Лекция

Сегодняшняя тема — одна из тех, обсуждение которых может занять много времени, поскольку если бы мы создавали подлинную историю человека технологического, то должны были бы начать с этапа палеолита, когда человек, ударяя камнем о камень, получил первые сколы.

Потом эти инструменты начали шлифовать, обрабатывать их края, на них делали зазубрины, и наступила эпоха, называемая мезолитом, а вслед за ней — неолит. Позже, благодаря обнаружению метеоритов, человек столкнулся с металлами, он нашел золото, серебро и ртуть, применимую для создания сплавов, и эту эпоху назовут эпохой металлов.

После этого человек научился сочетать разные детали и элементы, для чего требуются уже две руки. Так появились первые механизмы: колесо (когда это происходит, мы не знаем), шкив, посредством которого можно передвигать огромные глыбы, рычаг. Возникают знаменитые постулаты, например постулат Архимеда, гласящий, что, если у человека будет точка опоры, он сможет перевернуть мир.

Появляется целый ряд элементов, которые можно было бы очень долго комментировать и подробно описывать и которые постепенно начинают формировать психологию человека технологического.
ХIХ век рассказал нам о том, что человек эволюционирует, что он не статичное существо, не идеальное Божье творение, которому уже нет необходимости двигаться, совершенствоваться, а можно достигать успеха одним лишь повторением известных формул и образцов; нет, человек может эволюционировать. Человек даже был «приписан» к животному царству в качестве обыкновенного высшего млекопитающего.

А те останки человека, которые не были найдены и которые могли бы связать гоминидов с человеком, назвали «недостающим звеном». Результатом было открытие знаменитого черепа Пилтдаунского человека, служившего доказательством того, что человек произошел от гоминида, очень похожего на обезьяну.

Во время последней мировой войны этот череп хранился в самых секретных подвалах Британского музея среди самых значительных культурных ценностей древности, пока примерно в 1950 году к нему не применили радиоуглеродный анализ. Тогда было доказано, что Пилтдаунского человека никогда не существовало, что это была всего лишь шутка студентов, которые соединили части теменной кости обезьяны с челюстью негроидного человека, добавили найденные где-то зубы и поместили рядом с черепом несколько элементов эпохи палеолита. Вот так был создан Пилтдаунский человек.

Сегодня, хотя и существует множество гипотез о возможном происхождении человека, мы все равно ничего о нем не знаем. Мы не знаем точно, откуда пришли, не знаем, куда идем, и я говорю это не только в метафизическом или мифологическом смысле, но и в филогенетическом, ведь у нас нет полной ясности относительно эволюции видов.

У нас также нет ключевой идеи или формулы, которая могла бы определить причину образования клеток, тканей, органов или объяснить, почему ребенок в определенный момент перестает расти. Мы знаем, что это происходит, потому что железы внутренней секреции перестают выполнять эту функцию, но почему они перестают ее выполнять? Потому что у всех нас внутри есть биологические часы. Но что приводит в движение эти биологические часы? Что стоит за нашей генетической программой?

Вопросы, заданные по-философски, разрушают утверждения, кажущиеся очень глубокими и продуманными, на основе которых даже были написаны толстые книги, с удовольствием проглоченные нами когда-то в университете и школе. Но ведь в этих книгах нет действительно веских аргументов, а есть лишь выдуманные или более-менее приспособленные к случаю доказательства, изложенные особым языком.

Этот язык похож на тот, который используют современные философы. Например, если вместо того, чтобы сказать, что этот стул не имеет бытия, можно сказать: он не имеет вещественности по отношению к вещи самой по себе. Тот, кто не привык к такой терминологии, скажет: «Как необычно! «Вещественность стула по отношению к вещи самой по себе», он является вещью и не является существом, как сказано!» А что я сказал? По сути ничего. Просто напомнил, что стул, не будучи живым существом — если живым существом мы считаем того, кто дышит, питается, размножается, — не имеет души, какую имеем мы. Вот что я хотел сказать; но с помощью подобного языка, некоего вида семантической договоренности, можно запутать кого угодно и запутаться самому.

