Тема нашего сегодняшнего разговора достаточно непроста. Действительно, не так просто говорить о таких понятиях, как "Я", "Ты", "Он", и о том, как нам превратиться в "Мы". Очевидно, что Человечество появилось очень давно. Новые исследования заставляют отодвигать все дальше и дальше то, что называют "колыбелью человечества". Увы, давно прошли те времена, когда думали, что человечество появилось на планете всего несколько тысяч лет назад. Далеко позади остались и те времена, когда официальная наука считала человеческую цивилизацию слишком молодой и новой. На самом деле, все археологические открытия вынуждают полагать, что человек очень стар и очень древен. По мере того, как мы погружаемся в прошлое - словно кто-то опустил руку в ящик иллюзиониста - перед нами встают различные проявления человека: удивляющие нас новые города, машины, инструменты, произведения искусства. В Америке, Европе, Азии и Африке - везде свои формы видения мира, свой угол зрения, своя позиция. Кто-то стремился развить прекрасное, эстетику и этику, кто-то - искусство политики, кто-то - науку, кто-то - просто-напросто модель сосуществования, которая позволяла бы обеспечивать каждого самым необходимым. Через все эти проявления мы прослеживаем некий импульс, присущий человечеству изначально, - импульс к объединению с другими людьми. Те, кто были верующими, решали этот вопрос, провозглашая, что "все мы дети бога", а если все мы - дети, то, значит, имеем общего Отца и образуем одну семью. Те, кто не был верующими, разрешали эту проблему другим способом, говоря, что все мы живем на этой земле, и что все мы имеем право и необходимость иметь крышу над головой, хлеб, немного достоинства и немного свободы. Каждый со своего угла зрения, со своей позиции хотел внести свой вклад в обеспечение человеческих потребностей, а в человеке существует врожденная потребность - потребность к объединению. И необходимо найти пути решения этой задачи.
Самый древний эксперимент, самый старый, который был рационально сформулирован, это тот, что был нам предложен Платоном, когда он проводил троичное деление на индивид, общество и государство. Мы не раз уже затрагивали эту тему, а сейчас рассмотрим ее под другим углом. Что хотел сказать Платон, когда говорил об индивиде? Он имел в виду не только человеческую персону, а и нечто более глубокое, заключенное в слове индивид, - то, что, находясь внутри каждого человека, не может быть отделено, то потустороннее, что стоит за всеми вещами. У всех людей, у всех человеческих существ возникают эмоции, все имеют физико-биологическое тело, разум, который мыслит, в нас есть нечто, пытающееся работать интуитивно. Но есть и то, что находится за этими пределами, что-то, что невозможно выделить, что-то, что является своего рода "наблюдателем". Те, кто хотя бы раз медитировал или занимался ментальной концентрацией, отмечал Платон, знают, что по мере того, как прекращает работать психика и внутреннее "Я", всегда остается что-то еще, что-то, что как будто наблюдает со стороны за всем происходящим. Иными словами, сознание никогда не сможет достичь абсолютной глубины вещей. Сознание всегда себя отмеченным чем-то еще или проверяемым чем-то еще.
Если я вам скажу "Друзья, внимание! На мгновение закройте глаза и представьте белую точку, совсем белую точку". Как Вы сможете себе это представить? Белая точка должна быть чем-то, что будет менее белым, по сравнению с тем, что есть более темное. Если я прошу вас, чтобы Вы назвали мне что-то большое, это может быть и музей "Прадо". В нашем представлении музей "Прадо" может выглядеть как нечто большое. Однако, он совсем маленький по сравнению с Мадридом или Иберийским полуостровом. Если я попрошу вас привести пример чего-нибудь очень маленького, Вы могли бы сказать "комар". Однако, этот комар, будучи действительно очень маленьким, одновременно является огромным и сложными чудовищем по сравнению с палочкой Коха. Таким образом, не существует ни белого, ни черного, ни маленького, ни большого. Все обладает двойственностью.
Иными словами, наше мысленное движение в поиске индивида всегда приводит к двойственности, которую способно оценить то нечто, что находится вне этой двойственности, то, что играет в нас роль молчаливого наблюдателя, пребывающего вне всех вещей. Этого молчаливого наблюдателя, которого нельзя выделить, от которого нельзя что-то отделить, и которого нельзя разрушить, Платон и называл Индивидом. Таково его определение Индивида, его определение "Я".
