Есть у нас одно удивительное свойство: мы всегда с готовностью соглашаемся с утверждениями, что все плохо. Это как бы уже и само собой разумеется. Что ни возьми — все из рук вон. И люди стали злыми, корыстными, эгоистичными, никого не волнуют чужие проблемы и беды... Вроде бы, и спорить с этим трудно — достаточно почитать газеты или посмотреть телевизор. Но давайте для разнообразия посмотрим не на телеэкран или газетные полосы, а на своих близких, друзей, знакомых. Картина возникает несколько иная, не правда ли?
Наверняка вспоминается: кто-то собирал деньги для попавшего в беду коллеги по работе, кто-то помог незадачливому водителю, застрявшему в самом неудобном месте, кто-то сидит с соседским ребенком, кто-то забегает поболтать с одинокой старушкой этажом выше... «Люди как люди, — заметил как-то посетивший Москву маэстро Воланд. — Любят деньги, но ведь это всегда было... Ну, легкомысленны... ну что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца...»
Потребность помогать ближнему — это естественное свойство человека. Так мы устроены — нам необходимо быть кому-то нужным, полезным, жить не только для себя. Это одна из глубинных основ нашего сосуществования в обществе. А уж у русского человека, который всегда готов был последнюю рубаху отдать, этой способности не отнимет, наверное, никто и ничто. Более того: именно это наше свойство, очевидно, и обеспечивает сегодня существование многотысячной армии профессиональных нищих. Нам проще всего отсыпать мелочи попрошайке в переходе метро — вроде как проявили милосердие, хотя прекрасно знаем, что имеем дело с системой, которая процветает за счет нашей лже-доброты.
Нет, дело не в нашем жестокосердии. В наших сердцах очень много нерастраченной доброты, сострадания, любви — они ищут выхода, ищут применения. Но как? Куда я могу прийти и предложить свою помощь? Мне нужно знать, кому я помогаю, видеть результаты своего вклада. Когда я даю монетку нищему, я хотя бы вижу его лицо. А куда я могу перечислить деньги, отнести вещи с уверенностью, что это дойдет до нуждающихся? Бесчисленные, безликие фонды, вокруг которых кормится масса дармоедов с нечистыми руками, раз и навсегда подорвали наше доверие.
Да, к сожалению, сегодняшнее мироустройство, скажем так, не располагает к благотворительности. Но давайте не будем ни уповать во всем на государство, ни винить во всем его же. Ведь еще век назад в России колоссальная система благотворительности работала «на общественных началах». А общество — это мы с вами.
Лев Николаевич Краснопевцев — хранитель Музея российских меценатов и благотворителей (этот небольшой, но очень живой и интересный московский музей расположен недалеко от метро «Октябрьская»). Лев Николаевич — необыкновенный человек, знающий, кажется, решительно все о российской благотворительности и о многом другом, и замечательный рассказчик. Впрочем, в этом вы можете убедиться сами.
Рассказывает Л.Н. Краснопевцев.
В 90-е годы прошлого столетия в Москве Городской думой была создана система территориальных благотворительных обществ: Москва была поделена на 28 частей, и в каждой было свое благотворительное общество, или попечительство.
В таком попечительстве был председатель и был совет, куда входили люди богатые и известные, авторитетные, пользующиеся уважением и доверием. Например, любой представитель рода Морозовых состоял как минимум в десятке благотворительных обществ. Его имя служило гарантией надежности и бескорыстности работы общества. Средства набирались так: одна часть — от богатых людей (члены совета давали солидные деньги), вторая часть — из городского бюджета, и третья часть — взносы от людей малосостоятельных. В каждом попечительском обществе были десятки, а то и сотни рядовых членов, которые платили взнос — рубль, три, может быть, пять рублей в год. Членом общества мог быть кто угодно, так что любой человек мог внести посильный вклад в благотворительность. Кроме того, все знали, куда можно принести какие-то вещи, продукты и т. п., если появляется такая возможность.
Штатных работников в попечительстве не было — только казначей, лишних «сидельцев» не плодили. Но было очень много людей, которые видели в благотворительности свой общественный или религиозный долг. На них и держалась вся эта огромная работа.
Совет попечительства знал полностью всю картину бедности на своей территории. Молодежь, гимназисты и студенты, делали перепись по каждой семье. Потом все эти анкеты собирались, и совет, исходя из наличия денег, решал: где нужно срочно что-то делать, кому можно помочь во вторую очередь, кому в третью и т. д. Причем денег они никогда никому не давали. Они изымали из погибающих семей детей, стариков и больных и пристраивали их по больницам, приютам и богадельням. Они гасили самые опасные проблемы — например, расплачивались с домовладельцем за долги, привозили дрова, давали какое-то количество продовольствия, одежды и т. д.
