Дети группы риска... Дети улицы... Беспризорники...
Об этой проблеме рассуждают средства массовой информации. Ею озабочены правоохранительные органы. Каким-то образом она затрагивает и каждого обычного человека, который встречает в подземном переходе свернувшегося в калачик, измазанного в городской грязи мальчонку, сжимающего в руке пакетик с клеем.
Нужно что-то делать! Ну не домой же их к себе звать!
А она позвала.
У нее очень красивые глаза. Огромные, темно-карие. Они притягивают взгляд, концентрируют на себе. И не понимаю почему, но кажутся светлыми.
Ее зовут Лилит. Карагян Лилит Левоновна.
До недавнего времени она работала в районной управе «Москворечье-Сабурово» — специалистом по работе с детьми группы риска.
Собственно, дети пришли к ней сами. Закрылся центр по работе с такими детьми, которым руководила Лилит. И чумазая братия, одним своим присутствием приводящая в состояние шока местное население, плавно перетекла в ее квартиру. И теперь здесь три раза в неделю работают кружки — музыкально-драматический и скаутский, на занятия которых приходят по 20–30 ребят, и духовно-нравственный. На него по воскресеньям собирается до 40 (!) человек. А кроме этого каждый день сюда приходит по несколько человек — от 5 до 10, — с которыми Лилит занимается по школьной учебной программе: учит читать, писать, считать. Многие шестнадцатилетние беспризорники имеют уровень первого-второго класса, а она «дотягивает» их до шестого, после которого можно поступать в вечернюю школу.
Эти дети стали частью ее жизни, неотъемлемой частью, за которую Лилит готова сражаться. Точнее, ради которой уже сражается. Она бесконечно ходит по инстанциям, ищет спонсоров, пишет программы работы Центра, который бы занимался проблемой этих маленьких людей, лишенных уюта и тепла, пытается оформить домашнее обучение. Организует летние поездки. Например, этим летом 26 детей благодаря Лилит впервые увидели море, 28 провели смену в оздоровительном лагере на Карельском перешейке под Питером, а 17 человек участвовали в 10-дневном байдарочном походе по реке Нерль.
Когда кто-то из них ложится в больницу, она едет навещать, приносит фрукты и кассеты с фильмами, способными пробудить душу. Бегает по аптекам, беседует с врачами о болезнях, которые у беспризорников пронизаны угнетающим чувством безысходности, — ВИЧ, гепатит В и С...
Когда рассказываю кому-то об этой женщине, на лицах моих собеседников — неизменное удивление.
Первый вопрос, который мы задаем при встрече: «Откуда эти дети и чем Вы с ними занимаетесь?»
• Лилит рассказывает. Ее глаза сияют...
— Был у нас центр по работе с трудными подростками при муниципальном учреждении района «Сабурово».
С чего это начиналось? Мы ездили на стройки, к «Макдональдсам», на рынки и набирали детей. А еще был организован городской лагерь, в который собрали сложных детей «Москворечья-Сабурово» и некоторых других районов. После этого лагеря дети уже просто знали, куда приходить.
Центр занимался социальной работой, велось три кружка: музыкально-драматический, скаутский (костры, палатки, рюкзаки, какие-то альпинистские элементы) и третий, воскресный, — кружок духовно-нравственного воспитания.
Уже год, как центр закрыли. Он просуществовал три года, я в нем проработала два. Когда мы пришли, там буквально все было разрушено. Мы сами сделали ремонт, людей пригласили из разных благотворительных организаций, студентов. Они нам помогли.
А можно немного подробнее о каком-нибудь кружке?
• На занятиях музыкально-драматического кружка мы ставили сценки на уличную тематику. Например, погиб один мальчик на Борисовских прудах. Это реальная история. Овсянников Виталик. Напился и утонул. Мы взяли эту историю за основу и поставили сценку... чтобы другие подумали о своем будущем.
То есть не Шекспира ставите, не Чехова?
