Четыре года в недрах Московского архитектурного института (МАРХИ), а точнее, прямо в подвале центрального корпуса, ведутся археологические раскопки каменных палат времен Анны Иоанновны (начала XVIII в.). Каменные строения тех лет в Москве сами по себе редкость, а это особенно интересно тем, что его архитектор, Петр Михайлович Еропкин, — один из первых зодчих России, получивший профессиональное образование в Европе. Теперь студенты Архитектурного могут знакомиться с произведением мастера не выходя из здания альма матер.
Мне посчастливилось увидеть этот уникальный раскоп, услышать об истории старинного дома на Рождественке и о том, как до нее докопались, как говорится, «из первых уст». Моими гидами и собеседниками были две замечательные дамы: Лариса Ивановна Иванова-Веэн, директор музея МАРХИ (благодаря ее интуиции, энтузиазму и упорству осуществилась эта находка), и Анастасия Георгиевна Борис, ведущий научный сотрудник музея.
В раскопе
....А фундамент вывести от земли в один аршин, а белым камнем вывести по самые окошки первого апартамента и вытесать гладко, как архитектор покажет. И те палаты строить им по данному им чертежу...
Фрагмент подрядной записи на строительство каменных палат
Артемия Петровича Волынского на Рождественке
Пройдя по лабиринтам коридоров центрального корпуса, мы спускаемся в подвал. Перед нами удивительное зрелище — часть двора с домом высотой в пол-этажа. Сохранилась отделка — белокаменные наличники окон с тончайшим профилем, цоколь с рустовкой, даже плитка пола, основание изразцовой печи, цвет штукатурки.
Лариса Ивановна показывает детали:
Это все было полностью засыпано землей, а мы откапали, сначала копали со студентами, ведрами вытаскивали землю, а потом уже все стали приходить и ахать.
Анастасия Георгиевна: Для тех, кто видит раскоп сейчас, — это разовое впечатление. Для нас эти поиски продолжались более 12 лет. Сопоставляли планы и исторические документы и каждый раз — новая радость: открытие нового имени, нового факта, подтверждающего наши догадки. Когда совместили планы домов разных лет — закралась мысль: а вдруг тут что-то есть! Попробовать раскопать — это была идея и мечта Ларисы, и тут нужен был безумный энтузиазм и отвага, потому что здание не пустое — в аудиториях занимаются студенты. Никто еще ничего не знал, а Лариса хотела узнать, никто и вопроса не задавал, а ей было интересно. У нее вообще такая позиции — «нет ничего невозможного».
— Лариса Ивановна, и все-таки, с чего начались рас-копки?
Л.И.: Пять лет назад в МАРХИ был разработан проект, получивший госпремию, по надстройке мансарды на крыше главного корпуса. Перед началом работ в подвале исследовали фундамент, меняли отопление. Мы залезли в этот люк и в завале, в куче строительного грунта увидели кусочек белого камня. Начали копать со студентами и раскрыли вот этот фрагмент палат.
Исследования подтвердили, что это дом Волынского — редчайший памятник гражданской архитектуры начала XVIII века в Москве. Кроме того, это здание — единственное дошедшее до нас творение архитектора Петра Еропкина. Его имя очень значимо для истории отечественного зодчества.
Мы поднимаемся на первый этаж и продолжаем осматривать те же палаты, только уже через вскрытые участки стен.
Л.И.: По субботам и воскресеньям мы со студентами приходили и отбивали штукатурку, фотографировали, фиксировали, потом убирали, мыли полы, чтобы утром в аудитории можно было заниматься. Вот в этой аудитории мы отбили штукатурку и нашли верх первого этажа. Если дальше отбить стену, то можно обнаружить следующие фрагменты.
А о том, как «раскапывали» историю дома, Анастасия Георгиевна рассказала в помещении Музея, создателем которого была все та же Лариса Ивановна.
А.Г.: Собирали архивный материал по истории усадьбы, пытались взять то, что лежало на поверхности: планы участка разных лет, литературные источники.
У нас бытовала легенда, что этот дом для Воронцовых построил М.Ф. Казаков в конце XVIII века. Но оказалось, что история этого здания началась гораздо раньше и связана с именем известного государственного деятеля Артемия Петровича Волынского. Волынский был кабинет-министром Анны Иоанновны. В 1740 году он был обвинен в государственной измене и погиб на плахе за свои передовые идеи и за интриги против Бирона.
Подняли архивные материалы, сопоставили планы разного периода. Оказалось, что еще до 1750 года на том же участке, на том же месте стояло другое здание, по характеру сильно отличающееся от современного. Обращались за помощью к реставраторам, историкам, и вот — удача: была найдена подрядная запись на строительство палат Волынского, датируемая 1731 г. В ней было очень четко расписано, что крестьяне деревни, принадлежащей архитектору П.М. Еропкину, берутся строить палаты в два строительных сезона 1731–32 гг., «если от погоды какого помешательства не будет», «обделать» белым камнем окошки и цоколь. Когда стали проверять размеры, указанные в подрядной записи, они полностью легли на план здания 1750 года.
