Сегодня мы беседуем с Екатериной Кирилловой и Анной Колесовой, директором и учредителем фонда помощи бездомным животным «Умка» (Владивосток).
Фонд «Умка» официально зарегистрирован в 2014 г., но помогать, спасать, лечить и пристраивать бездомных животных сотрудники фонда начали более 13 лет назад. Во Владивостоке нет официальных приютов и фонд «Умка» — тоже не приют. Это полностью некоммерческая организация, здесь никто не получает зарплат. Вся деятельность фонда осуществляется благодаря помощи неравнодушных людей, волонтеров и самих участников фонда.
Начало
– С чего все началось, как у вас появилось желание помогать животным?
Аня: Я всегда любила животных. Когда папа взял меня на зимнюю рыбалку, я скидывала обратно в лунку рыб, плакала… Потом в семье это стало притчей во языцех — зря меня повели на зимнюю рыбалку. Мне всегда было жалко жуков, которых лупой палили мальчишки. Я всегда таскала домой бесчисленных котят и щенков. Мне запрещали. И видите, во что все это вылилось… Почему я не пошла учиться на ветеринара, на врача, на что-то такое гуманитарное, связанное c помощью? Потому что у меня до сих пор есть какой-то синдром самозванца. Я считаю, что помогать животным может каждый. Постоянно слышу разговоры, что вот детям бы помогали, старикам бы помогали. Как бы да, но я считаю, что у меня для этого нет знаний. Это очень серьезно. А с животными попроще. Ну, допустим, ребенка ты же не возьмешь с улицы на балкон, не подберешь ребенка, не подлечишь и не пристроишь. А животное можешь. Более того, даже если животное не пристроится, оставить себе можешь.
Катя: Целью было создание «городка добра». Мы берем кредит и думаем, что будем жить на президентские гранты. А потом оказывается, что вообще никому не нужно кормить бездомных собак. Ни кормить, ни содержать, ни строить какие-то комфортные будки и вольеры.
– А как за городом все это появилось?
Аня: У нас тогда была арендованная квартира. Мы платили 60 тысяч в месяц. Была передержка кошек. И было очень страшно, что денег в какой-то момент не будет, а нужно платить аренду.
С собаками (две сотки за городом) все было очень ограничено в плане пространства. Там жили максимум 10–12 собак. И в тех условиях невозможно было ни расшириться, ни увеличиться. Те условия не предполагали работы волонтеров. Поэтому мы решили, что нам нужен участок.
Катя: Мы стали искать. Сначала помещение под кошек — чтобы оно было свое. Но цены на покупку были огромные. А потом нам посоветовали купить землю. И вот мы нашли этот участок, начали собирать на него деньги… Он стоил миллион девятьсот.
Аня: Мы собрали по социальным сетям, по-моему, не больше четырехсот тысяч, а остальное — это были кредиты, один из них до сих пор выплачиваем.
Так появилась первая линия вольеров. Раньше там был просто кусок леса, местами заболоченный.
Катя: Да, мы перевезли первых собак. Сначала просто стояла будка и в ней жили две собаки, потом мы поставили забор, чтобы они могли свободно носиться по всей территории.
– Не было желания бросить все и зажить нормальной жизнью?
Катя: Я считаю, что моя жизнь нормальная. Ее считают ненормальной мои родственники, мои родители, самые близкие мне по крови люди. Они считают, что это какая-то блажь: «положила свою жизнь на кошечек, собачек». Ну да ладно, пусть. Я уже перестала спорить, хотя это и привело к определенному отдалению. Значит, мы такой путь выбрали. Но, тем не менее, есть и люди, которые этим восхищаются, которые сами бы так хотели, но понимают, что не осилят. Я не считаю эту жизнь ненормальной. Как говорится: «выберите дело по душе, и вам не придется ни одного дня в жизни работать». Для меня — это призвание. Это мое место силы, моя душа, точка, куда все вложено, образ настоящего хорошего мира.
– И это, правда, очень чувствуется.
Катя: Все это создавалось изначально как что-то очень хорошее и правильное. Ну и, собственно, участок позволил взаимодействовать с другими людьми, привлекать таких же людей. Таких мест раньше не было и подобных у нас, во Владивостоке нет и сейчас. Таких мест, где не жалко отчаянно животных, которые сидят в микровольерах, голодные. Есть приюты, из которых ты уезжаешь с чувством безнадежности. А хочется наоборот — чтобы было много очень хороших историй.
Аня: В обществе все меняется. Раньше взять в квартиру с улицы или из приюта крупную беспородную взрослую собаку — это был нонсенс. Слава богу, хотя бы на цепь брали. А сейчас люди уже перестали бояться брать беспородных, абсолютно обычных «жуж», классического зонарного окраса. «Некрасивеньких» в том числе. Брать в квартиры. Очень радостно, что
у людей постепенно меняется сознание.