Платон предполагает существование большого количества "Я", потому что существует много людей, следовательно, существует общество ("Я и Ты"), или, иными словами, базовый социум. Первичный базовый социум - это, конечно же, тот социум, который образует человеческая пара. Мужчина и женщина - это первичный социум\ первичное сообщество, из которого образуются все остальные.
Платон рассматривает общество, где каждый человек служит для чего-то \во имя чего-то. Согласно его учению, нет бесполезных людей, каждый мужчина и каждая женщина имеют свое предназначение. Когда нам кажется, что кто-то бесполезен, это происходит не потому, что он бесполезен, а потому, что мы не сумели понять, для чего он нужен.
На этом Платон не останавливается. После Индивида и Общества Платон переходит к Государству. Слово "Государство" имеет сегодня иное значение, отличающееся от того философского смысла, который вкладывал в него \которым наделял его...\ этот грек. Сегодня, говоря о государстве, мы имеем в виду нацию или страну с определенным политическим режимом. Платон, понимая его таким же образом, помимо этого, однако, придавал ему более глубокое значение. Он полагал, что в человеческом ансамбле, который мы называем обществом, найдутся люди, некоторые достоинства которых окажутся более развитыми, чем у других, и они смогут реализовать \применять, поставить\ их на службу остальным. К примеру, это будут волевые люди с развитым чувством справедливости и чувством меры. Эти люди могли бы передавать свою волю или чувство справедливости всем остальным.
Размышляя о государстве, Платон говорит нам о нас с вами, о том объединении людей, в котором мы можем принимать участие \найти свое место\, исходя из трех основных составляющих.
Первое - это осознание того, что в нас живет нечто неразрушимое, находящееся за пределами всего (Чтобы избежать разногласий, не будем давать ему имена, мы могли бы назвать его духом, первопричиной и многими другими названиями). Существует нечто, что постоянно "наблюдает" за всем тем, что мы творим. И во мне сейчас есть это что-то, что видит вас и видит, как я с вами разговариваю, и слышу себя так же, как слушаете меня вы. Таким образом, существует в нас некий процесс, постоянно приводящий нас к этому последнему, к финальной точке. Помимо первого составляющего у нас есть еще и второе - стремление жить в обществе, в котором существует взаимная поддержка, где каждый работает и помогает другому, как две руки. Эти две руки противоположны и отличаются друг от друга, однако чтобы я мог что-то взять, мне нужны обе. Точно так же, чтобы чему-то научиться, получить что-либо от природы, чтобы иметь возможность питаться и расти, человечество нуждается в социальном чувстве.
Также, человечеству необходима третье составляющее - Государство, возможное \реальнгое\ благодаря метафизической связи, находящейся за пределами окружающего нас материального мира и позволяющей принимать участие в неких сильных моментах, которые могут увести человечество далеко за пределы биологического. Основным различием между человеком и животным (основываясь на рефлексах Павлова) является то, что животное повинуется своим инстинктам спонтанно. Когда оно голодно, оно ищет еду, когда ему хочется пить - ищет воду, когда в нем начинает говорить любовный инстинкт - способ его удовлетворить. Человек же может сдерживать его, трансформировать, может сознательно сохранять \экономить\ свое время и свою энергию для тех или иных дел. Предположим, мне страстно захотелось съесть бутерброд с ветчиной. Я же не выйду сейчас из зала со словами "хочу съесть бутерброд с ветчиной", ведь вы слушаете меня, и потому я поступлю согласно основному человеческому принципу. (Не будем говорить о воспитании, ибо это слово уже достаточно извращено.) Основной человеческий принцип - это возможность принимать в чем-то участие \ в чем-либо участвовать\. Однако эта врожденная потребность не раз разрушалась, уничтожалась, ей причиняли вред различные элементы культуры.