Существование этой подрядной записи указывало на авторство Еропкина. Это подтверждалось и косвенными сведениями: Еропкин дружил с Волынским, потом они даже породнились — Волынский женился на сестре Еропкина. В другом архивном документе — записи показаний Еропкина под пыткой о его отношениях и разговорах с Волынским — архитектор упоминает, что строил для него дом в Москве.
После того, как Волынского осудили, детей его сослали, имущество было конфисковано. Через год вступает на престол Елизавета Петровна. Она возвращает имущество детям Волынского, и эта усадьба переходит к его младшей дочери Марии, которая выходит замуж за Ивана Илларионовича Воронцова, и все это владение переходит к Воронцову. Он начинает активно скупать все прилегающие территории по берегам тогда еще существовавшей реки Неглинки от Рождественки до Петровки. Это был роскошный кусок парковой земли.
На месте палат Волынского Воронцов затеял строить новый великолепный дворец. Высочайший класс архитектуры дома, запечатленный на чертежах, говорит о том, что автором проекта был один из крупнейших зодчих конца XVIII века. У нас имеется предположение, что это был Н.А. Львов. Фасад выглядел очень парадно, дом стоял высоко и воспринимался с самой Петровки, с Кузнецкого моста; это была градостроительная вертикаль всего района. Чтобы дом был повыше, при его строительстве пол был поднят примерно на половину этажа относительно палат Волынского, стены которых при этом были засыпаны грунтом.
Такое удачное стечение обстоятельств позволило нам открыть этот совершенно уникальный памятник.
Продолжение следует...
— Лариса Ивановна, а что дальше?
Л.И.: Было бы неплохо бы иметь музей истории дома, палат — как у Манежа.
Исследование истории дома было как хобби. Но теперь наши находки изменили ситуацию. В реконструкции сейчас участвуют профессионалы, работают реставраторы, Принято решение о музее-фикации памятника — это значит, что москвичи смогут увидеть еще один кусочек истории. В то же время, поскольку все это происходит в стенах Архитектурного института, есть идея включить эти находки в учебный процесс в курсах по рисунку, обмеру, истории архитектуры.
А.Г.: А по практическому раскопу в планах стоит раскоп центральной части, это под вестибюлем.
— Там тоже есть часть здания?
Л.И.: Она должна быть. Вопрос, в каком виде она сохранилась. Там может быть не так интересно, а может быть и не хуже.
Дополнительно:
У археологов есть понятие культурного слоя — это то, что накапливается в земле, на которой живут многие поколения людей. Такой слой позволяет восстановить историю, имена и памятники прошедших эпох.
МАРХИ находится в древней части Москвы, которую называли Занеглименьем. Люди селились здесь со времен основания Москвы, а улица Рождественка упоминается одной из первых в описаниях города начиная с XIV века, когда на берегу реки Неглинки был основан Рождественский монастырь для вдов князей, погибших на Куликовом поле. Москва росла, и дворы ремесленников и звонарей сменялись богатыми усадьбами знатных дворян.
Здесь, в раскопе, стоя на уровне улицы начала XVIII века, чувствуешь, как история этого места уходит вглубь веков и вглубь земли, видишь, как новые дома буквально прорастали из старых. Шло время, менялись вкусы, на смену старым мастерам приходили их ученики, возрождалось и развивалось древнее искусство зодчества — искусство творить пространство дома, города.
Здание, которое сегодня является центральным корпусом МАРХИ, сохранило следы нескольких архитектурных эпох.
Музей при МАРХИ возник сравнительно недавно, 13 лет назад. Музей этот небольшой, занимает один кабинет, но работа, которая ведется в нем, поистине огромна и благородна. Основной темой с момента его возникновения было исследование архитектурной школы Москвы, но параллельно с самого начала появилась идея разобраться, что же собой представляет само здание МАРХИ.
Своим расцветом архитектура XVIII века обязана двум поколениям мастеров. Первое можно назвать «птенцы гнезда Петрова» — это пенсионеры, вернувшиеся в Россию в последние годы жизни Петра: П. Еропкин, И. Коробов, И. Мичурин, И. Мордвинов, М. Земцов. Второе поколение — их ученики: А. Квасов, Д. Ухтомский, С. Чевакинский, И. Бланк, Ф. Аргунов. Под воздействием творчества Земцова и Коробова сложилось и дарование крупнейшего архитектора этой поры — Ф.Б. Растрелли. В 1737 г. П. Еропкин разрабатывает «Должность архитектурной экспедиции» — важный документ, в котором впервые были систематизированы представления о занятиях, знаниях, целях деятельности архитектора.
Ничто не возникает на пустом месте, и хотя «в чистом виде» Архитектурный институт в Москве существует всего лишь 70 лет, традиции московской архитектурной школы уходят в глубокие недра, и «случайные» находки — тому подтверждение.