становления. Понимая язык символов, или знамений реальности, с одинаковой легкостью можно читать и понимать «эзотерические тексты» различных традиций, каждая из которых, исходя из менталитета, исторического опыта и мировоззренческих позиций, описывала характерным для нее способом мир микрокосма и макрокосма.
Неоплатоники и гностики пытались примирить разные философско-религиозные течения своего времени, и для них не было противоречий между иудейской, египетской или греческой традициями. Ибо, как говорит один из гностиков, когда Бог дал людям знание, он разбросал его в виде мифов по всему миру.
Когда мир становится малым, как это было во времена Римской империи и как это происходит сейчас, даже у людей несведущих нет морального права замкнуться в пределах своего языка и собственных мировоззренческих представлений и отвергать все чужое. Я могу быть по убеждениям, например, христианином, но я должен быть, как минимум, толерантным и знать, что когда мусульманин говорит о Боге, то он говорит о едином Боге, а не о своем или чужом.
Болезни смысла
Все существующее в мире человеческом со временем изнашивается, теряет чистоту и силу. Исключением не является ни религия, ни философия, ни эзотерическая традиция. Каждая из этих систем может «заболеть» своими болезнями и перестать исполнять свое предназначение.
Если мы принимаем идею равенства религий в сфере метафизической реальности, если отличаем религиозность от религии, если понимаем, что все причастны к Тайне и всех мучает одна и та же ностальгия по вечности, вопросы о превосходстве одной религии над другой сами по себе исчезнут, а религиозный фанатизм станет частью постыдного прошлого.
Философия, любовь к мудрости, требует размышления, анализа и здравого смысла, а значит, и отказа от европоцентризма, больше заботы о человеческом в человеке, понимания того, что информировать еще не значит формировать. Философия — это всегда опыт жизни, участие в жизни, ибо дело сапожника — шить сапоги, а дело философа — жить, как подобает философу.
Духовный вакуум, доступность текстов, поиск универсального лекарства от всех духовных заболеваний, бегство от реальности и стремление к легким решениям, — все это стало причиной профанизации эзотерических и мистических учений.
Сердце и разум
Всегда, когда мы слышим сердцем,
мы можем услышать Голос,
ищущий человека в человеке.
Указывая посредством мифа на двойственную природу человека, орфики считали, что человек создан из плоти титанов, съевших тело бога Диониса. В душе человека присутствуют титаническое начало, стихийные силы, являющиеся причиной «растекания» человека, ухода от центра, самозабвения. Дионисийское, божественное начало внутри нас есть то, что спрашивает о смерти и бессмертии, то, что беспристрастно оценивает наши поступки и позволяет трансцендировать, подниматься над собой и возрождаться.
Согласно легенде, единственная часть тела, которую смогла спасти богиня Афина, было сердце Диониса, которое Зевс-Жизнь зашил в свое бедро, вернув целостность раздробленной на части божественной сущности. Дионис возрождается уже в новой ипостаси как бог энтузиазма, бог проникновения в новое, иное пространство.
Миф говорит, что божественное пребывает в сердце человека. Оно взвешивается после смерти на весах справедливости и отвечает перед судом за все поступки, которые человек совершил в течение своей жизни. Потерять сердце означает потерять человеческий облик. Залог спасения сердца — Афина, богиня, персонифицирующая мудрость и, согласно Платону, помышления о божественном.
Добродетель, мудрость и уподобление
Согласно Феону из Смирны, между философией и мистериями существует определенная связь. Подобно мистериям, «философия — посвящение в тайную истинную науку и раскрытие истинных таинств».
Посвящение в мистерии Элевсина включает в себя три основные ступени: очищение, созерцание и достижение счастья в дружбе с богами и близком с ними общении. От Пифагора до неоплатоников (философских школ, которые были более близки мистериям, чем философы последующих эпох) очищение обретается посредством арифметики, геометрии, музыки, астрономии и чистого образа жизни, восхождение — посредством диалектики и созерцания высшей реальности, счастье — благодаря уподоблению божественному.
Очищение
Первая ступень — это практика добродетели, пробуждения в душе тех достоинств, без которых невозможно претендовать на мудрость. Без очищения невозможно познание истины. Как говорит Гиерокл, практическая философия, обогащающая человека добродетелями, делает его чистым, а созерцательная, наделяя сиянием ума и истины, уподобляет богу.
Невозможно говорить о смысле жизни и не говорить о нравственности. Поиск смысла — это всегда восхождение, это всегда «самостроительство», возведение здания нашей собственной души, которое начинается в сфере морали. А все, что не относится к сфере морали, по своей сути не является человеческим.
Созерцание
В мистериях не передавались интеллектуальные знания: мистерии были дорогой, ведущей к мудрости. «Вот я тебе и рассказал, а ты, хотя и выслушал, должен остаться в прежнем неведении», — утверждает Апулей. Немало исследователей, опираясь на Седьмое письмо Платона, считают, что, кроме экзотерической традиции, в этой школе передавались и эзотерические учения, которые не содержатся в его сочинениях, ибо «ни один серьезный человек никогда не станет писать относительно серьезных вещей», которые для него являются священными.
Инициатическая традиция не довольствуется познанием различных уровней реальности. Проникновение в суть Жизни должно вести к внутренним переменам. Ищущий начинает все глубже осознавать взаимосвязь всего со всем, единство мира; он прилагает усилия, неустанно воссоздает себя, преображается в пустотность личностного и преходящего, а значит, в плерому смысла.
Шаманское преображение — это смерть старой личности и приобретение новых, «железных», костей и новой плоти. В случае алхимических практик ищущий превращает свинец своей инстинктивной природы в духовное золото, смертное — в бессмертное. В буддизме пять стихий посредством очищения становятся пятью типами Мудрости, а в гностицизме каждой из стихий соответствует одно из четырех основных достоинств. То, что порабощает человека, благодаря трансформации становится залогом его освобождения. Посредством внутренней алхимии отрицательные качества стихий он превращает в веру, надежду, любовь и гносис — мудрость тайную, сокровенную, которую, по словам апостола Павла, проповедуют лишь между совершенными.
Устремленность, воображение и сосредоточение на божественном образе позволяют каждый его символический аспект превратить в соответствующее достоинство. Процесс трансформации старой личности не происходит сам по себе, он должен длиться всю жизнь, ибо сущность жизни — познание и становление, развертывание изнутри наружу скрытых возможностей, окрыляющих душу.
Мистический опыт
Язык мистики — это язык молчания и парадоксов. Хотя мистик и говорит о своем опыте иного, его слова иное не объясняют. Они больше призыв, чем объяснение; это знамения иного. Понять, что такое любовь, можно лишь полюбив. Чтение философских трактатов, священных текстов или изучение символов напоминают о Бесконечном, но не дают переживания Бесконечности.
Мистический опыт направляется и подпитывается тем или иным религиозным или мистическим учением. Используемые им символы играют роль ориентиров, путеводных знаков.
На своем пути восхождения мистик открывает новые символы, грани и дороги, которыми обогащает традицию. Он использует слова и образы, наделяя их новым значением и смыслом. Подобно Гермесу, он исполняет функцию толкователя, и то, что относится к сфере метасознания, переводит на язык сознания и доступного ему чувственного опыта.