Как я уже говорил, человечество существует достаточно давно, и поэтому вряд ли следует вести отсчет с, допустим, протошумерской цивилизации. За время от картезианской эпохи до сегодняшних дней, установились определенные различия, сформировались определенные особенности, связанные с тем, что мы живем в сложном мире. Эти особенности в той или иной форме разделили нас, заставили пройти путь, обратный тому, который предлагал Платон, - путь регресса, путь, который привел нас к крайнему индивидуализму, который, если не переходит в эгоизм, сам по себе не так уж и плох. Эгоизм же разделяет людей, в этом и заключается опасность. Предположим, у нас нет никакой конкретной темы, а мы просто хотим побеседовать. И вот он, парадокс. Мой культурный уровень позволяет мне говорить о чем угодно. "Вот Вы, к примеру, о чем бы хотели, чтобы я рассказал?". "О философии". Хорошо, сеньору хочется, чтобы я поговорил о философии. И если я расскажу о категорийных императивах Канта скорее всего этот сеньор останется довольным и произнесет: "Прекрасно, отлично". Но вокруг много тех, кому нет до этого дела, и они будут скучать гораздо больше, чем если бы сами решили выбрать эту тему. Они не поймут ничего и спросят: "О чем, в конце концов, говорит этот сеньор?" "Сеньора, а о чем бы хотели услышать Вы?" "Я? О чем? О теософии". Предположим, я стану говорить о теософии, представлю вам учения, которые Е.П. Блаватская привезла с Востока, поведаю о rondas и cadenas, которые, согласно этим учениям, способствовали развитию миров. Но те, кому это не интересно, что они смогут понять?! Какая получится связь между мной и вами? "А Вы, сеньор, о чем бы хотели поговорить?" "Об археологии". Я стану говорить об открытиях Шлимана, а тот, кто не интересуется археологией, спросит "Кто такой, этот Шлиман?"
Существует некий барьер, некоторые границы, разделяющие людей. И одним из таких барьеров является то, что мы сегодня называем культурой. Я еще раз отмечу, что мы понимаем сегодня под культурой культуру специализаций, культура сект, культура партий. Я не имею в виду политические партии, всего лишь культурные. Они сейчас в большой цене и собирают людей вокруг тотемов. Предположим, мы будем говорить об искусстве. Это станет нашим тотемом. Но сеньору, который хотел говорить о философии, сеньоре, интересующейся теософией, или сеньору, которому нравится археология, будет неинтересно слушать об искусстве. И значит, я, говоря лишь об искусстве, я имею делос тем, что называется культурой, но культурой в материальном ее значение, с тем, что разделяет людей.
Чтобы вновь найти то древнее направление, которое тысячу лет пытается объединить людей, нужна новая встреча. Иными словами, нам нужно заново встретиться с самими собой, нужно посвятить некоторое время размышлению над тем, кто мы такие. Кто я такой? Что я здесь делаю? Я - это всего лишь набор клеток, немного костей и немного мяса? Я - это результат случайной встречи моих родителей? Или я являюсь тем, о чем думаю, согласно Юнгу, на протяжении тысячелетий, и символом чего-то? В любом случае, первым вопросом должен быть "Кто я?" и "Зачем я здесь?"
Это вопросы, на которые мы должны ответить сами себе. Чтобы добраться до социальных чувств, нужно попытаться выйти за свои эгоистические границы. Нужно попробовать встать на позицию того, кто находится перед нами, и увидеть и почувствовать себя таким, каким тебя видят и чувствуют другие. Я уверен, что если бы кто-то собирался нападать на другого, но с помощью магии или волшебства оказался бы на его месте, он вряд ли бы начал атаку. Если бы тот, кто эксплуатирует, оказался внутри эксплуатируемого и почувствовал, как его притесняют, и взглянул на мир глазами эксплуатируемого, - он не стал бы эксплуататором. Если бы вор на одно мгновение оказался на месте того, кто копил свои сбережения, работая всю жизнь, а сейчас, к тому же подошел к концу своей жизни, и в один прекрасный день у него украли бы все, и он остался бы ни с чем, если бы было можно оказаться в шкуре этого человека, то вор ни за что бы так не поступил.
Если психологически и ментально мы могли бы проникать за пределы своей кожи (Она, являясь для нас определенной физической границей, выполняющей задачу объединения человека в тело, превратилась и в психологическую границу), тогда бы все выглядело несколько по-другому \иначе\. Если бы я, предположим, наступил на ногу этому сеньору, то больно было бы ему, а не мне. Совершено иное, если бы я наступил на ногу себе. Тогда эту боль ч бы почувствовал сам. То есть, если бы я мог оказаться внутри другого человека и каким-то образом видеть и чувствовать, находясь в шкуре другого так сильно, как в своей собственной, вне зависимости от всех социальных, экономических, религиозных и моральных теорий, - я чувствовал бы своего ближнего, как самого себя, и старался бы не навредить ему, старался приносить добро всем остальным, поскольку желаю добра самому себе.