• Мы берем тему, которая актуальна для них самих. Потом с этими постановками мы едем в спецприемник (куда попадают малолетние правонарушители). В основном на Пасху или на Рождество едем. Там в это время открытые двери.
Еще одна постановка — «Панки и рэперы»... Была ситуация, когда к нам пришла группа панков и группа рэперов, а они друг с другом воюют. И на воскресном занятии у нас стычка произошла... Я думала, что какая-то группа перестанет ходить. А они все постоянно ходят, и те, и другие. Приходилось их поодиночке выводить, чтобы никто никого не избил. И я считаю чудом, что некоторые из них сейчас дружат.
Спектакль о них. Это я ставила и сценарий писала вместе с детьми. Мы садились за «круглый стол» и творили. Счастливый конец... Вифлеемская звезда... мир...
Работа с детьми в студиях, кружках — это Ваше изобретение?
• Это не изобретение, это просто то, что я умею делать. Я альпинизмом занималась. Скаутские занятия тоже могу вести. И театром я занималась. Правда, чувствую себя совсем дилетантом, но если музыкально-драматическое, то как-то выкручиваюсь. Довести до подростков через рэп правильные мысли — ведь это реально. Они же не будут слушать оперную арию, поэтому пытаемся донести через доступные средства. Кружка духовно-нравственного воспитания я, правда, до этого никогда не вела... Но это действительно правильный путь, ступеньки какие-то... Большая победа, когда дети отказываются от каких-то плохих привычек и решают, что будут делать дальше. Но мы им должны что-то дать взамен: спорт, искусство, досуг организовать, обеспечить социальное доверие.
Лилит, а как получилось, что Вы стали работать с такими детьми?
• В первый раз я таких детей встретила в объединенном христианском лагере. Я закончила консерваторию по классу фортепиано, работала в музыкальной школе и вообще-то привыкла к общению с положительными во всех отношениях детками. И вот летний христианский лагерь. Мальчишки и девчонки из воскресных школ, очень благополучные, никто из них не курил, родители у всех верующие... А ко мне в отряд попали дети из приюта христианской миссии, фактически беспризорники. Они постоянно воровали, лазили по чужим сумкам, каждый вечер у нас были беседы. Или вдруг у одного глаза в кучку, и он видит каких-то монстров... Ты не знаешь, как на это реагировать, а он просто надышался клеем, у него галлюцинации. Другой вдруг вбегает: «Мне надо срочно в город!», и никак не понять почему, а у него ломки. Не слушаются, писаются, потому что себе почки отморозили... Их было трое. И это было уже семь лет назад...
Когда мы уезжали из лагеря, самый маленький схватил меня за руки и говорит: «Ты никуда не уедешь, ты приедешь к нам в миссию, я за тебя буду молиться». Он одной рукой держал за руку меня, а другой директора и кричал, что я должна остаться, что я хорошая тетя. Такое было начало.
У Вас же была работа, Вы преподавали детям музыку, наверное, Вы эту работу любили. Я пытаюсь понять, как же это, почему: чем-то занимаешься, любишь это дело, а потом идешь в совершенно незнакомую область...
• Я поняла, что без меня музыкальная школа не развалится, и дети будут там все равно учиться у хороших педагогов. Но тем детям была нужна я. Директор миссии мне рассказал, как эти дети жили на улице, в подвале, в люках, еще где-то... А в приюте очень много работы, и я вижу, что там нужна больше. Но не все сразу, надо было принимать решение, согласовывать с детьми, с мужем.
Знаете, у меня еще есть такая мечта: кормить детей на улице, но не постоянно, а, например, месяц кормишь, и, если он хочет меняться, ты его забираешь в приют или куда-то направляешь, или что-то с ним делаешь. Это для того, чтобы установить контакт с ребенком. Они великие манипуляторы, могут рассказать душераздирающие истории: мол, разрезали его на кусочки, а потом склеили. Ты слушаешь и плачешь просто.