Но сейчас нам надо еще с животными-инвалидами поменять ментальность. С кошками-инвалидами ситуация несколько проще. Кошка живет дома. А собак-инвалидов забирают гораздо реже. Проблема еще в том, что встречаются очень бестактные люди. Порой слышишь — ой, бедненький, надо лучше усыпить. Не каждый человек готов к такому «вниманию и заботе» о своей собаке. Ну, ничего — поколения сменяются.
– Действительно, раньше очень редко встречались домашние собаки, так сказать, с ограниченными возможностями. А сейчас, мне кажется, что люди уже по-другому на это реагируют.
Аня: Они все полноценные. Есть просто неудобство со стороны людей, смотрящих на такую собаку. У собак все хорошо, они нормальные и будучи глухими, и будучи слепыми. В плане полноценности с животными гораздо проще, чем с человеком. Они инвалидами себя не ощущают. Три лапы? — ладно, приспособлюсь. Один глаз? — ничего страшного.
Проблема бездомных животных
– Как животные к вам попадают?
Катя: Мы образовывались как фонд помощи бездомным животным. В 90% случаев мы работаем с теми, которых выкинули, т.е. не с рожденными на улице.
– То есть бездомные животные, которые у нас появляются, я имею в виду, в городе, это исключительно те, которых люди выбрасывают или теряют?
Катя: Да. Я думаю, что это происходит каждый день.
Аня: Я уверена, что если сегодня отловить всех животных, абсолютно всех, до одного, то завтра уже появятся новые. Не воздушно-капельным путем размноженные — кошка чихнула, и бездомный котенок появился, а потому что их просто выкидывают. Теряют и не ищут. Или домашний кот загулял — котят наделал. Никто же не думает об этом. Это большая проблема.
– Весь вопрос в ответственности человека?
Аня: Да, и хозяина, и заводчика. Наш фонд — это своего рода буферная зона между улицей и конечной целью — новой семьей. И дальнейший патронат в семьях имеет очень большое значение. Потому что это и есть то, ради чего мы работаем. Не для того, чтобы насобирать животных с полей, огородов и подвалов, организовать здесь бурную деятельность, и потом с глаз долой в семью — мол, дай бог там все будет хорошо, а для того чтобы быть уверенными, что там действительно все хорошо. И если что-то идет не так, что-то не складывается — мы забираем своего питомца назад.
Это, конечно, должно касаться и заводчиков. И хочется спросить: «Почему вы не обзваниваете хозяев? Почему не узнаете о судьбе животного?» — Потому что у вас уже другой помет, у вас уже другие вязки, у вас уже другие планы.
Поэтому да, все упирается в ответственность человека.
– Сегодня законодательная база по бездомным животным отдана на откуп регионам. В некоторых из них принят закон об эвтаназии после отлова (например, в Бурятии, Якутии). Если бы у нас все было идеально устроено и были бы ресурсы, как решать вопрос с бездомными?
Аня: К сожалению, в отчетах исчисляется все в головах, а не в судьбах… Не в судьбе конкретно взятой собаки. Должно быть отловлено 1200голов по бумажкам. А то, что у каждой головы есть туловище, глазки и так далее, это вообще-то их судьба, их жизнь… В этом ключ к проблеме. Увидеть судьбы.
Катя: Из конкретных действий необходима массовая стерилизация. Не так, как мы сейчас это делаем — точечно. Необходима вакцинация от бешенства. Законодательство на уровне регистрации домашних питомцев. Возможно, социальный бонус за регистрацию кошек, чтобы у людей был стимул. Ведь с собакой тебя могут увидеть на улице, а с кошкой — нет. Если человека не наказывать каким-то образом за его плохое отношение к животным, то он так и будет продолжать. Плюс очень четкая регламентация работы заводчиков. Если заводчик — это клуб, то должны быть официальные документы.
Как живет фонд
– Какая-то регулярность и предсказуемый взнос от людей есть или нет?
Катя: Взносы есть, но все непредсказуемо, и у тебя нет гарантий, что в какой-то момент все не закончится. Как это вообще происходит? Есть две-три организации, которые переводят деньги, благодаря неравнодушию их руководителей. А все остальное — это обычные люди... Ты да я, да мы с тобой. Есть, конечно, площадки, на которых люди жертвуют деньги. Но, по сути, это тоже пожертвования от обычных людей. Это не аудитория нашего фонда, а аудитория конкретной площадки. Есть и проектные деньги, но они, собираются исключительно на конкретный проект.