С третьей стороны, если каким-то образом мы могли заложить основы культуры, которая не разобщает ни в интеллектуальном, ни в моральном, ни в эмоциональном, ни в высшем, ни в духовном; культуры, которая не формирует племен, культуры, которая не разделяет людей, - мы могли бы снова отыскать культурный модуль, находящийся за пределами всех сформированных культур и структур. Нам следует открыть модуль, который греки называли "Философия - любовь" или "стремление к Знанию". Что греки вкладывали в понятие "Знание"? То, о чем я уже говорил, - познание самого себя. Знание, позволяющее оказаться в шкуре другого человека и почувствовать то, что чувствуют другие. Знание, позволяющее иметь настоящее человеческое братство. Знание для того, чтобы понимать вещи абстрактно, в их субстанциональной основе (sub stare - то, что поддерживает вещи). Это приведет нас \поможет прийти\ к новой концепции мира и жизни.
Не требуется большого ментального усилия, чтобы понять, что мы можем построить другой мир. Я знаю, что тех из нас, кто говорит о строительстве иного мира и иного человека, называют идеалистами (и, обычно, с оттенком презрения): "Это те идеалисты, которые хотят изменить мир, те идеалисты, которые хотят, чтобы больше не было бедных, это те идеалисты, которые хотят, чтобы больше не был агрессивных людей". И все же, сеньоры, великие творения Человечества - из камня и бумаги, мрамора и керамики, стекла и дерева - были придуманы и воплощены идеалистами. Именно идеалисты из глубины Истории выковывали новые нормы, новые миры; не те, кто соответствовал своему веку и своей эпохе, а те, кто видел чуть дальше.
Современный мир пребывает в кризисе, в нем хватает проблем, в нашей жизни одиночество преследует и ранит нас каждый день. Несмотря на то, что мы живем в этих мегаполисах и практически все время окружены людьми, мы достаточно часто ощущаем одиночество, нам не с кем поделиться своей мечтой или стихотворением, возмущением или жалобой. У нас нет никого, с кем мы могли бы разделить печаль. Каким мужеством были обладали древние римляне, которые плача, собирали свои слезы в специальный сосуд и говорили "Я плакал из-за того-то". Кто сейчас осмелится поступить так же? Мы стараемся спрятать слезы. Кто осмелится собрать свои слезы в сосуд и сказать "Я плакал, потрясенный этой музыкой" или "Я плакал, потому что умер мой друг"?. Мы пытаемся утаить свои чувства, пытаемся сдержать аплодисменты, свой крик и слезы, и этим сажаем себя в собственную тюрьму.
Нам следует заново открыть это особое психологическое состояние, когда не стыдишься того, кто ты есть на самом деле, а можешь проявить свою суть, проявить ее в высшем значении этого слова.
Нам необходимо новое философское понимание. Не такое, которое позволяет просто беседовать каких-либо философах или мыслителях. Я говорю о Платоне, и, хотя Платон помогает мне, се же он жил в свою историческую эпоху и, очевидно, что я не могу переносить его идеи в наше время напрямую. Даже Дионисий из Сиракуз не мог понять его, даже Аристотель отрицал многие вещи. Как мы сегодня можем претендовать на то, чтобы буквально следовать Платону? Нам следует хотя бы уловить дух того, что он предлагал, чтобы затем адаптировать это к себе самим. Иными словами, нам нужна новая философия жизни, новая форма поиска причин вещей.
Очевидно, что также нам нужна новая Наука. Наука без предрассудков, наука, отличающаяся от сегодняшней \не похожая на современную\, наука, не заявляющая, когда говорится о возможности существования Атлантиды: "Это невозможно. Невозможно представить себе, что 50 тысяч лет назад существовал обитаемый континент с городами, машинами, искусством и всем прочим. Это невозможно!". "Но, почему?". "Потому что невозможно". Точно так же говорили всего сто лет назад о невозможности существования шумерской цивилизации, так же отрицали существование Трои. Это невозможно по определению, потому что существует догматизм в официальном понимании.
