Лекция, прочитанная в Мадриде в 1978 году.

Те, кто со мной знакомы, уже знают, что мои лекции — это не просто передача информации, и для вас это не просто возможность узнать что-то новое. Наша система обучения совершенно иная и, быть может, самая древняя из всех, что существуют в мире. Она строится таким образом, чтобы в беседе затрагивать то, что для вас по-настоящему важно, давать объяснение тому, что вы чувствуете, но не можете осознать.

 И я, и все мы убеждены, что всем людям, независимо от их образованности, возраста или социальных условий жизни, присуща внутренняя способность иметь прямую, вполне реальную связь с истиной. Нужно только, чтобы иногда кто-нибудь, у кого было больше времени, чтобы убедиться в этом, напоминал каждому из вас, что у вас эта способность есть. Эти вступительные слова я говорю для тех, кто пришел сегодня в «Акрополь» в первый раз, чтобы познакомить вас с нашим взглядом на изучение той или иной темы.

Сегодня мы поговорим о разных подходах к жизни, которые может выбрать каждый. Тема эта очень, очень стара — с тех пор как человек существует, он задает себе вопрос: «Какие возможности я имею в жизни?» Во все времена у него было три возможности, три альтернативы.

Во-первых, человек может считать, что все четко предопределено, что Бог, или Космический разум, или как бы еще мы его ни называли, устроил все во Вселенной совершенно определенным образом и мы не можем изменить ничего, ни малейшей детали. И даже когда мы думаем, что совершаем что-то по собственной воле, на самом деле это не так, наши действия заведомо обусловлены. Нечто невидимое и магическое воздействует на нас и неотвратимо ведет туда, куда мы должны идти, — к своей участи. Это один из возможных подходов к жизни, который может выбрать человек, и как видим, эта позиция может стать достаточно жесткой.

Другая позиция совершенно противоположна первой. Ее сторонники заявляют, что нет никакой предопределенности ни в историческом развитии, ни в жизни человека, ни в космосе; что все происходит не по какой-то причине, а случайно, просто потому, что сейчас мы находимся здесь, но могли бы быть в любом другом месте. Иными словами, было вовсе не обязательно, чтобы в нашей жизни произошли именно те события, которые произошли; ну просто случилось это, как могло бы случиться и что-то другое. Мы кого-то любим, с кем-то дружим, ссоримся, конфликтуем, но на месте этого человека мог бы быть любой другой. Получается, что именно мы выбираем все события, которые с нами происходят, то есть мы сами ответственны — и ответственны в полной мере, почти по-кантовски категорически — абсолютно за все, что с нами случается. Мы сами хозяева своей судьбы. Как видим, эта позиция тоже слишком жесткая.

Давайте задумаемся об этих двух вариантах. Согласно первому, человек полностью зависит от судьбы и никакими действиями не может ее изменить, не может определять то, что происходит с ним самим, с другими людьми, с природой. Однако с философской точки зрения у этой позиции есть один большой недостаток. Если все заранее определено и мы не несем никакой ответственности, почему тогда мы страдаем? Для чего существует боль? Очевидно, что боль является сигналом, она предупреждает нас на различных уровнях нашего сознания о том, что что-то идет не так. Боль дает мне знать, когда у меня болит зуб, или кто-то наступил мне на ногу, или когда меня предают. Боль становится каналом сознания, она предупреждает о том, что надо вернуться на путь, который мог быть или не быть определен заранее.

Таким образом, само существование боли является главным аргументом против первой позиции. Если бы мы жили во Вселенной, где абсолютно всё, целиком и полностью, было заранее спланировано, какой смысл был бы в том, чтобы испытывать боль? Никакого. Страдание было бы беспричинным. Нам пришлось бы поверить в сумасшедшего Бога, Бога-насмешника, который смеется над нами и нашими страданиями, приговаривая: «Как хорошо, как они страдают!» Такой образ Бога-садиста не может соответствовать нашей концепции Бога, поскольку он был бы всего лишь отражением извращенной садистской природы некоторых людей, которых вряд ли можно назвать людьми.