Аня: Это стало таким огромным делом, полным бюрократии. Катя иногда говорит — можно я просто буду убирать? Пожалуйста. Я просто хочу взять лопатку и убирать за собаками, а не ходить в администрации, писать бесконечно проекты, считать сметы. Но, увы, это уже неизбежная часть нашей работы. И если всего этого не будет — проектов, смет, походов, то и денег не будет, и помощи не будет, и какого-то освещения нашей деятельности не будет. А иногда так хочется просто убрать за кошкой, просто посидеть с ней, а на это нет времени.
– Что вам дает силы?
Катя: У меня никогда не было такой ситуации, когда совсем опускались руки. Было, конечно, очень тяжело, когда случались неожиданные смерти… Особенно поначалу. Когда собаки убегали не пойми куда. И ты понимаешь, что в этом частично твоя вина, твоя халатность. Была история, когда у меня в квартире жили 26 кошек, и еще приносили разных котят. И котята из-за нашего незнания просто погибали, погибали от инфекций. Это было в самом-самом начале.
Не было и нет желания все бросить, а есть, наоборот, желание развиваться.
Аня: И еще один важный вопрос — это люди. Без них никуда. Прошло уже почти 10 лет, но как были мы с Катей вдвоем за все в ответе, так и остались. Увы, нет сейчас такого сильного человека, который бы взял на себя серьезную ответственность, какую-то часть серьезной работы — пристройство животных, общение с мэрией, пиар. Люди приходят, пробуют взять какую-то часть, но потом понимают, что это долгосрочная история и уходят. Либо делают это плохо. Ведь мы же делаем все как для себя, не из-под палки.
– Да, долгосрочная история всегда страшит людей. Но есть же плечи и сердца, помимо вас, кто постоянно участвует?
Да, есть, конечно. Есть постоянный костяк, команда. Несмотря на то, что у всех работа, семьи — у каждого есть своя зона ответственности. Понятно, нам хочется, чтобы кто-то брал больше ответственности и понимал, что это и его дело тоже.
У нас сейчас 110 собак. Если бы вопрос помощи заключался только в уборке вольеров, — это была бы тоска, собаки не знали бы даже, как забегать в вольеры, как выходить на поводках, гулять. Сейчас люди приезжают и гуляют с ними, собаки понимают, что их выводят на прогулку раз в неделю. И они этого очень ждут.
У нас должна быть уверенность, что есть человек, который на сто процентов приедет завтра. Это его работа, за которую он получает деньги, и он за эту работу ответствен. К тому, что нам нужны работники, мы пришли довольно давно. Сначала мы сами закрывали все «пробки», да и сейчас закрываем. Если кто-то говорит: «Я не могу выйти», то мы сами идем убираться в ущерб другим делам, возможно более важным.
Порой дает совет человек, пришедший из коммерции и знающий, как это должно быть: «Нужно это делать так-то, так-то и так. А пускай за вас это делает кто-то другой». Кто другой? Найдите мне того человека, кто это будет делать.
Опыт
– Оглядываясь на эти почти 10 лет, какие три самых главных открытия, осознания, урока? Что хотите выделить как опыт?
Аня: С учетом того, что я больше десяти лет в этом деле, для меня знакомство с Катей — знаковое событие в жизни. Мы познакомились случайно. На сегодняшний день она очень близкий для меня человек. Второе, однозначно — это покупка участка и решение о строительстве нашего центра. Это было безумное решение. Я всегда авантюрист. Как мы на это решились? Это чудо. Третье — это люди. Я всегда знала, что есть хорошие люди. Есть те, кто кошек убивает, есть те, кто их спасает. Я очень рада, что наш центр дает возможность таким людям реализоваться. Что мы смогли создать такие условия, где и людям хорошо и комфортно. Они могут проявлять свою заботу, любовь, милосердие. Когда ты сострадаешь бездомным кошкам и собакам, но не можешь позволить себе забрать их домой, — ты можешь приехать, погулять, пообщаться с ними, и уехать с хорошим настроением, с сознанием того, что ты сделал хорошее дело, а не щемящим чувством того, что жизнь безнадежна, и образ собаки на улице под дождем не будет тебя преследовать в снах. Это очень важно.
Катя: Мое первое открытие. Был момент, когда разошлись мои пути с человеком, с которым я была связана зоозащитной деятельностью. Тогда я думала, что теперь вообще никто не сможет меня понять. Но затем я встретила Аню.
Второе открытие заключается в осознании того, что, хотя все зоозащитные организации делают как будто бы одно дело, все делают его очень по-разному. Есть, например, зоозащитные выставки. Для меня это просто кошмар. Для психики бедных кошек противоестественно, когда они оказываются в незнакомом шумном месте и где все их тискают.