Нам нужна новая Наука, наука, позволяющая серьезно изучать вещи, которые находятся за пределами мира и повседневности. Вы знаете, потому что получаете соответствующую информацию, потому что проводятся эксперименты, которые уже позволяют зафиксировать движение двойного эфира растений, животных, металлов и т. д. Однако, за исключением ограниченного круга специалистов, об этом не рассказывается нашей молодежи, поскольку это - парапсихология, странная вещь, и еюне стоит заниматься. Все мы знаем, что на Востоке еще есть йоги и мистики, которые сохраняют некоторые парапсихологические свойства и способны не чувствовать физической боли. Любой путешественник может увидеть в Индии людей в совершенно анормальных позах, что приводит к тому, что у них высыхает рука и становится как бы деревянной из-за отсутствия кровоснабжения. Очевидно, эти люди открыли способ не страдать. Но нас, продолжающих принимать всевозможные обезболивающие, не озаботит \затронет\ то, что делает такой человек, по-видимому, йог. А почему? Потому что он на Востоке, потому что, если изучаешь подобные вещи, ты - ориенталист. Иными словами, мы живем в мире ярлыков: всему дается ярлык, а если не понятно, какой дать, подойдет первый попавшийся под руку. Этот господин - ориенталист, а этот - парапсихолог.
Нам нужно новое Искусство. Искусство, которое преображает. Искусство, которое мы могли бы понять, и где мы могли бы соучаствовать\к которому мы могли бы быть причастны. Когда я говорю о новом искусстве, я не имею в виду какие-то определенные художественные течения, требующие объяснений объяснять. Я говорю об искусстве, подобном самой Природе, когда все понятно, несмотря на то, что отсутствует конкретное имя или название. Если я показываю roble? и спрашиваю: "Что это?", любой ребенок, даже если он инвалид, скажет: "Это дерево". Он не скажет "Это корова", он знает, что это дерево. Но если я подведу ребенка к какой-нибудь из современных картин и спрошу и задам тот же вопрос, я не знаю, что мне ответит бедный малыш. Он может ответить что угодно, как в психологическом тесте с пятном краски, где каждый видит то, что хочет.
Нам необходимо нечто, что позволит всем нам понимать искусство. Если на абстрактной картине я вижу дорогу, другой видит кипарис, следующий - рыбу, то какое между нами будет понимание? Что мы сможем рассказать об этой картине? На основании чего мы можем что-то говорить, о чем-то судить и чувствовать, привлекает меня эта картина или нет? Нам нужно искусство, проникающее в нас, позволяющее нашей интуиции раскрыться. Когда мы, например, смотрим на развалины Парфенона, еще прежде чем понять, мы уже знаем, что это красиво, мы чувствуем эту красоту. Ее чувствует и профессор пластических искусств, и самый несведущий турист. Те же чувства испытывает греческий крестьянин, живущий неподалеку и восклицающий: "Как это прекрасно!". Иными словами, существует нечто, что оставляет более глубокий след, чем ментальное изучение.
Разумеется, что в рамках такой новой науки нам нужна новая медицина, которая охватывает не только то, что мы на сегодняшний день подразумеваем под лечением, но и некоторые другие направления. Существуют такие направления, как гомеопатия, или акопунктура, которые в некоторых случаях дают хорошие практические результаты. Но многожество медицинских учреждений отказываются принимать их как чистую науку. Также существуют психологические и парапсихологические процессы, такие как гипноз, которые реальны, и все равно порою слышишь: "Хорошо, конечно, это может быть..." или "Нет, этого не может быть, потому что, на самом деле, мы не можем с этим согласиться". Мы снова сталкиваемся с той же самой преградой.
Нам нужна новая Музыка, которая не только воздействует на наши инстинкты. Нам нужна новая, а, быть может, и старая музыка, каким-то образом трогающая нашу душу. Недавно я был у себя в кабинете, и поставили диск с записью звона колоколов. Я никогда не чувствовал себя так хорошо. Звучали колокола. Мы далеки от реальности, так далеки от всего, что может быть натуральным, что слушать звон колоколов - это для нас роскошь. И я уверен, что если бы кому-нибудь в голову пришла идея записать диск - пение птиц, простое пение птиц, или звук падающего дождя - это было бы хорошо для многих, потомку что мы забыли, как поют птицы, мы забыли, как звучит дождь, когда он касается деревьев или земли.
