«Чтобы знали...»
Этой фразой — «Дописать раньше, чем умереть» — Булгаков начал очередную редакцию романа, который тогда еще не обрел своего нынешнего, всем известного названия. Всего редакций было не то три, не то шесть, не то восемь — литературоведы спорят до сих пор. Замысел у писателя возник еще в 1928 году, а первые варианты текста относятся к 1929 — году Великого перелома в стране и в судьбе Булгакова.
К 1929 году все его пьесы были сняты с репертуара, ни строчки не печаталось, на работу его никуда не принимали, в поездке за границу отказали. Творчество этого большого писателя осуждалось и не принималось ни властью, ни критиками, ни собратьями по цеху. Что касается последних, многие из них были вынуждены в советские времена как-то приспособиться, «перестроиться», а он приспосабливаться не хотел и потому был живым укором тем, кто «перестроился».
Критика в адрес Булгакова очень скоро перешла в травлю, в моральный террор, в грязную брань. А после того как в феврале 1929 года Сталин негативно отозвался о пьесе «Бег» («антисоветское явление»), травля эта усилилась и приобрела уже официальный характер.
Ему советовали написать «коммунистическую пьесу», обратиться к Правительству СССР с «покаянным письмом», отказаться от прежних взглядов и т. д. Этого совета он не послушал. Он не нашел ничего лучше, как в такой ситуации писать... «роман о дьяволе» (!) — именно так он его называл. Вспоминается, как Воланд восклицает в ответ на слова Мастера: «О чем, о чем? О ком? Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы?»
Он писал этот роман всю оставшуюся жизнь — а оставалось ему 11 лет. За эти 11 лет произошло многое. Он послал письмо Правительству СССР — то ли ультиматум, то ли крик гибнущего человека. Ему позвонил Сталин, только что потерявший одного «своего» литератора — Маяковского и, видимо, не желавший терять еще одного (Булгаков был уже на грани самоубийства). Его снова (не без протекции Сталина) взяли на работу во МХАТ. После снятия с репертуара пьесы о Мольере (она прошла всего семь раз) он ушел, смертельно оскорбленный и смертельно измученный. Работал в Большом театре либреттистом (!). Писал книгу о любимом Мольере для ЖЗЛ, которую у него отказались принять...
И все эти годы он вновь и вновь возвращался к своему «последнему закатному роману», роману, который заведомо не мог быть напечатан. Сначала это действительно был роман о дьяволе с характерной булгаковской чертовщинкой — первые редакции имели соответствующие варианты названия: «Великий канцлер», «Сатана», «Шляпа с пером»... Но потом первоначально яркая сатирическая нота начинает звучать тише, отходит на второй план, появляется новый герой — Иванушка, старые обретают другие лица... И вот 12 ноября 1937 года его жена Елена Сергеевна записывает в дневнике: «Вечером М.А. работал над романом о Мастере и Маргарите». И снова он писал, сжигал, снова писал, переписывал, вносил исправления...
Он умирал и знал об этом — сам был врачом. Гипертонический нефросклероз давал ухудшение зрения, а временами — полную слепоту. Тогда он диктовал исправления жене. Последний раз Булгаков работал над романом 13 февраля 1940 года. А 10 марта он умер.
Елена Сергеевна вспоминала, что как-то в конце болезни, когда он уже почти потерял речь и у него выходили иногда только концы или начала слов, она сидела у изголовья, и Михаил Афанасьевич дал понять, что ему что-то нужно. Жена предлагала ему лекарство, питье, но было ясно, что это все не то. Тогда она догадалась: «Твои вещи?» Он кивнул с таким видом, что и «да», и «нет». Она спросила: «"Мастер и Маргарита“?» Он, страшно обрадованный, сделал знак головой: «Да, это». И выдавил из себя два слова: «Чтобы знали, чтобы знали»...
«Смерти нет»
Так о чем роман «Мастер и Маргарита»? Каждый читатель сам, по-своему прочитывает его философское послание. Порой прочитывает по-разному на разных этапах своей жизни. Для меня это роман о Вечном. О том, что стоит над обычным и обыденным. О том, как можно уловить, почувствовать свою судьбу и следовать ей.