Поэтому в «Новом Акрополе» мы стараемся говорить очень понятно, почти по-детски. Тот, кто был больше нас — Христос, — говорил, что нужно вновь стать как дети, чтобы суметь войти в царствие небесное. Я тоже считаю, что мы должны снова стать как дети, говорить, думать и чувствовать как дети, чтобы если не войти царствие небесное, то, по крайней мере, прийти к самим себе.
Итак, первый вопрос — каково происхождение человека — остается без ответа, хотя на этот счет существует множество теорий.

Но есть другой вопрос относительно эволюции, который можно использовать как рабочую гипотезу: является ли эволюция непрерывной и линейной, какой ее видели в XIX веке? Потому что в XIX веке эта теория была очень простой: человек поселился в определенном месте и занялся обработкой камня; позже, после обработки камня, человек начал обрабатывать металлы.

Первым металлом, который человек обработал, была медь; отсюда происходит название «халколит» (медный век, от chalkos «медь» и lithos «камень», то есть «медь, обрабатываемая как камень»). Потом наступает эпоха собственно металлов, когда используются различные методы, например метод потерянного воска (способ изготовления фигур из металла литьем при помощи модели, сделанной с использованием пчелиного воска), затем — эпоха машин и их эволюция, пока в XIX веке дело не дошло до так называемого позитивистского мира, мира научного и технологического.

Такой «археологический» подход — просто выдумка. Современная археология без всяких сомнений продемонстрировала, что все совсем не так. Предположим, в каком-то месте на территории Китая в древности было высоко развито искусство обработки бронзы, а сейчас там может находиться пустыня или люди, которые живут практически в каменном веке.

Три дня назад я вернулся из Египта; я приезжал к акропольцам Александрии, но… кто же может отказаться от путешествия по Нилу! И вот мы побывали в Луксоре, который в древности назывался Фивами; мы проплыли по водам Нила и вновь увидели эти великолепные руины, эти колонны, которые неизвестно как были воздвигнуты.

Японский компьютер, в который ввели программу с известными данными, выдал ответ, что крыша храма в Карнаке была выполнена сначала на полу, затем поднята наверх, а в конце были установлены капители колонн. Такое впечатление, что в тот день компьютер был навеселе, раз выдал такое странное решение: сначала поднять потолок, а потом установить колонны. Это противоречит здравому смыслу, но именно так определила машина.

На этом месте, несомненно, должно было существовать большое производство, жить огромное население, потому что, помимо больших колонн и величественных храмов, здесь есть системы орошения, остатки дорог, керамические и бронзовые изделия, домашняя утварь, которые доказывают, что это была великая цивилизация. Но сейчас на этом месте стоит лишь маленький городишко и живет небольшое количество крестьян.

Пока самолет приближается к Луксору, взору открывается большой квадрат в пустыне, поистине огромный; это и были Фивы, которые называли «городом ста врат». Египтяне не были глупцами, и они не размещали одни ворота вплотную к другим, так что город с сотней ворот должен был быть действительно огромным. С самолета видно, насколько он велик, и в маленьком его уголке, рядом с рекой, находится Луксор.

Если бы то, что нам говорили в XIX веке, было верно, на руинах древних Фив сегодня стоял бы Нью-Йорк, эволюция привела бы к тому, что сейчас там высились бы самые большие небоскребы в мире, это была бы самая могущественная страна на Земле, там были бы мириады машин и высокоразвитые технологии.

Но, судя по всему, существует закон циклов, который правит всеми проявленными существами. Мы видим, что сегодня было светло, был день, сейчас ночь, а завтра утром снова взойдет солнце. Мы снова надеваем более теплую одежду, ведь уже осень, начались дожди, и становится холодно, приходит зима, однако совсем недавно мы умирали от жары. А потом снова настанет жара.

Иначе говоря, существуют циклы, и у них есть своя историческая атмосфера. И, согласно сюжету этих исторических циклов, в тех местах, где были большие куски цивилизации, сегодня пустыня, а в других местах, где были лишь горы и море, как в случае с Нью-Йорком, сегодня находится самый большой город мира, или, по крайней мере, один из самых впечатляющих.