Нам нужно вернуться к естественному миру, который, в свою очередь, является миром божественным, в котором люди могут быть причастны к вещам, миру, могут общаться, говорить о простом, но настоящем, достигающем сердца каждого человека. Я сейчас выступаю здесь, импровизирую перед вами. Вы видите, что у меня нет ничего такого, что называется "рыбой" (домашней заготовкой), у меня в руках нет никаких записей. Что это за оратор, если он выходит с листочком в руках и начинает "Дорогие друзья! Я здесь, чтобы разъяснить...", а потом зачитывает свои бумаги, подготовленные совсем в другое время, и которые, может быть, даже написал кто-то другой! Как можно проповедовать или проводить конференцию, вступать в контакт с людьми, если не видишь этих людей, если зависишь от того, что было написано на бумаге в одиночестве спальни или вообще кем-то из друзей. Таким образом люди отворачиваются от публики, отворачиваются от тех, кто в эту минуту пришел узнать о чем-то и что-то услышать. И, хотя у оратора открыты глаза, он не видит глаз других людей, которые тоже открыты, и которые чего-то ждут или пришли найти что-то.
Когда читается проповедь, когда проводится конференция, необходимо импровизировать и творить, за исключением, конечно же, технических тем. Если я буду говорить о квантовом спине, мне придется зачитать некоторые цифры. Но, если это гуманистическая, философская, политическая, искусствоведческая или литературная темы, можно прибегнуть к импровизации, чтобы захватить внимание публики. В какой-то мере, оратор должен говорить не о том, что он хочет сказать, а о том, как он интуитивно чувствует, что нужно людям. В какой-то мере, проповедь, как и все важнейшие события нашей жизни, - это путь магии, это путь священнодействия, объединяющего людей. И эти люди в какой-то достигают единства духа, единства понимания, единства чувств. Мы должны выковать такое состояние сознания.
Я знаю, что идеалисты, о которых я упоминал раньше, существуют. В этом мире много идеалистов, некоторые из них находятся здесь, другие там, но большинство из них, как мы обычно говорим, подобны пыли, разбросанной по миру, и не имеет веса. Когда необходимо принять решение, это молчаливое большинство не имеет веса. Когда объявляются литературные, художественные или научные конкурсы, не эти идеалисты представляют на них свои работы, и уж точно не эти идеалисты получают эти премии.
Если мы вспомним о последних премиях мира, например, о Нобелевских (не будем называть имен, чтобы кого-нибудь не обидеть), мы поймем, насколько в это вмешивается политика, насколько на это влияет давление различных групп, чтобы мы могли сказать: этот человек был самым главным пацифистом в мире в этом году. Сколько было пацифистов, сколько было людей, отрицающих насилие, а в ответ получавших только удары. Сколько было людей, пожертвовавших собой, чтобы помочь больным, слабым, бедным, старым, но, однако, они не получили Нобелевской или Пулитцеровской? премий. Нам следует понять, что официальные премии и награждения не имеют большой ценности. Нам следует иметь мужество признать это.
Наш философский ответ на вопрос о том, как я, ты, он можем превратиться в "мы", основывается на том, что мы могли бы назвать антикультурой, противостоящей материалистической культуре, культуре в современном ее понимании. Оно основывается на предложении новой культуры, на новом значении молодости, новом значении риска, на умении правдиво отражать вещи, умении видеть деревья такими, как они есть, умении слышать, понимать и чувствовать шум бегущей воды. И это украсит наши жизни. Нам следует уметь общаться с людьми, уметь разговаривать без предрассудков, с уверенностью, что в глубине каждого мужчины и каждой женщины существует некто, внимающий простым правдивым словам.
В какой-то степени наше "я", наша душа подобны птице, томящейся в клетке. Ее можно услышать, ее можно увидеть, но у этой души, у этого внутреннего "я" нет свободы достичь высоты, она пребывает в тисках материи и плоти. В этом основном, окружающем нас, общественном процессе нам нужно создать новый вид культуры, которая, по сути, является антикультурой. Нас не волнуют ни имена, ни определения. Нас больше волнует то, что находится внутри любой вещи, благодаря чему мы можем узнавать деревья, животных, звезд, узнавать друг друга.