Правдивых историй очень много: избивали, поднимали в 4 часа ночи и посылали за водкой, держали на 17 этаже и чуть ли не выбросили из окна, обжигали руки железом... Это все реальные вещи. Это их жизнь.
Но часто они этим уже просто пользуются, так как знают, чем человека можно разжалобить. И с себя снимают всякую ответственность. «Вот я такой бедный и жалкий, что мне делать?» А мы им показываем путь. Если ты хочешь — иди и меняйся, а если не хочешь — живи во всем этом.
Все благотворительные организации нацелены на то, чтобы кормить и одевать. И ребенок привыкает все получать, не прикладывая никаких усилий. Дальше человека двигать по социальной лестнице очень сложно. Но двигать надо. Нужно социально реабилитировать. Кроме духовной пищи необходимо, чтобы человек учился, надо прививать ему навыки к труду, учить заботиться о других. Это очень непросто. Но за три года у нас десять ребят вернулись в семью, закончили вечернюю школу и начали нормальную жизнь, имея профессию и работу.
У меня такое чувство, что у Вас уже есть решение этой проблемы, по крайней мере, есть идеальный образ того, что должно быть...
• Я думаю, что нужно создавать реабилитационный центр, не медицинский, а социальный. Очень хорошо, если там будет медицинское отделение.
Там должно быть отделение дневного пребывания. Цели разлучать с родителями и семьей нет, есть цель восстановить семью. Это те дети, которые с утра до вечера у нас находятся в дневном центре, там кушают, учатся, одеваются, идут домой спать. Этих детей будет больше всех, я уверена.
Второе отделение — это приют.
И третье отделение — уличных патрулей, или патронажа. Нужно будет ездить по криминальным точкам, выявлять детей, кормить их, приглашать на кружки и вообще в центр, если они хотят измениться. Очень часто они просто не уверены в себе, им столько раз говорили, что они не смогут ни хорошо учиться, ни вообще быть хорошими детьми. Но, когда они видят, что что-то могут, что у них еще не все потеряно, они начинают расцветать на глазах.
И есть еще одна проблема, ее просто реабилитационным центром не решишь. Это иногородние, то есть те, кто с родителями приехал в Москву бомжевать.
А Вы не пробовали обращаться с этой программой в органы, которые могли бы помочь решить проблему на административном уровне?
• Я уже там была...
Вначале мне говорили: «Напиши устав», потом сказали: «Напиши организацию работы». Я написала это, потом написала штатное расписание, потом — финансирование в год на ребенка, стандарты... Мне сказали: «Ждите и звоните». Вот я жду и звоню, жду и звоню. Звоню, звоню... Секретарь уже меня по голосу узнает.
Есть у меня любимая притча о бедной вдове, которая стучится к неправедному судье. Она стучится и стучится. А так как она вдова, судье не хочется ей помогать, ему от этого ничего не будет, никакой пользы. Но все равно стучится, стучится, стучится... и судья, наконец, говорит: «Господи, сделай так, чтобы она от меня отстала! Ну хорошо, я помогу, но только чтобы ее здесь больше не было».
Знаем, что работа с такими детьми не из простых, серьезная работа. А бывали ли случаи, выходящие за границы обыденности, смешные или трогательные? Расскажите какой-нибудь.
• Это было на Воронежской улице. Однажды мы (я и один студент) искали на чердаке жилого дома мальчишку. Два часа ночи, чердак, дверь закрыта, пришлось плечом открыть. Понятное дело, мы громко топали... Нашли порошок, одеяло, то есть это было правильное место, но мальчика не было. Когда мы начали спускаться, столкнулись с сотрудником ФСБ (оказалось, он на последнем этаже живет), он схватил меня за руку, сказал: «Наркоманы несчастные, я сейчас вас в милицию сдам!» Тогда я работала в управе, показала документы, он куда-то позвонил, вернулся и говорит: «Вот уж не думал, что в два часа ночи работники управы шастают по чердакам».