Студенту, который принес анкету данного семейства, поручалась реализация всего этого. Через некоторое время он должен был отчитаться, как теперь обстоят дела с этой семьей, изменилась ли картина, что удалось сделать, что не удалось. Если что-то не удавалось, вступали в действие уже более крупные фигуры, которые начинали обращаться к своим знакомым — ведь у них у всех были связи. Вот такая система взаимной помощи.
Если человек мог работать, подыскивали ему место. В этих советах было большое количество предпринимателей, и в первую очередь они пытались сами пристроить человека. Они же знали всю картину в пределах своей территории: кто-то ведет строительство — ему обязательно нужен сторож или землекоп, где-то по весне надо дорогу мостить... Конечно, они давали работу не высокооплачиваемую, но устроить человека могли.
У них были свои информационные центры. Устроены они были, конечно, не на нашем современном уровне — компьютеров не было, все держалось на системе карточек, и много сложностей было с этим, — но центры такие были. Стремились сделать и общегородской информационный центр — банк данных рабочих мест, в первую очередь.
Вот такая была система. И такими благотворительными обществами была охвачена полностью вся Москва. А ведь помимо этой системы, существовала еще и сословная, и церковная, и частная благотворительность, которая в Москве к началу XX века была очень разнообразной и колоссальной по размерам.
Все это было у нас век назад. Сегодня этого нет. Существует, конечно, государственная социальная система, но при нищенском финансировании решить огромную проблему она не в силах. В ней процветают бездушие и формализм, а принципы и законы, по которым строится социальная работа, зачастую просто абсурдны и напрочь отбивают всякое желание в этой работе участвовать. Действует и масса негосударственных фондов — только вот уж очень «многогранна» их деятельность! Да, они ведут какую-то благотворительную работу, которая довольно скромна по своим масштабам — зато по труднообъяснимым причинам оказывается сопряжена с множеством загранпоездок по «обмену опытом», со всевозможными презентациями, «показательными выступлениями»... Часто эти фонды служат и просто для обналичивания денег.
Что же, все плохо? Мы ведь решили: такого быть не может. Тогда где же они, современные Морозовы, Мамонтовы, Рябушинские?
А ведь вполне возможно, что основа для возрождения традиций благотворительности и меценатства у нас уже есть. Это рождающийся сегодня средний класс российских предпринимателей.
Рассказывает Л.Н. Краснопевцев.
Этот новый тип предпринимателей — это, как правило, наша деловая, скромная московская интеллигенция, которая раньше не имела никаких возможностей для личного выбора пути, для личной инициативы развития. Они чаще всего были основными «генераторами идей» в своих институтах, лабораториях, отделах, но этим все и ограничивалось. Сейчас они получили возможность реализовать свою энергию.
Интересно, что они производят очень хорошее личное впечатление. Это одаренные люди с большой не только творческой, но и обычной трудовой энергией, очень инициативные, достаточно скромные в личном потреблении. В отличие от распространенных представлений, никаких мерседесов у них нет, ездят на «жигулях» или даже «москвичах»; ни о каких Багамах, Флоридах и т. д. не может быть и речи — отдых на территории страны, и соответствующий образ жизни. Все эти люди ощущают огромную потребность в труде — это то, что у нас в обывательской среде называется «трудоголики».
Именно усилиями этих людей сегодня создаются зачатки благотворительности и меценатства, по своим принципам в чем-то близкие к дореволюционным. Но, в отличие от того времени, когда фирмообразующим элементом были в основном крестьяне и мещане, у нас такой элемент — интеллигенция.
И эта интеллигенция владеет той общей культурой, которая здесь необходима. Это очень развитые люди, люди очень много думающие. Им присущ, скажем так, «общественный инстинкт», для них имеет очень большое значение общественное благо, общественная значимость их работы. Такой человек не мыслит себя вне течения общественной жизни, вне общих интересов.
Таких предпринимателей сейчас довольно много. Их фирмы до сих пор существуют в начальной стадии своего развития. Деньги у этих фирм, где работают 20, 30, 50 человек, как правило, небольшие, возможностей широко развернуться пока нет. Поэтому, естественно, и размеры благотворительной и меценатской деятельности здесь тоже ограничены. И, тем не менее, многие из них обнаруживают вполне определенное стремление проникать в социальную сферу, оказывать на нее какое-то воздействие, участвовать в социальной жизни.