Из этого исходит наша Акропольская позиция. Я знаю, я уверен, что во многих местах, не зная, что это такое, Акрополю наклеили бы какую-нибудь этикетку. Это очень просто. Берется какая-нибудь вещь, о которой не известно, что это на самом деле \ не ясно, чем она является (Но кто же осмелится сказать: "Я не знаю".)? Уже в эпоху Сократа существовала проблема сознаться в незнании. Если вы зададите мне вопрос о том, что я не знаю, я вам просто скажу: "Не знаю". Но очень трудно найти людей, которые признают это. И когда кто-то говорит об Акрополе, он берет первую попавшуюся под руку этикетку, будь то политическая или какая-либо другая, и приклеивает ее. И тогда говорят "Акрополь - это это". Однако Акрополь - это не это. Нельзя приклеить ярлык, потому что еще не создан тот, который можно приложить к Акрополю.
Акрополь - это просто новая форма поведения перед жизнью. Акрополь обращается к молодежи, но не только к молодежи из плоти и крови. Акрополь обращается к тому, что греки называли "Золотой Афродитой" - внутренней молодостью. Мы много разговорили о том, что человек стареет не тогда, когда съеживаются клетки его эпителия. Человек стареет тогда, когда съеживаются его мечты. Человек стареет тогда, когда съеживаются его надежды. Так, существуют старики в 20 лет, и есть молодые, которым 80. Есть семидесяти-, восьмидесятилетние люди, продолжающие творить, пишущие книги, рисующие, оставляющие свое послание. И есть двадцатилетние, но лишенные воли, вопрощающие "Зачем я родился? Что мне делать? Я не знаю... Работать мне не нравится, учиться - тоже. Жениться - тоже. Нет, жениться - ни в коем случае". Эти люди, каков бы ни был их возраст, более, чем стары. Они - мумии. Рамзес рядом с ними покажется моложе. Значит, то, что мы ищем, - это и есть внутренняя молодость. Внутренняя молодость, которая преклоняется перед правдой и силой в истинном значении слова "сила".
Порой, когда мы говорим о силе, нам отвечают: "Вы жестоки!". Нет, мы не имеем в виду силу кулака, мы говорим о внутренней силе, которая способна заставить зерно прорасти, а волны - бежать, силе, которая уводит Солнце за горизонт и заставляет двигаться звезды. Мы говорим об этой силе. Мы говорим о новой философии, помогающей раскрыть в нас эту новую силу, делающую нас оптимистами, способными воплотить то, что нам хочется сделать, способными прожить наши проекты. Я не раз вам говорил: самые худшие кладбища - это не те кладбища, которых много в наших городах. Худшие кладбища - это кладбища мечты, которые есть в нашем сердце. Это все наши неудавшиеся дела и то, что мы не смогли совершить, то, чего мы не смогли достичь. Человек, с которым так и не встретились. Мечта, которую мы не смогли воплотить на Земле. Книга, которую мы не смогли написать. Стихотворение, которое от нас скрылось. Картина, которой у нас не было. Все это - внутренние поражения, внутреннее кладбище, те кресты, которые мы носим в себе.
Нам нужна новая жизненная сила, которая позволит нам быть оптимистами перед жизнью, и не просто начинать что-то, а начинать и заканчивать это так, как мы хотим. Нам нужна философия риска и мужества, способная противостоять материализму, который день за днем старается окутать нас, раздавить. Материализму, который воздействует на нас, и мы бежим в поисках еды, одежды, дома, света, и в течение дня заняты тем, чтобы ублажить наше тело, и полностью забываем о душе, о нашем внутреннем существе, мы забываем о других человеческих существах.
С помощью этой силы, этой новой Философии, этой новой концепции жизни, новой вертикализации нашего внутреннего существа, наше "я" может общаться с "ты", и рождается "мы". Рождается "мы", сложное и разнообразное, рождается "мы", которое, как лепестки лотоса, разделено, но в середине собирается в единое ядро. Примем же Человечество с его различиями, примем человечество с его полихромией. Давайте уважать других, как самих себя. Но отдадим себе отчет, что за полихромией звучит всего лишь одна тема. Отдадим себе отчет, что за всеми звуками и за молчанием существует всего лишь одна воздушная вибрация. Дадим себе отчет, что за всеми проповедями на всех языках стоит одна и та же Мистика, а за всеми людьми мира - одно Человечество.