Но другая позиция, согласно которой в нашей власти изменить все, что нас окружает, также имеет свой недостаток. Все ли мы, например, хотим умереть? Думаю, что нет, думаю, что есть много людей, которые не хотят умирать. Есть много людей, которые не хотят стареть или болеть, однако же стареют и болеют. Если бы мы по собственной воле могли, прямо или косвенно, полностью изменить свою природу, наверное, было бы много людей, которые не умирали бы и не старели, — в общем, были бы не такими, как сейчас. А посему очевидно, что в данный момент, здесь и сейчас, есть вещи и обстоятельства, которые нам не под силу изменить. Мы видим, что эти две полярные позиции имеют принципиальные недостатки, помимо многих других «за» и «против», которые мы можем отыскать. Но в основном мы сталкиваемся с этими двумя основными трудностями.

Однако может существовать и третья позиция. Согласно ей, даже если в общем и целом все обусловлено, мы все же обладаем некоторой свободой. Это позиция самых древних философских школ как Востока (на санскрите ее называют viveka), так и Запада, где есть идея «свободы выбора». Эта позиция предполагает, что мы можем быть свободными в тех границах, которые нам устанавливает Бог или Природа, в определенные моменты и в определенном месте.

Например, если я нахожусь в самолете, который летит на высоте 10 000 метров, я могу свободно пойти помыть руки, выпить минеральной воды или бокал вина, почитать книжку, но я не могу свободно открыть дверь и выйти из самолета. Нет, я, конечно, могу это сделать, но я погублю и себя, и остальных пассажиров, то есть в этом поступке нет никакого смысла. Я могу свободно, например, подстричь себе ногти, но у меня нет свободы подстричь себе перья, потому что перья у меня не растут. И моя философская проблема заключается как раз в том, что я не могу отстричь то, чего у меня нет, а свободен отстричь только то, что у меня есть. То есть я могу повлиять на рост только того, что вижу, что чувствую, что воспринимаю. Эта третья философская позиция представляется интересной.

В настоящее время, помимо обозначенных трех, появилась и еще одна, четвертая позиция — не философская, а просто человеческая, которая стала следствием отчаяния, порожденного нашим временем. Все мы знаем, что Запад сейчас переживает кризис, и не новость, что кризис затронул и Испанию. Под его влиянием люди, не зная, зачем делать тот или иной выбор, предпочитают не делать вообще никакого выбора и оставить все как есть. Но не потому, что они согласны с тем, что все предопределено, предустановлено и хорошо продумано. Они считают, что нет ничего предопределенного, ничего хорошо продуманного. Не существует ни Бога, ни вселенной, ни души — ничего. Единственное, что действительно существует, — это то, что я могу потрогать и увидеть. И зачем я буду беспокоиться по поводу выбора, если это удел стариков? Выбор совершают те, кто озабочен вопросами этики и эстетики, а у меня нет таких вопросов, я человек раскрепощенный. Так зачем мне делать выбор? Я ничего не выбираю, я делаю что захочу.

Такая позиция не совсем философская. Никто не делает того, что хочет. Иногда кто-то может показаться нам весьма свободным и заявлять, что делает все что хочет; к примеру, подросток красит волосы в зеленый или синий цвет. Но это не свобода, а потакание собственным инстинктам. То есть внешне человек вроде бы никому не подчиняется, но зато подчиняется внутренне — своим животным инстинктам, которые заставляют его носить определенную прическу, заставляют пришить сердечко из ткани в том месте на брюках, которое мы обычно не упоминаем, заставляют вести себя вызывающе. Это не проявление свободы, это внутреннее смятение, уход в себя, глубоко внутрь, до того предела, где человек встречается с инстинктами. Когда инстинкты и ощущения, живущие внутри, выходят наружу и превращаются в наш способ восприятия, нам уже трудно с ними справиться.