Это заставляет нас понимать историю как нечто очень динамичное и видеть, что человек технологический — это просто один из многих людей, которые могли существовать.

Мы не уверены в том, что человек был каким-то видом обезьяны или гоминида, который ходил на четырех лапах и каким чудесным образом вдруг стал вертикальным, у него изменился позвоночник и, поскольку он ему уже был не нужен, отпал хвост. Человек начал двигать головой и так двигал ею (некоторые говорят, что действие, работа создает орган), что она начала расти, и поэтому увеличились размеры мозга, а получив большую способность думать, он начал использовать инструменты, и так родился Homo sapiens (Человек разумный), а от него — «Homus tecnológicus» («Человек технологический»).

Мы думаем, что, возможно, все происходило иначе, но и человек технологический будет чем-то преходящим, временным в истории человечества. Почему? Потому что если мы немного глубже изучим историю, то увидим, что не во все времена технике придавалось такое значение, как сейчас.

Например, в Александрии были знаменитые часы, громадный часовой механизм с цветными светильниками; там появлялась составленная из частей статуя Геракла в натуральную величину, с палицей, и в зависимости от времени дня Геракл являлся то сражающимся с гидрой, то бьющимся со львом — в каждом из двенадцати своих подвигов.

Не менее десяти римских комментаторов упоминают об этих знаменитых александрийских часах: о мифологической стороне, о том, что хотели представить, о религиозной стороне, о психологическом эффекте, который они производили на человека, увидевшего это чудо… Но я ни нашел ни одного автора, который бы говорил о том, кто сконструировал механизм этих часов. Почему? Потому что восхищались другим: важно было не то, кто создал эти часы, а то, что он хотел передать на религиозном или художественном уровне.

Хотя человек был технологическим всегда (ведь он всегда использовал технику), был психологическим всегда (ведь его всегда волновали психологические проблемы, хотя он и не называл это психологией), всегда был философом, всегда был художником, всегда был скульптором, но поистине человеком технологическим он проявил себя намного позже.

В древние времена мы практически не встречаем этого технологического человека, и не только в Средиземноморском бассейне, но также и в великих культурах Азии и Америки; там нет восхищения, преклонения перед техникой, люди не придают ей значения.

Есть несколько маленьких предметов Чиму, одной из культур, существовавших на территории Перу, которые сделаны из очень редкого металла. Это сплав золота и меди, но изготовленный не так, как это делаем мы сегодня, а по совершенно другой технологии. Среди перуанских культур он был известен как уанин, а колумбийские культуры называли его тумбага. Остались легенды о его магическом действии, о фигурках из него, о силе амулетов, сделанных из этого сплава, однако никто не оставил рецепта его изготовления. О сохранении технологии никто не позаботился.

Когда же появляется человек технологический? Психология, мышление человека технологического появляются на Западе во времена нашего Средневековья. В Средиземноморском бассейне после падения Римской империи люди оказались разделенными, подобно клеткам некогда единого организма, наблюдался своего рода всеобщий сепаратизм — не было ничего, что могло бы объединить людей. Прежде существовала Римская Империя, плохая или хорошая — сейчас мы не будем обсуждать, но она объединяла людей — объединяла с помощью одной и той же монеты (хотя допускались и местные монеты, отвечающие общему канону), с помощью официального языка, которым была латынь (хотя в разных местах можно было говорить на разных языках), с помощью архитектурного стиля, взятого из трех греческих ордеров (он применялся везде, я видел его и в Африке, и в Азии, и в Европе — во всех местах, до которых дошли римляне), с помощью формы оружия, манеры одеваться, стиля жизни.

Один итальянский автор середины XX века говорил, что римляне были в некотором роде цивилизацией вина. Почему? Потому что туда, куда они приходили, они приносили вино. Их амфоры с вином встречаются везде. Я видел маленький стеклянный кувшинчик в форме виноградной грозди, сделанный в Египте, но во времена римского владычества.

