28 сентября 2005 года культурная общественность России отметила 105-летие ныне живущего старейшего художника страны Бориса Ефимовича Ефимова — Народного художника СССР, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического труда СССР, одного из ярчайших представителей печатной социальной и политической сатиры. С его замечательным творчеством были знакомы многие поколения советских людей. Сегодня же, и особенно молодежи, это имя мало известно.
Несмотря на почтенный возраст Борис Ефимович обладает поразительной памятью — он поделился с нами своими воспоминаниями, впечатлениями и наблюдениями о минувшем веке, о ярких, героических и драматических событиях, наложивших отпечаток и на его судьбу.
• Борис Ефимович, вас называют ровесником XX века. Это метафорическое определение.
Но хронологически оно, кажется, неточно?
Да. Я старше, поскольку родился в позапрошлом, девятнадцатом веке и прожил в нем целых три месяца.
• Для каждого человека «точка отсчета» — раннее детство. Что помните вы о нем?
Город моего рождения — красавец Киев, овеянный славой «матери городов русских». Молодость моего отца прошла на Кавказе среди малочисленной народности — татов. А в Киеве он встретил красивую дивчину с Черниговщины. В нашей семье было двое детей: мой брат Михаил, ставший впоследствии известным советским журналистом 20–30-х годов, подписывавшийся псевдонимом «М. Кольцов», был немного старше меня. Может показаться неправдоподобным, но я помню себя с двух лет.
• А когда у вас появились тяга и способности к рисованию?
Рисовать я начал рано — с пяти-шести лет, и художественное творчество мое имело своеобразный характер. Мне было неинтересно рисовать с натуры. Я не любил изображать домики, деревья, кошек и собак. На бумаге возникали фигуры и персонажи, рожденные моей фантазией, а ее питали впечатления о прочитанных книгах, обрывки разговоров взрослых на различные темы, затейливые рассказы брата. Со временем в толстой тетради появились портреты Гарибальди, Дмитрия Донского и... Бога в образе бородатого мужчины в камилавке. Но самое поразительное было то, что учитель рисования по прозвищу Гришка часто ставил мне двойки. Он никак не мог подавить во мне отвращение к скучнейшему перерисовыванию кувшинов и яблок, которые выставлял на уроках рисования.
• Борис Ефимович, карикатура — особый жанр живописи. Случайно ли вы обратились к нему?
Думаю, что закономерно. К третьему-четвертому классам за мной уже закрепилась репутация карикатуриста. Я делал рисунки для рукописного школьного журнала, редактором которого стал брат Миша. Он был живой и смелый мальчик с богатой фантазией, неистощимый выдумщик и охотник до всяких затей. Он оказывал на меня благотворное влияние всю свою жизнь.
• А когда ваши сатирические зарисовки сделались достоянием зрителей-читателей?
С 1915 года я жил самостоятельно в Харькове. Уже шла Первая мировая война. Я часто просматривал в библиотеке журнал «Новый Сатирикон», знакомство с которым подтолкнуло меня вернуться к рисованию карикатур. Я нарисовал несколько шаржей на популярных тогда депутатов Государственной думы — Милюкова, Гучкова, на председателя Думы Родзянко. Эти сатирические шаржи я отослал в Петроград брату, который успешно начал выступать как молодой автор в журнале «Путь студенчества». А вскоре в другом издании, в «Солнце России», благодаря Михаилу поместили мою первую карикатуру.
• С 1915 года вашей сатирической премьеры пролетело без малого девять десятилетий. С какими печатными изданиями была связана ваша творческая жизнь?
Мне довелось создавать свои карикатуры, образно говоря, «в трех цветах времени»: до революции 1917 года, в годы советской власти и на пороге новых перемен, связанных с крушением Советского Союза.
До революции я отдавал свои рисунки в немногочисленные издания, такие как упомянутые «Новый Сатирикон», «Солнце России». Затем году в восемнадцатом опубликовал свой дружеский шарж на поэта Александра Блока в журнале «Куранты». А летом 1919 года брат, работавший фельетонистом и корреспондентом газеты «Красная Армия», уговорил меня нарисовать карикатуру для газеты. Я выбрал мишенью генерала Деникина, прижатого красноармейскими штыками и взывавшего к Антанте за помощью. Вообще после Октябрьской революции я стал активно работать в политической сатире. Она оказалась наиболее востребованной вождями большевистской партии.
Так уж сложились наши судьбы — моя и брата, что он стал одним из популярнейших публицистов 30-х годов Страны Советов, а я, скажу без ложной скромности, известным художником политической сатиры.