Привкус вечности, судьбы придает книге Воланд — образ, который, с большими изменениями, прошел через всю историю создания романа. Но что это за персонаж? Князь тьмы, дьявол, сатана? Вспомните эпиграф: «Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Как правило, зло — это то, как мы оцениваем происходящее с нами. Споткнулся — зло, уволили с работы — зло, разругался с любимым человеком — конечно зло! А если взглянуть с точки зрения судьбы? Споткнулся — вот шанс стать внимательнее, вглядываться в то, что окружает тебя, шанс увидеть то, чего раньше не замечал. Уволили — а как бы ты иначе избавил себя от явно «не твоей», но такой привычной работы и нашел то, ради чего родился? Поссорились? Шанс взглянуть по-новому на человека, который так давно рядом. Это «он», «настоящая, верная, вечная любовь» — и тогда сражаемся за наше совместное счастье, миримся, делаем первый шаг, и тысячу шагов еще... Или просто привычка? Тогда...
Иными словами, часто злом мы называем испытания, с которыми сталкивает нас судьба и которые могут изменить нашу жизнь, направить ее по прямому пути, соответствующему нашему предназначению. А могут и не изменить и не направить. Это уже от нас зависит.
Вот такую работу и делает Воланд. Так какой он — злой, добрый? Он не добрый, он не злой, он даже не судья. Отчасти он наблюдатель — действует он мало (особенно если сравнить с его сверхактивной свитой), но благодаря ему и его глазами мы часто видим происходящие в романе события, героев. Отчасти — катализатор, ускоряющий процессы, происходящие в душах. Но еще Воланд — это зеркало, которое было поднесено к Москве и ее обитателям. Не случайно персонажи романа очень по-разному его представляют. Каждый видит то, что соответствует его собственной внутренней сути. Литераторы Берлиоз и Бездомный на Патриарших увидели холеного иностранца — то ли шпиона, то ли сумасшедшего. Прохиндей Варенуха подвергся нападению неизвестных хулиганов в общественном туалете. Настрадавшаяся Маргарита встретила в «нехорошей квартире» старого, больного, усталого человека.
«Самый страшный порок — трусость»
29 год нашей эры. Пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Ему тоже дается шанс — выбрать: либо он просто утверждает приговор Синедриона и тем самым отправляет на смерть бродячего философа в голубом разорванном хитоне, Иешуа Га-Ноцри, и сохраняет статус кво, либо не утверждает приговор, спасает Иешуа, но, скорее всего, теряет свое положение и даже, возможно, жизнь. Очень простой выбор. Очень явственное прикосновение судьбы. Понтий Пилат человек проницательный (помните Иешуа: «Ты производишь впечатление очень умного человека»?), и он все понял. Прокуратор честно сделал попытку спасти Иешуа, сформулировал свой вердикт так, что все вроде бы должны быть довольны: Синедрион получает наказанного преступника, Иешуа — жизнь, а он, Пилат, — врача и тонкого собеседника. Но так не может быть, выбор слишком серьезен, чтобы можно было обойтись компромиссом. И когда Понтий Пилат узнает, что Иешуа обвиняется в оскорблении кесаря, разговор идет уже другой. Пилат еще пытается что-то предпринять — утвердив приговор, убеждает первосвященника Каифу помиловать Иешуа. Но компромисс с судьбой невозможен. Ты должен сделать выбор, а не торговаться.
Понтий Пилат свой выбор сделал — «умыл руки» — и 1900 лет после этого расплачивался. В чем был его грех? «Один из самых страшных пороков — трусость». Для Булгакова это было очень жизненно.
Вообще вся история с Пилатом, если бы она не была так заретуширована, представляла бы точный слепок с современной Булгакову действительности. И вопросы роман ставил очень жизненные. Властен ли правитель над тем, что происходит? Или над ним есть еще какие-то силы? Виноват ли он в тех злодеяниях, которые творятся в его стране? Вопрос был не риторический для того времени, когда один за другим десятками, сотнями, тысячами, миллионами гибли люди.
Но Булгакова волновал не только правитель, его волновали собратья по цеху искусства, люди, которые имели реальное воздействие на сердца и души человеческие. Как они вели себя в такой же ситуации? Наверное, большинство поступало как Понтий Пилат — в лучшем случае умывали руки. А в худшем предавали из трусости, из той самой трусости.