Этот культ винограда, культ вина основательно утвердился с приходом римлян, и не потому, что египтяне якобы не знали вина (в древних захоронениях первых династий есть изображения людей, собирающих виноградные гроздья и танцующих на них ритуальный танец, чтобы приготовить вино), но при римлянах вино появляется как нечто повседневное, нечто общенародное.

В Средневековье вино сакрализуется, превращается в кровь Христову. Изменяется способ мышления человека. Возникают центры сопротивления варварству, ведь теперь у людей уже нет организации, нет государства, которое их объединяет. Вырастают замки с феодальными сеньорами и вассалами, которые живут внутри крепостных стен, а работают снаружи, на полях.

Позже, по мере роста населения, начинается строительство домов не только внутри стен, окружающих замок, но и вне их — своего рода загородная культура. Вновь открываются древние порты, восстанавливаются старые дороги, появляются рынки и развивается обмен.

Человек, который раньше делал ботинки для себя и своей семьи, понимает, что он умеет делать хорошие ботинки, а другие люди плохо обуты, и тогда он решает открыть обувную мастерскую. У этого человека появляется технологический менталитет, потому что для работы в обувной мастерской, кроме работников, нужно использовать еще целый ряд инструментов и приспособлений, которыми его обеспечит кузнец. А кузнецу, чтобы выплавлять гвозди и молотки, необходимы наковальни, кузнечные меха и устройства, которые дадут ему возможность, используя механику, делать не один молот или одну мотыгу для себя и своей семьи, а сотни мотыг, кос, ножей… Так рождается человек технологический, человек, который будет использовать машину практически на пределе ее возможностей.

Во времена Возрождения, в эпоху, называемую в Италии Чинквеченто, мы обнаруживаем, что необходимость выразить себя посредством машины коснулась и интеллигенции. Вы все помните Леонардо да Винчи, его попытки летать, плавать под водой, перемещаться быстрее, чем кто-либо, защищаться броней от выстрелов, делать пушки, которые бы не разрывались при выстреле, — сохранились его знаменитые рисунки, посвященные этому. Среди прочих он работал при дворе герцога Лодовико Сфорца Моро и при дворе Чезаре Борджиа, где руководил возведением укреплений.

Позже он перебрался под защиту французского короля Франциска I в замок Кло-Люсе; с ним работала целая группа людей, которые уделяли технике все большее значение. Мы видим фонтаны, из которых загадочным образом бьет вода, и хотя в действительности это не более чем сообщающиеся сосуды, у людей это вызывает удивление. Он обращается к магии, но это уже не психологическая или духовная магия, не та магия, что идет от богов, а та, в основании которой находятся машины, техника.

Любопытно, что, когда были изобретены телеграф и железная дорога, все подумали, что изобретено уже всё возможное. Но на смену им пришли самолеты и самое изощренное оружие, и все снова поверили, что уже нечего больше изобретать, но был открыт пенициллин и многое другое. Тогда человек начал психологически выходить за рамки технического значения машин, он начал думать, что его счастье зависит от машин, от технической стороны жизни. Он стал видеть в технике не просто еще один инструмент для проявления своей души, своих стремлений, возможности связываться с другими людьми, возможности стать богатым и справедливо распределять это богатство; человек влюбляется в машину, начинает отождествлять себя с ней.

Это происходит со всеми нами. Много раз вместе с моими учениками, которые изучали семеричное строение человека, как его понимали в Древнем Египте или в Индии, мы смеялись, когда у кого-то из нас что-то происходило с машиной и он говорил: «Мне оторвали брызговики», забывая о том, что у нас-то нет брызговиков, брызговики есть у машины. Человек настолько отождествляет себя с машиной, что мы называем ее «восьмым телом», как будто кроме тех семи тел, о которых говорили древние, у нас есть еще одно — машина.

Короче говоря, мы в огромной мере зависим от машин, от техники. Но не только в физическом смысле, это было бы еще полбеды. Проблема в том, что эта механизация проникла нам в душу, в нашу психику, в наш ум, в наши чувства, и вместо того, чтобы мы управляли машинами, машины начинают диктовать нам правила, которые мы должны выполнять.