Вчера на лекции из курса «Сравнительное изучение религий» мы с учениками обсуждали один изкитайских священных текстов, который хранит слова Будды. Мы говорили о знаменитой истории, произошедшей с Сиддхартхой Гаутамой, принцем Капилавасту, когда он захотел познать мир. Мудрецы предсказали, что, если принц познает этот мир, он посвятит себя мистике и религиозному обучению. Поэтому его отец, который хотел, чтобы сын стал его наследником, поселил принца в мраморном дворце с огромными садами, в окружении только красивых людей, чтобы тот не мог увидеть ничего плохого, что есть в мире. Но юноше было любопытно увидеть настоящую жизнь, и он сказал отцу, что хочет посмотреть мир. И тогда отец подготовил для него экскурсию по городу, на которой все было специально организовано: чистые дома были украшены гирляндами, все люди были юными и красивыми, приветствовали его песнями, и повсюду порхали птицы. Всё было совершенно. Но, как рассказывают тексты, дэвы, существа света, желая испытать душу принца, сделали так, чтобы это очарование исчезло. И тогда Сиддхартха Гаутама увидел сгорбленного человека, ноги его дрожали, он опирался на палку. Принц спросил у своего возничего, который был его наставником, как Кришна у Арджуны в Бхагавадгите: «Кто этот человек, что с ним случилось, почему он сгорблен, почему он едва может идти и опирается на палку?» Возничий ответил: «Господин, это старик». И Сиддхартха воскликнул: «Несчастный! Полагаю, это случилось только с ним?» — «Нет-нет, — ответил возничий, — по правде говоря, Ваше Высочество, все мы в конце концов стареем». Так он рассказал принцу правду. Сиддхартха погрузился в молчаливые размышления, ужасаясь тому, что жизнь человека так печальна. «Получается, все эти красивые девушки, которых я вижу, и эти статные юноши, полные жизни, однажды станут такими же сгорбленными стариками с потухшим взором?» Вслед за этим дэвы сделали так, чтобы на пути принцу повстречался больной, по описаниям, предположительно прокаженный. Его лицо, руки и все тело было изуродовано язвами. Принц опять спросил у возничего: «Что с ним случилось? Его плоть разрушается, руки дрожат, его лицо обезображено, на голове местами выпали волосы и виден череп. И кажется, он испытывает сильнейшую боль. Что с ним случилось?» — «Господин, — ответил возничий, — это больной…» — «И все люди болеют?» — «Да, господин, все мы можем заболеть в любой момент». — «Как печальна участь человека, — подумал Сиддхартха, — если, каким бы здоровым он ни был, в любой момент из-за порыва ветра или вредных болотных испарений он может заболеть и так страдать». Он продолжил путь и встретил похоронную процессию — группу людей, которые несли на носилках умершего. Увидев это, Сиддхартха Гаутама спросил: «Кто этот человек? Что с ним случилось? Почему он так бледен и недвижим? Почему его несут на носилках?» — «Господин, это умерший». — «А что такое умерший?» — «Это человек, которого покинула жизнь, мысли оставили его, и теперь он словно вещь, словно дерево или камень…» Сиддхартха не успокаивался: «Но неужели это тоже ждет нас всех?» — «Да, господин. Это неизбежный удел каждого. Мы все проходим через старость, болезнь и смерть. И этого нельзя изменить». И тогда принц Сиддхартха подумал, что, возможно, жизнь сама по себе не имеет смысла, что нужно искать этот смысл, нужно искать причину жизни и то, что скрывается за всем этим — за всем этим злом, за всей этой болью, за всем этим страданием.

Внутренний вопрос «почему?» — вопрос сугубо философский. Хотя мы не применяем ни диалектических, ни риторических приемов, не пользуемся силлогизмами, как Сократ или Аристотель, тем не менее этот вопрос, это «почему?», этот глас вопиющего в пустыне, как говорится в Библии, является глубоко философским. И этот голос мы слышим и сегодня, потому что точно так же задаем самим себе вопрос: «Почему?»

Это беспокойство, свойственное всем живым существам. Это естественный вопрос — каждый человек задает себе вопросы: «Почему со мной случилось это? Почему со мной не случилось другого? Почему я сегодня такой, а завтра другой? Почему одни люди рождаются здоровыми, а другие больными; одни рождаются богатыми, а другие бедными? Почему кто-то красив, а кто-то уродлив? Почему добрые умирают, а злые продолжают жить?» На эти фундаментальные вопросы сложно ответить, оставаясь в плоскости вопроса и не поднимаясь на уровень ответа. Я хочу сказать, что, если мы останемся в рамках вопроса, мы никогда не сможем выйти за эти рамки.