Третье открытие. Я все время пишу проекты. У проектов есть заданная структура — цель, задачи, актуальность… и поехали. В последнее время стало популярно слово «миссия». Миссия — это не просто цель, это что-то глобальное. Я даже начала себе представлять, что я хожу по парку и не вижу там бездомных собак, а даже если вижу, то пускай они будут как в Турции — все откормленные, с бирками, спокойно доживающие свой короткий век.
Однажды на день рождения муж меня спросил — в чем твоя цель? И тут до меня наконец-то доходит, что и раньше, в моей врачебной практике, у меня не было великой цели. Например, спасти всех людей или создать лекарство от рака. Даже когда я дошла до написания кандидатской диссертации, я ее предзащитила, а потом бросила, потому что не понимала, для чего я ее пишу. Ради буковок «КМН» на белом халате, как мама с папой хотели? Я тогда работала врачом на выезде и думала — ну куда я этот «КМН» прицеплю? Когда я своему научному руководителю показала свои исследования, которые доказывали неэффективность некоторых препаратов, которые вводят пациентам, то получила ответ что рассказывать об этом не нужно. А я ведь долго работала, корпела над этим. И это все оказалось «для галочки».
И таких ситуаций было очень много. К чему я все это? К тому, что, когда я была врачом, у меня не было глобальной цели. Выходит, у меня, как у самурая, нет цели, есть только путь. Получается, что каждое отдельно вылеченное животное — это и есть путь. Когда я работала на скорой помощи, у меня тоже не было цели, а был путь, который заключался в том, чтобы спасти сначала одного человека, затем следующего….
– Мы по-настоящему испытываем счастье, когда приносим его другим. Когда ты себя во что-то вкладываешь. Добровольно, из любви.
Катя: Эта же потребность у волонтеров, которые к нам приезжают. Подарить и быть нужным и важным.
Аня: Цель фонда скорее не в том, чтобы не было бездомных кошек и собак — они будут, и чтобы не было живодеров — они тоже будут. А скорее в том, чтобы были конкретные счастливые истории конкретных животных и конкретных людей.
Будущее
– Как вы себя ощущаете, когда оглядываетесь на пройденный путь, и какие ближайшие планы?
Аня: Когда-то у меня в квартире было 30 животных, у меня их и сейчас много. Мы же обрастаем животными не потому, что я приняла решение и завожу кошку или потому что я их собираю и у себя оставляю. А потому что это все инвалиды, старенькие животные, с какими-то хроническими недостаточностями. Они оседают у нас, они никому не нужны.
Если бы поместить меня вот тогдашнюю, в теперешние условия, я бы с ума сошла. Потому что это огромная ответственность за огромное количество жизней. Все происходило очень гармонично, естественно. Жизнь идет так, как она должна идти. Люди, которые приходят в определенный момент, уходят в определенный момент, какие-то события, которые происходят. Есть в мире какая-то высшая сила. А поскольку мы идем по правильному пути, мы делаем хорошее дело, то с нами Бог и высшая сила. Поэтому все более чем гармонично. Человеку дается ровно столько, сколько он может выдержать. А потом еще больше, еще круче, еще шире.
Конечно, нам очень хочется иметь гостиницу для животных.
Катя: Очень хочется иметь свой магазин, груминг-салон, кинолога.
Аня: Чтобы можно было этим зарабатывать, гарантированно обеспечивая бездомных животных. Чтобы мы знали точно, что мы не будем на следующий месяц побираться. Потому что это каждый раз стресс.
– А что мешает с открытием той же гостиницы?
Катя: На это нас не хватает. Это должен прийти коммерческий человек и начать работать за деньги. Но у нас нет денег для начала. И нет таких людей, которые бы пришли и сказали — давайте мы вам сейчас дадим денег. Вот, пожалуйста.
– И здесь все упирается в людей.
Аня: У нас есть глобальный проект — мы хотим начать строить большой дом для собак. Сейчас есть собаки, которые живут в вольерах, а есть, которые живут в теплой пристройке в клетках. Это неправильно, не должно быть клеток. Должны быть теплые вольеры, большие пространства.
Планов у нас громадье. Поэтому я все больше за то, чтобы иметь финансовый задел, потому что, когда он есть, ты можешь хотя бы выдохнуть и начать творить. А когда у тебя каждый день стоит вопрос, где взять денег, то на то, чтобы творить, тебя просто не хватает.
– Великое благородное дело вы делаете.
P.S. За эти годы было пристроено более 2000 животных. Эти счастливые истории вы можете прочитать на сайте: https://fondymka.ru/schastlivoj-istorii
Помочь фонду: https://fondymka.ru/glavnaya/rekvezity