Человек начинает превращаться в робота, начинает перенимать характеристики машины. И это не механические роботы, которых создавали в XVIII веке, — те имели явную человеческую форму, их даже одевали как кукол, и они выполняли разные задачи, в частности играли в шахматы. Я говорю о тех знаменитых роботах, которые были у Людовика XV и Людовика XVI в Версале.

Сегодня все происходит не так. Сегодня мы мыслим роботов по-другому, у них другие формы — это технические фигуры, состоящие из углов и плоскостей, но мы и одеваться начинаем так же, используя вещи с углами и плоскостями; мы начинаем плоско думать и угловато действовать. Человек технологический сегодня существует не только на физическом плане, он таков и на психологическом, и на плане разума, и на духовном уровне.

Перед этим мы говорили, что стул обладает вещественностью, но не обладает бытием, а если нет бытия — нет души, а если у него нет души, мы не можем думать о ее бессмертии. Платон говорил, что человек, который отождествляет себя со стулом, на котором он сидит, становится подобным этому стулу. И это совершенно верно. Платон две с половиной тысячи лет назад видел то, что могло произойти с миром.

Человек настолько отождествляет себя с материей, с материальным планом, с материальными предметами, с материальным окружением, что тоже превращается в нечто материальное; он считает, что обладает вещественностью, что у него нет души. Он испытывает ужасный страх перед смертью, потому что не верит в бессмертие. А если он верующий, у него просто есть надежда, само слово об этом говорит: верующий — это тот, кто верит, верит в то, что он не умрет, что будет продолжать жить; но это надежда, а не знание.

Человек технически совершенствуется, наши связи технически совершенствуются, и это техническое совершенствование человека задумывалось как то, что приведет к счастью. Что прежде происходило с овощами, когда заканчивался сезон? Их выбрасывали, потому что они загнивали. Однако было изобретено вакуумное хранилище, и нам сказали, что техника позволит нам есть морковь круглый год. Прекрасно! Холод позволяет нам использовать куриные яйца месячной давности. Великолепно! Техника позволяет нам разговаривать по телефону с тетей, с братом или с невестой, которая живет не в Испании, а в Париже, позволяет услышать ее голос. Какое счастье! Мы полагаем, что все это сделает нас счастливыми.

Но мы забываем, что кроме этих благословенных вещей появляется оружие — то, что разрушает, атомные бомбы, маленькие взрывные устройства, которые, к сожалению, сегодня так часто используются в Испании и которые совершенно ужасны. Короче говоря, технология имеет и позитивную, и негативную сторону, и только человек ответственен за все.

От человека зависит, станет эта технология инструментом или оружием. Железный лом в руках работника — это рычаг, который помогает что-то передвигать, перемещать, совершать работу, но в руках убийцы он превращается в опасное оружие. Лом — это хорошо или плохо? Лом ни плох, ни хорош сам по себе, все зависит от того, в чьих он руках.

В этом и кроется поражение человека технологического. На протяжении XX века человек технологический, который создал замечательный способ печатания, позволяющий за несколько минут издать тираж в тысячи экземпляров, понимает, что до миллионов людей эти тысячи экземпляров не дойдут. Человек, создавший целый ряд веществ и приспособлений, с помощью которых можно сохранять продукты, сталкивается с такими экономическими проблемами и структурами, из-за которых сегодня миллионы людей практически умирают от голода.

За время нашей небольшой 40-50-минутной беседы во многих местах мира умерло несколько сотен человек. Почему? Потому что технология потерпела неудачу. Потому что не смогла дойти до этих людей. Сегодня у нас есть телевизор, это верно, но иногда нужно выключать его, ведь там показывают либо глупость, либо порнографию. Сегодня у нас есть кинофильмы, это правда, но иногда не стоит и платить за их просмотр — потому что они ужасны, в них изображаются те низменные стороны жизни, которые нам уже известны и которые, откровенно говоря, интересны скорее для порочных, чем для нормальных людей.