Думаю, каждый когда-то страдал, испытывал боль, переживал смерть любимого человека и каждый знает, как трудны и болезненны эти ситуации. Я сейчас не говорю о тех случаях, когда мы читаем в газете, что в той или иной стране от наводнения погибли пять тысяч человек. Мы об этом читаем, но нашего сознания это не трогает. По правде говоря, нам еще далеко до того, чтобы иметь «сознание, обладающее силой воображения». Это одна из наших больших проблем. И поскольку нам не хватает воображения, мы не можем постичь страданий пяти тысяч человек, погибших из-за того, что разлился Ганг или какая-то другая река. Мы всего лишь сможем сказать: «Ну надо же, ты подумай!» Мы очень отстраненно говорим о катастрофах, которые случаются далеко, нас они не особенно трогают. Но если у нас умирают отец или мать или кто-то очень близкий, если мы сами болеем или страдаем, если переживаем какую-то драму, — вот тогда где-то глубоко внутри возникает этот вопрос: «Почему? Что мне делать? Как мне это преодолеть? Смогу ли я хотя бы понять, почему все это происходит? Почему болеют люди, почему стареют, почему умирают? Почему столько людей страдает? Почему у стольких детей нет даже кроватки? Почему стольких умерших хоронят в общих могилах, почему они не могут быть похоронены каждый отдельно? Почему, почему, почему?..» И исходя из этого вопроса, мы будем искать ответ, ответ очень простой, человеческий.

Но если мы будем цепляться за вопрос, мы никогда не придем к ответу. Пожалуйста, друзья мои, задумайтесь на мгновение о том, что я хочу до вас донести. Если я, к примеру, ухвачусь одной рукой за вентилятор, который стоит вот здесь, я не смогу дотянуться другой рукой до противоположной стены. Как бы я ни старался, это бесполезно. Чтобы дотянуться до стены, мне придется отпустить вентилятор. А когда я коснусь стены, я не смогу дотянуться до вентилятора. Таким образом, чтобы суметь прийти к ответам, первое, что нам нужно сделать, — это выйти за пределы вопросов. Да, вопрос является движущей силой, мотивом для поиска ответа, служит для него толчком, но, если мы не отцепимся от вопроса, мы никогда не найдем на него ответа. Я привел пример, как это происходит на физическом плане, но, как говорит древний «Кибалион», «как наверху, так и внизу»: на плане духовном и на плане психическом происходит абсолютно то же самое.

У человека есть две возможности, две альтернативы: одна — быть материалистом, другими словами, продолжать держаться за вопрос. Но материя всегда несовершенна, она всегда умирает, всегда страдает. Материя теряет перья и чешую, сбрасывает листья осенью… Погибает вместе с птицами, когда наступают холода, разламывается со льдом, когда приходит весна. Иными словами, материя всегда хрупка, всегда разрушается и исчезает.

Необходимо каким-то образом преодолеть этот материализм, который сегодня на нас давит и из-за которого мы не можем легко найти ответ, дающий нам вторую альтернативу. Но в чем проявляется этот материализм? Как он выглядит в жизни? Чтобы не быть субъективным, скажу, что он проявляется, например, в такой довольно часто встречающейся ситуации: нам хочется посмотреть какой-нибудь фильм, и мы ищем информацию в газете, но находим только порнографию и насилие. Сегодня в одной из утренних газет было интервью с одним нашим великим актером, который, выражаясь намного более грубыми словами (я их сейчас опущу), сказал: «Я потратил сорок лет, чтобы стать более свободным, сегодня же свободой считается возможность демонстрировать зад». И, как бы мы это ни называли, это то, чего мы уже не сможем избежать. Сегодня нет смысла показывать другое кино, фильмы нашей молодости, их мы уже не встретим. Еще пример: в системах управления, которые признаны сегодня в этой части мира, принято говорить: «один голос — один человек», то есть все мы ценимся одинаково, никто ничем не отличается. Получается, что голоса, предположим, Леонардо да Винчи и какого-нибудь пьяницы, наркомана или глупца совершенно равноценны, даже когда мы говорим о такой сложной теме, как политическая наука.