Например, одна из таких фирм, которая производит уникальный режущий инструмент, предоставляет свою продукцию различным стоматологическим, медицинским центрам бесплатно или за очень низкую плату, широко проводит бесплатные консультации по проблемам обработки материалов. Другие фирмы организуют бесплатные курсы — профессиональные, компьютерные — для всех желающих. Третьи, например, ведут работу со школьниками в своем районе — устраивают для них олимпиады, занятия... Очень много есть разных вариантов. Там, где возможно, участвуют материально, а где можно, и просто своим трудом, своими знаниями, своей готовностью помочь в каком-то деле.
Так что представление складывается такое, что это очень ценный новый социальный элемент нашего общества.
Это действительно замечательно — и реальность, и перспективы. Но вот, не знаю как вы, а я, например, не предприниматель, нет у меня своей фирмы. А желание помогать нуждающимся есть, есть время и силы, которые я могла бы посвятить этому. Что я могу сделать?
Однозначного ответа, увы, нет. Как нет (или крайне мало) организаций, в которые можно прийти и отдать деньги или вещи, зная наверняка, кому и куда они будут переданы, или предложить какую-то конкретную помощь. Однако выводы из этого можно сделать разные. Можно махнуть на все рукой — а можно повнимательнее посмотреть вокруг... Если никто этим не занимается, может быть, начать стоит именно мне?
Рассказывает Л.Н. Краснопевцев.
Давайте возьмем такой пример. Я хочу помогать детям-сиротам, создать семейный детский дом. Я собираю человек пять своих знакомых, и мы решаем серьезно этим заняться. Кто-то готов предоставить свою квартиру — три комнаты, детей своих нет. Какая-нибудь женщина на пенсии, которая очень любит детей, готова с ними возиться, берет на себя эту работу. У кого-то есть хороший знакомый, «новый русский», который много раз говорил, что помог бы кому-нибудь, но не хочет выбрасывать деньги на ветер — а вот знакомым людям он деньги даст. Кто-то работает в большом женском коллективе, где женщины с удовольствием будут отдавать одежду, из которой вырастают их дети. Значит, помещение есть, деньгами мы обеспечены, одеждой обеспечены — нужна еще масса всего, но вот так, понемногу, все собирается.
Дальше нужно все это организовать: написать устав благотворительного общества, провести собрание учредителей, зарегистрировать общество в Министерстве юстиции Москвы, открыть в каком-то банке счет, на который могут поступать деньги, и т. д. И кто-то из учредителей должен крутить это колесо, постоянно об этом думать и заботиться. В этом семейном детском доме учредители должны бывать, следить, что там и как. А дальше они могут каким-то образом это благотворительное общество рекламировать, увеличивать состав благотворителей, увеличивать базу и в зависимости от этого, может быть, и расширять диапазон действий.
Вот такой конкретный пример. Главное — обязательно должна быть добрая воля и должно быть много работы. Потому что вот с этим детским домом, например, двоим-троим придется крутиться очень много (во всяком случае, на первых порах).
Можно пойти и более простым путем: взять шефство над каким-нибудь существующим государственным детским домом. Вы смо/трите: один дом — нет, тут все разворуют, тут беспорядок, а вот этот — да, здесь ничего не пропадет, здесь работают убежденные люди. И создаете такое общество при детском доме.
Конечно, любая схема проста на бумаге. В жизни всегда возникает масса непредвиденных проблем, столкновений с инертностью и бюрократизмом системы... Но все это преодолимо — было бы желание.
К слову сказать, опыт шефства над детскими домами есть у многих организаций, причем самых разных — таких, например, как Музей российских меценатов и благотворителей, известный концерн «Панинтер», культурный центр «Новый Акрополь» и т. д. Это и сбор вещей — одежды, игрушек, книг для детей, — и благоустройство территории и помещений дома ребенка. Дело это простым не назовешь, оно требует хорошей организации и систематической работы. Но, поверьте, счастливые глаза детей стоят многого.
Я убеждена, что при желании каждый способен найти что-то, в чем сможет быть полезным, что сделает жизнь окружающих хоть чуть-чуть лучше. Разве не можем мы, например, принести игрушки или книжки-раскраски в детский сад, куда ходят наши же дети? Помочь в организации компьютерного класса или занятий в школе? Организовать с дворовыми детишками неформальный субботник? Да мало ли можно сделать!
Просто давайте не будем так уж уверены в том, что мы не в силах изменить этот мир. Мир, в котором мы живем, создаем мы сами. r