Я храню о брате самую благодарную память. Мой друг Зураб Церетели, президент Академии художеств, замечательный скульптор и художник, в 2003 году преподнес мне очень трогательный подарок. Он изваял две скульптуры и установил их рядышком в одном из залов академии. Одна изображает моего родного брата Михаила Кольцова — молодым, полным жизненных сил. В другой удачно схвачен мой образ — человека на склоне лет. Я держу в левой руке бронзовый букет цветов, с правой свисает листок, на котором, помнится, написано: «Мои года — мое богатство». Не знаю, каким таинственным силам обязан я своему долголетию. Ведь годы жизни брата присоединены к моим, а он ушел из жизни в 40 лет как жертва репрессий 30-х годов.
• Удивительно, что власти пощадили вас после ареста брата как врага народа. Что, по вашему мнению, уберегло вас от ГУЛАГа?
Убежден, что своим спасением я был обязан лично самому «вождю всех народов» — Иосифу Сталину.
• Но ведь в стране тогда работало немало ярких художников в жанре политической и социальной карикатуры!
Расскажу вам такой случай. В 1924 году я сделал удачный дружеский шарж на Сталина. Его хотели опубликовать в журнале «Прожектор», выходившем как приложение к газете «Правда». Курировала издание сестра Ленина — Мария Ильинична Ульянова. Она ознакомилась с рисунком и сказала: «У Сталина тут какая-то лисья рожа. Отдайте шарж зав. секретариатом Сталина Товстухе». А тот наложил резолюцию: «Не печатать!»
Казалось, этот незначительный эпизод мог отложиться в злопамятном сознании вождя. Но вот что удивительно! После ареста в декабре 1938 года Михаила я готовился к неизбежному этапированию в тюрьму вслед за ним как брат врага народа. Позже мне стало известно, что на подготовленном на меня в НКВД деле «Хозяин», как звали Сталина люди из его ближнего окружения, наложил резолюцию: «Нэ трогать!»
• И вам по-прежнему дозволялось работать в советских изданиях?
Ничего подобного! От меня отшатнулись многие мои приятели, а издатели газет и журналов прекратили давать мне заказы на карикатуры.
• Как долго продолжался этот бойкот?
До 1940 года. Только благодаря поддержке истинных друзей, таких как И.С. Зильберштейн, я получал какую-то работу. Занимался оформительской деятельностью, подписываясь чужой фамилией под всякими рисунками и плакатиками, разрисовывал детские кубики. Но обо мне вспомнил сам «Хозяин». А было так. В марте 40-го года мне позвонили из редакции газеты «Труд» с предложением снова начать работать там. Я с готовностью принял это предложение. А «Труд» был фактически органом Народного комиссариата по иностранным делам, руководимым соратником вождя В.М. Молотовым. Я стал давать карикатуры, но подписывался инициалами «ВБ». Когда меня спрашивали, что сие значит, я отвечал — «Временно Борисов». Но однажды на собрание сотрудников газеты пришел Молотов. Перелистывая подшивку газеты, делая те или иные замечания, он задал редактору неожиданный вопрос: «А кто рисует эти карикатуры? Не Ефимов ли?» Редактор перепугался, но назвал мою фамилию. «А почему же не подписывается? Между прочим, это заметил товарищ Сталин. Он сказал: ЧЕсли причина в том, что его брат наказан за свои деяния, то это какой-то биологический подход к вопросу!“». После этого я смело стал подписывать свои карикатуры привычным факсимиле «Бор. Ефимов».
• Значит, покровительство вождя обеспечило вам статус «персоны грата»! Вам не доводилось встречаться со Сталиным лично?
Личных встреч не было, но его, если так можно выразиться, заинтересованное участие ко мне как художнику я почувствовал. Расскажу об одном случае.
В один из весенних дней 1947 года мне позвонил тогдашний главный редактор «Известий» Л.Ф. Ильичев. «Вам надо, Ефимов, завтра к 10 часам утра быть в ЦК Партии. Там будет проходить дискуссия по книгам Г. Александрова о западно-европейской философии». Я удивился, так как не имел отношения к подобной дискуссии, но поехал в ЦК. А там меня приметили и прямехонько направили в кабинет к А.А. Жданову — члену Политбюро, главному тогда идеологу партии. Он мне сразу задал такой вопрос: «Вы читали в газетах сообщение о военном проникновении американцев в Арктику под предлогом имеющейся якобы там Чрусской опасности“? Товарищ Сталин сказал, что это дело надо бить смехом. Товарищ Сталин вспомнил о вас и просил вас нарисовать карикатуру на эту тему — высмеять генерала Эйзенхауера с его войском». Я спросил, когда надо подготовить рисунок. «Ну, мы вас не торопим, но и затягивать не стоит», — ответил Жданов.