Мы сталкиваемся с тем, что, к примеру, в музыке мелодия потеряла свое значение. Нас стремятся удивить последовательностью шумов, напугать серией негармоничных звуков, которые напоминают только о материи, словно все сводится к одной механике.

Мы видим, что и в изобразительном искусстве отображается исключительно материалистическое видение, от которого страдает современный мир. В нынешней живописи рисунок, который отражает духовный план: мысли людей, взаимоотношения между людьми, — вытеснен цветом или, скорее, мешаниной красок, которые ничего не несут, ничего не передают от одного человека к другому. Это все равно как если бы я сейчас, например, размазал по стене четыре тюбика с краской и сказал, что это называется «Сражение на реке Эбро» (смех). Кто-то и впрямь увидел бы сражение, кто-то — яичницу, если голоден, а третий разглядел бы лицо тещи. Каждый увидел бы то, что захотел увидеть. Однако если бы я сейчас нарисовал яблоко, то есть то, что может узнать каждый, его бы узнали не только мы, — те, кто придут через сто или двести лет, сказали бы: «Здесь нарисовано яблоко», так же как и мы, приходя в музей Прадо и видя старинные картины, говорим: «Здесь нарисовано то-то и то-то». Но как мы можем узнать, что нарисовано на современных картинах?

Материализм, подавляющий и удручающий людей, проявляется во всем. Так, сегодня пишут огромное количество книг по так называемой эзотерике, но о чем говорится в этих книгах? Они не похожи на книги по этой теме, которые писали раньше и в которых рассказывали о духе и возвышенных предметах, о том, перевоплощаемся мы или нет. Нет, в современных книгах пишут о вопросах эзотерики и, например, вопросах женского физиологического цикла (смех), о вещах, которые раньше никто между собой не связывал, однако теперь кажется, что между ними непременно должна быть глубокая «эзотерическая» связь. Создается впечатление, что все, абсолютно все вокруг есть черная магия. Говорят, свидетельством того, что некоторые люди практиковали черную магию, была черная одежда, которую они носили. Получается, что я сейчас занимаюсь «коричневой философией», потому что на мне коричневый костюм (смех). Иначе говоря, о человеке судят по одежде. И это еще одна «волна» из тех, что захлестывают нас сегодня.

Позиция материализма, который может даже отрицать существование Бога или утверждать, что флаг Испании — это всего лишь кусок материи, которым размахивают из стороны в сторону, — такая позиция никуда не ведет, потому что это позиция вопроса, открывающая доступ к проблеме, но не позиция ответа. Позиция ответа совершенно иная, это духовная позиция. Я сейчас не говорю о такой духовности, когда люди сидят на полу в падмасане и повторяют Ом Мани Падме Хум, или воскуряют в квартире благовония, или делают что-то в этом роде. Я говорю об истинно духовном, о том, что чувствует каждый человек, даже если он не прочитал ни одной «духовной» книги, не знает ни слова на санскрите, никогда не курил благовоний, не зажег ни единой свечи ни в одном храме.

Что значит быть духовным? Быть духовным — это пытаться найти и для себя и для других ответы, то есть то, что не подвластно времени. Задумайтесь: все мы можем уверенно сказать, когда любовь является всего лишь материальной привязанностью, потому что она непродолжительна, она длится совсем недолго, пока не насытится. Но когда любовь духовна, она длится всю жизнь, а иногда и за гранью смерти. То же самое можно сказать о чем угодно. Если кто-то посвятит себя какому-то делу ради материальной выгоды (предположим, ради денег), долго ли продлится такая привязанность? До тех пор, пока платят — это очевидно, — а «если мне не платят, я ухожу». Но если кто-то посвящает себя какой-либо идее, какому-либо идеалу, каким может быть, например, «Акрополь», — хотя никто мне не платит за то, что я читаю эту лекцию, я ее читаю. Другими словами, я не связан какими-то ограничениями, вы понимаете меня? Мне не выдали никакого плана, согласно которому я должен говорить об одном и не должен говорить о другом. Мне не говорили: «Так, профессор Ливрага, расскажите вот об этом и об этом, но осторожно: вот об этом не говорите, мы вам запрещаем». Логично, что, если бы я получал вознаграждение за свои лекции, мне пришлось бы согласиться на некоторые ограничения. Но я ничего не получаю, я свободный человек и говорю то, что чувствую, и точка.