Мы знаем, что у Вас есть семья, трое детей. Можно немного о них?
• Дети учатся, все трое. Старший, Арман, — в Московском институте экономики и лингвистики на отделении довузовского образования; там после девятого класса два года учатся, а потом сразу зачисляют на второй курс института. Карен учится в гимназии и ходит в музыкальную школу, играет на скрипке, занимается плаванием в бассейне. Дочке шесть лет, зовут Анютой. Она в этом году тоже поступила в гимназию. А в музыкальную школу ходит уже два года, с четырех лет играет на фортепиано. Сейчас мы готовимся к конкурсу...
А муж у Вас чем занимается?
• Он экономист.
А как Ваши дети общаются с этими детьми?
• Очень хорошо. Двоих мальчиков (они сейчас в детском доме живут) я на выходные забираю к себе, они у нас дома ночуют. Они с Арманом очень хорошие друзья, им всем по 15 лет. Да и с остальными ребятами тоже хорошо. Карен у меня в драмкружке участвует вместе с остальными. А вот Сережа — самый старший из ребят в кружке — иногда Анюту в музыкальную школу водит, когда у меня времени нет. Ну, конечно, все в меру нужно. Дети все равно дети.
Какой цели Вы стремитесь достигнуть и о чем мечтаете?
• Есть мечта, чтобы мои дети выросли нормальными людьми. И чтобы в первую очередь были хорошими христианами. Имели свою мечту, свое любимое занятие в соответствии с наклонностями, как они хотят. Мечтаю, чтобы реабилитационных центров было по всей Москве очень много, и на вокзалах тоже. И чтобы они были не только в Москве, но и в других городах. Эту проблему надо решать целенаправленно, систематически, а не так, что тут добрая тетенька сидит у себя дома и что-то делает. Естественно, я вызываю странные мысли: «Зачем этой женщине все это нужно?» Во-первых, я уже не могу бросить. Ну как я их брошу, если я их уже три года поднимаю? Они как родные стали.
А есть ли у Вас образ или человек, который вдохновляет?
• Может быть, мать Тереза, я ее очень любила. Маленькая женщина, а так много сделала и не сломалась, помогала всем. Она мне нравится, несмотря на всевозможные разногласия и теологические споры. Конечно, хорошо, если ты принимаешь христианскую мораль, десять заповедей — все это нужно людям, чтобы они что-то осмыслили, осознали. Но она просто ехала и помогала тем, кто в этом нуждается, независимо от того, кто он, какой и откуда.
Есть еще Билл Уилсон — детский пастор в Нью-Йорке, в Бруклине. К нему в воскресную школу привозят на 60 автобусах более 22 000 детей. Он организовал уличные патронажи возле каждой свалки. Он сам оказался в такой же ситуации в детстве, когда мать-наркоманка оставила его под палящим солнцем, и он там просидел три дня, пока кто-то не обратил на него внимания.
А бывает ли тяжело, бывают ли моменты, когда опускаются руки?
• Конечно.
Что Вы делаете в таких ситуациях?
• Честно? Я закрываюсь на кухне или в туалете, потому что все другие комнаты кем-то заняты, и там успокаиваюсь и начинаю молиться. И верю, что все будет хорошо. И все. Потом мне нужно немножко поспать, и на следующий день я опять с близкими людьми...
А какие качества, достоинства цените в людях?
• Я ценю верность. Если ты что-то делаешь, то до конца. И не предавать. Если идете, то до конца. Если это мужчина, он не должен сдаваться, женщина тоже, конечно, пусть не сдается, но особенно мужчина. Если мужчина идет рядом с женщиной, он должен поддерживать, быть опорой.
Наверное, очень сложно говорить о благодарности, которую Вы получаете, но все-таки...
• Другой человек, рожденный из этого прежнего, — это и цель, и награда, и благодарность. Не то чтобы человек сказал «спасибо»...
Дети, которые изменили свою жизнь, — вот это для меня самая большая благодарность.