Есть в романе именно такие персонажи — к ним можно отнести Берлиоза и, скажем, поэта Рюхина. Это не главные герои, но очень и очень характерные — ведь в жизни Булгакова окружали преимущественно такие люди.
Берлиоз — из «перестроившихся». До революции он наверняка был умеренно верующим — как все. А теперь он атеист (как все) и проводит разъяснительную работу с молодым поэтом. Какая там судьба? Какая ответственность перед судьбой? Пусть Воланд прямым текстом говорит, что все не случайно, что на все есть причины и у всего есть последствия («Кирпич никому и никогда...») — Берлиоз предпочитает «не слышать». В ранних версиях романа этот мотив еще более заострен: умный Берлиоз может спасти дремучего Иванушку от страшной участи, но не делает этого, самоустраняется.
С Рюхиным разворачивается еще более интересная история. Рюхин — это тот самый поэт, который в Грибоедове помогал вязать спятившего Иванушку. Он отвез Бездомного в клинику Стравинского и попал ему под горячую руку. Иванушке, который уже встретился с Воландом на Патриарших и стал своеобразным отблеском его зеркала, «приспичило обличать Рюхина»: «...кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария... а вы загляните к нему внутрь — что он там думает... вы ахнете!» После первого прилива обиды Рюхин осознает: горе не в том, что слова Бездомного обидные, а в том, «что в них заключается правда». «Ему — тридцать два года! В самом деле, что же дальше? — И дальше он будет сочинять по нескольку стихотворений в год. — До старости? — Да, до старости. — Что же принесут ему эти стихотворения? Славу? "Какой вздор! Не обманывай-то хоть сам себя. Никогда слава не придет к тому, кто сочиняет дурные стихи. Отчего они дурные? Правду, правду сказал! — безжалостно обращался к самому себе Рюхин, — не верю я ни во что из того, что пишу!..“»
Человек в зеркале судьбы очень ясно увидел себя, свою судьбу, свое прошлое, настоящее и будущее. Но что же дальше? Как поступит он с тем, что открылось ему в этом безжалостном, но справедливом зеркале? «...Через четверть часа Рюхин, в полном одиночестве, сидел, скорчившись над рыбцом, пил рюмку за рюмкой, понимая и признавая, что исправить в его жизни уже ничего нельзя, а можно только забыть».
Пилат свой счет оплатил и закрыл, встретился с тем, с кем так хотел поговорить, — с бродячим философом в голубом хитоне, и они пошли вместе по лунной дороге, по дороге в вечность и бессмертие. Правда, для этого потребовалось 19 веков.
«Я не раб, я ученик»
Но всегда ли столь сурова бывает встреча с Воландом? Есть герои в романе, о которых так не скажешь, — Иван Бездомный и Левий Матвей. Чем сходны эти два персонажа — один сборщик податей, другой поэт?
Иванушка — человек очень наивный, простой, невежественный, и в этом его счастье — он ничем не закрыт, он просто не успел нарастить панцирь. Наверное, поэтому и услышал голос судьбы. Встреча на Патриарших перевернула его жизнь. Он попал в психиатрическую лечебницу и имел там много времени, чтобы поразмышлять. (Лучше, конечно, до этого не доводить и поразмышлять пораньше.) Когда Мастер и Маргарита покидают Москву, единственный человек, с которым захотел попрощаться Мастер, был Иван Бездомный. «Иванушка просветлел и сказал: "Это хорошо, что вы сюда залетели. Я ведь слово свое сдержу, стишков больше писать не буду. Меня другое теперь интересует... я другое хочу написать. Я тут пока лежал, знаете ли, очень многое понял“».
Потом из эпилога мы узнаем, что он стал историком, ему внушили, что он болел, но вылечился. Но это все уже не так важно: главное, что он отказался он не-своего, сделал шаг в сторону предназначения.
И точно так же изменилась жизнь Левия Матвея. Сборщик податей, он встретил за городом бродячего философа Иешуа, бросил деньги на дорогу и пошел за ним. Одна встреча, одно мгновение — и человек меняет свою судьбу. Легкой его жизнь не стала, но он нашел себя самого, свой путь. И после казни Иешуа он уже другой. Его любовь, его сострадание распространяется не на одного только учителя. Тот говорил: «Злых людей нет на свете» — и Левий Матвей снимает с креста еще и разбойников, не может оставить их на позорном столбе...