Соответственно, свобода относится главным образом к духовному плану. В искусстве она может находить свое выражение в рисунке или, например, в скульптуре. Все знают, что вот это — копия Венеры Милосской. Предположим, что найдется кто-то (хотя я в это не верю), кто не знает, что это копия Венеры, но скажите, это женщина или гайка? Конечно же, женщина, ее фигура до пояса скрыта тканью, у нее нет рук и так далее, и так далее. Художник, создавший эту статую более двух тысяч лет назад, донес до нас что-то, это «что-то» просуществовало более двух тысяч лет, и оно нематериально, хотя и нуждается в материи, чтобы быть выраженным. Это нечто духовное, потому что оно не умерло и никогда не умрет; до тех пор пока мы сохраняем произведения искусства, они будут передавать свое послание, свою идею из века в век.

Точно так же и музыка передает нам послания. Когда мы слушаем произведения великих классических композиторов, даже если мы мало разбираемся в музыке и не можем отличить полную ноту от половинной или восьмую долю от тридцать второй, мы, тем не менее, вслушиваемся в музыку и что-то переживаем, мы чувствуем, как возвышается душа. Когда, например, мы слушаем григорианскую музыку в готическом соборе — и я благодарен Богу за то, что со мной это происходило не раз, — наша душа пробуждается, душа поднимается на ноги, и руки раскрываются, словно образуя величественный огненный крест, чтобы вместить то, что мы переживаем в этот момент.

Когда мы одухотворяем все, когда наша духовность оставляет след на всех вещах, какими бы малыми и ничтожными они ни были, когда мы можем оставаться духовными даже в самом незначительном из наших поступков, тогда мы становимся бессмертными, тогда мы становимся настоящими людьми. Поэтому давайте не будем говорить о различиях, а поговорим о ценности каждого человека, о ценности всего в мире, потому что нет в мире ни двух одинаковых цветов, ни двух одинаковых рыб, ни двух одинаковых людей, и слава Богу! Благословенна наша непохожесть — это великолепие избавляет нас от постоянной скуки. Гуляя по саду, мы можем видеть тысячи роз, и они нам не наскучат; греясь зимой у огня, мы сможем увидеть, как поднимаются сотни язычков пламени, но все они будут казаться нам разными; возможно, этим летом вы наблюдали за волнами на море, но ни один их пенный гребешок не был похож на другой.

Именно в этом богатстве духа, в этой силе духа мы находим ответы. И тогда человек перестает быть сгорбленным, перестает болеть и умирать, потому что внутренний человек никогда не стареет, никогда не болеет и не умирает. И в этот момент ощущается его внутренняя сила, в этот момент раскрывается настоящий человек, не человек вопросов, но человек ответов!

Именно в этот момент наши руки распахнутся навстречу звездам, именно тогда мы сможем встать прямо перед ликом Истории и передать наше пылкое послание. Мы сможем завещать будущим поколениям наши сломанные перья, обагренные вместо чернил кровью наших сердец. Сможем снова проникнуть в тайну мрамора и камня, сможем рисовать, мечтать, смеяться, петь. Мы сможем вновь обрести и приветствовать единственного владыку, сможем познать Бога, самих себя и природу. И тогда мы вернемся на путь чести, тогда новые уста пропоют старые песни и наши молодые руки снова сожмут старые мечи в великой духовной Олимпиаде. Довольно вопросов! И все мы, и женщины, и мужчины, все, кто на это способен, перед Богом и людьми взываем к ответам; взываем в ночи, в тишине, взываем с открытыми устами и глазами, полными слез: мы хотим получить ответы, хотим жить с ответами. И наша рука тянется к небу — тянется к Богу, прося, умоляя и требуя ответа.

You have no rights to post comments