Я приехал домой и решил, что за пару-тройку дней закончу работу. На следующий день утром я сделал эскиз и до обеда решил отдохнуть. И вдруг зазвонил телефон. «Это товарищ Ефимов? Ждите у телефона. С вами будет говорить товарищ Сталин!» Я невольно вытянулся по струнке перед трубкой. «С вами вчера говорил товарищ Жданов об одной сатире? Понимаете, о чем я говорю?» — «Понимаю, товарищ Сталин». — «Вы там изображаете одну персону. Вы понимаете о, ком я говорю?» — «Понимаю, товарищ Сталин». — «Личность эта должна быть вооружена до зубов. Понятно? Когда мы можем получить эту штуку?» — «Товарищ Сталин, мне товарищ Жданов говорил, чтобы я не торо...» Сталин прервал меня: «Мы хотим получить рисунок сегодня. К шести часам».
Я взглянул на часы. Мне предстояло за два с половиной часа выполнить работу целого дня! И я, представляете, успел нарисовать карикатуру вовремя, хотя в голове проносились мрачные мысли о возможности наказания ведомством НКВД, если я не выполню заказ вождя в срок.
• Характер вашего жанра, несомненно, вынуждает вас быть в гуще событий, встречаться со множеством людей, зорко следить за внутренней и зарубежной жизнью. Многое ли сохранила ваша память из увиденного и пережитого?
Благодаря немногочисленным оставшимся в живых моим друзьям, родным и, пожалуй главное, под настойчивым напором моего любимого внука от второго брака — Виктора Александровича и его очаровательной жены — моей бессменной помощницы Верочки Анатольевны, бывшей актрисы театра имени Пушкина, которую я тоже считаю своей внучкой, я в 2000 году в издательстве «Вагриус» выпустил книгу своих воспоминаний «Десять десятилетий» — о том, что видел, пережил, запомнил. За мою долгую жизнь мне довелось видеть много разных стран на различных меридианах и параллелях нашей планеты. В своей книге я описываю встречи со многими знаменитостями XX столетия. На одних я рисовал дружеские шаржи — как, например, на В. Маяковского, М. Горького, А. Блока, Л. Троцкого, Ф. Дзержинского; другие стали объектами язвительной, уничтожающей сатиры, как Адольф Гитлер. Я увидел его в Германии в сентябре 1933 года, и он, как и его фашистская клика, стал ключевым персонажем моих военных карикатур. Недаром фюрер угрожал повесить меня, Кукрыниксов и знаменитого диктора всесоюзного радио Юрия Левитана в случае захвата Москвы.
• Борис Ефимович, в наше непростое время, при обилии изданий периодической печати, возросла ли роль, по вашему мнению, печатной сатиры? Ведь поводов для появления ее в СМИ более чем достаточно!
К сожалению, я отошел от участия в любимом жанре карикатуры. И дело не только в моем солидном возрасте: рука еще держит карандаш и кисть. Но на гласность, пришедшую к нам с Перестройкой, постепенно перестали обращать внимание власть имущие. Пренебрежение в последние годы законами новой России, широко распространенная коррумпированность чиновников всех рангов, которых правоохранительным органам уже очень трудно контролировать, как в минувшие времена советского строя, безучастие к любой, даже самой жесткой критике СМИ лишают карикатуру некогда присущей ей воспитательно-осуждающей силы.
• Но вы, как известно, по натуре подвижный, деятельный человек, ценящий жизненные впечатления. Неужели вы поддались затворничеству?
Я никогда не отойду от живой, общественной работы. Вот уже более 70 лет я принимаю активное участие в работе Правления Центрального дома работников искусств. Сколько яркого, интересного связано у меня лично с этим творческим домом — пристанищем прекрасных артистов театра, кино, эстрады, цирка, вообще талантливых людей, связанных с музыкой и другими видами искусства. Какие замечательные вечера устраиваются здесь!
Я люблю посещать вернисажи. В выставочных залах Москвы устраиваются экспозиции моих рисунков. Так, в зале «Тушино» несколько лет назад проходила моя выставка «Сатирическая летопись века», на которой демонстрировалось около 350 моих карикатур.
По инициативе Зураба Константиновича Церетели я продолжаю заниматься подготовкой материалов для создания отделения в Академии художеств — а возможно, это будет музей — «Искусство карикатуры».
Я уверовал в мудрость латинской поговорки: «Путь искусства долог, хотя жизнь коротка».
• Напрашивается и такой вопрос. При скоротечности жизни каждому важно осознать ее смысл, свое предназначение во благо самого себя и отечества. Есть ли у вас жизненный девиз, который помогает преодолевать трудности Бытия?
В юности я прочитал и полюбил приключенческий роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Книга во многом поучительна, ибо рассказывает о сильном, честном и стойком человеке. Но самые замечательные — заключительные слова этого романа. Я лично считаю их самыми значительными в истории человечества. Вот они: ЖДАТЬ И НАДЕЯТЬСЯ!