У нас есть осязаемое, ежедневное и личное доказательство того, что технология не спасет нас, не освободит нас, не даст нам счастье. Начинается упадок человека технологического. С XX века начинают возникать экологические движения, начинают появляться группы людей, которые вновь хотят изучать древние науки и которые пытаются сохранить природу.

Человек довел технологию до такого предела, что не знает ни как познавать самого себя, ни как контролировать самого себя, он загрязнил и воду, и воздух. В некоторых точках планеты он пришел к перенаселенности, хотя в других местах есть огромные пустыни. А человек в больших городах, хотя и живет бок о бок с людьми, одинок.

Когда во времена наших дедов кто-нибудь в деревне начинал кричать, прибегали все, кто жил по соседству, и спрашивали: «Что с тобой? Почему ты кричал? Что случилось, дружище?» Попробуйте сегодня покричать в квартире. Соседи закроют двери и окна, чтобы не иметь к этому отношения. Мы полагали, что технология приведет нас к общению. Нет, она не ведет нас к общению. Технология просто позволяет нам ощутить, что есть другие люди, но она не может привести к реальному общению. Технология полезна, да, но давайте не приписывать ей роль своего рода духовного спасителя, не приписывать ей больше того, что она может сделать.

Следовательно, человек технологический потерпел поражение в этом веке, и все мы почувствовали необходимость создания человека другого типа, которого мы называем новым человеком. Мы не можем продолжать жить в этом круговороте жестокости и все возрастающей бедности. Мы не можем продолжать жить в этом круговороте, где видим все возрастающее количество неграмотных людей и ужасающий геноцид, где, идя по улице мы не чувствуем себя в безопасности и все меньше уверены в том, что, вернувшись домой, не найдем взломанным дверной замок и ожидающего нас внутри сумасшедшего. Увлекшись изучением машин, мы забыли об изучении человека.

Мы должны вернуться к изучению человека, должны вернуться к познанию самих себя, должны вновь найти в себе ту духовную силу, которая сделала возможным создание великих технологических чудес, потому что строительство пирамид Египта, собора Парижской Богоматери или дворца Эскориал в Испании базировалось на духовных идеях, а не на материалистических и технологических. Их создали люди, которые, твердо, опираясь на свое внутреннее знание, верили в Бога и в свою бессмертную душу.

Когда мы вернемся к этому внутреннему знанию, когда вновь поверим, что Бог — внутри нас, когда вновь увидим, что наша жизнь на самом деле — лишь часть безграничного жизненного цикла, который проходит через время, когда почувствуем, что мы — не пыль на дорогах истории, а ее полезные и жизненно необходимые элементы, которые могут открыть двери будущего, когда мы преодолеем человека технологического, тогда появится новый человек, человек, проникнутый идеалами любви, братства, понимания по отношению ко всем людям.

Я приглашаю всех, кто созидает и ощущает в своем сердце необходимость в новом человеке, прийти в «Новый Акрополь», внести свой посильный вклад в то, чтобы этот новый человек стал реальностью. Это не призрачная мечта. Сегодня «Новый Акрополь» есть более чем в 20 городах Испании. Это реальность. Мы можем вновь обрести внутреннюю молодость, надежду, веру, мы можем вновь, как друзьям, протянуть руку всем людям мира.

Нам нужно стремиться к этому и понимать, что мы нуждаемся в сотрудничестве между людьми. Потому что очень грустно, когда воры, мафиози, наркоторговцы дают фору честным людям — ведь они-то опираются друг на друга, они организованны. Честные же люди, напротив, идут по жизни в одиночку, сегодня они слушают одно, завтра другое, сегодня читают одну книгу, завтра другую, они вечно сомневаются в том, что им делать, а чего не делать.

Мы должны преодолеть сомнение, должны прекратить метаться. Мы должны всегда идти вверх и вперед, навстречу нашему внутреннему акрополю и нашему внешнему акрополю, который живет в каждом из нас, ведь все мы — дети нашего Господа Бога.

Мадрид (Испания), 1982

You have no rights to post comments