И только Левий Матвей и Иван Бездомный называются в романе учениками. Ученик — это тот, кто учится, кого учитель-судьба чему-то может научить. А все остальные оказываются второгодниками: им всё сказали, всё показали, дали все возможности, а они всё упустили, и им придется ждать следующего визита Воланда.
Но разве нужно его ждать?
«Не свет, а покой»
Мастер и Маргарита не стали дожидаться Воланда. Они изменили судьбу раньше, еще до этого принудительного знакомства с самими собой. Потому, наверное, их именами и назван роман, хотя «главных» героев в нем несколько — Воланд, Понтий Пилат, Иешуа, Иван Бездомный...
Жила Маргарита в своем готическом особнячке, имела все, чего могла бы пожелать женщина и тогда, и теперь: молодого, красивого, доброго мужа, деньги, квартиру, туалеты и никаких бытовых забот. И что, она была счастлива? «Ни одной минуты!» В какой-то миг она поняла, что еще немного — и она просто умрет. Тогда Маргарита взяла желтые цветы, которые ненавидела, — как знак, как флаг, как крик, — и вышла из дома. И на углу Тверской и переулка встретила свою любовь. Ее жизнь изменилась очень круто, но она сама ее изменила. Она сама, без всякого Воланда, сделала шаг навстречу «настоящей, верной, вечной любви».
Мастер — историк, работал в каком-то музее, переводил с каких-то языков. Потом по облигации выиграл 100 000 рублей. Как можно потратить такую сумму? По-разному. А он ушел из дома, снял подвальчик у застройщика и сел писать роман о Понтии Пилате. В советские времена — о Понтии Пилате! Зачем? Кому это было нужно? Это обещало славу? Вряд ли. Деньги? Он об этом не думал. Он писал, потому что не мог не писать. Это то, что в нем жило. Это было его настоящее. Его суть, его натура. Вещий голос, тревоживший его, — читайте булгаковский дневник.
А что же Воланд? А Воланд просто воздал по заслугам, по справедливости. Каждый получил то, к чему стремился. Кто гнался за шальными деньгами — получил фантики, настоящую цену этих денег. Кто пренебрег ответственностью перед судьбой — получил предсказанную смерть. А кто шел за судьбой, обрел счастье.
Но почему же Мастер не заслужил свет, а только покой? Почему Пилат, пославший на казнь Иешуа, заслужил, почему Левий Матвей, принесший своими бестолковыми действиями немало вреда, заслужил, а Мастер — нет?
Возможно, на ответ может натолкнуть название той главы, где решается судьба Мастера и Маргариты, — «Пора, пора!». Это отсылка к пушкинскому стихотворению, писавшемуся не для публики и оставшемуся в черновиках поэта.
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег...
Поэт, писатель, поднимающийся на крыльях своего творчества в такие выси, которые и не снились обычному человеку, неизбежно испытывает соблазн там и остаться — ведь там нет черни, нет непонимания, нет материальных проблем, унижающих его музу. Остаться в «обители трудов и чистых нег» можно по-разному — просто скрыться от мира, сойти с ума, пустить пулю в лоб, спиться, забыться в наркотиках. История мировой культуры полна примеров. Булгаков тоже проходил эти испытания — сжигал первую версию романа, носил в кармане пистолет, был на грани нервного истощения. Но он прошел. А вот в образе Мастера, похоже, воплощен другой исход: он устал и перестал бороться. И потому сам ушел в сумасшедший дом. За него боролась Маргарита, ее любовь. Маргарита прошла все круги, нет, не ада — жизни, а это страшнее. И выстрадала свое счастье. Их счастье. Возможно, она-то и заслужила свет, но зачем ей свет — без любимого? Лучше покой — но вместе. Этого покоя так не хватало и самому Булгакову.
***
Как-то Илья Ильф сказал ему: «Вы счастливый человек, без смуты внутри себя». Читаешь — и хочется закричать: «Это Булгаков-то — счастливый человек?» После всего, что ему пришлось пережить, после «убитых пьес», после вынужденной немоты и жизни на грани самоубийства?
Но перечитываешь «Мастера» и понимаешь: да, счастливый. Потому что не предал себя. Потому что не переставал слышать «вещий голос» и следовал ему до конца. Потому что дописал, прежде чем умереть, — сказал все, что должен был сказать.