В 1907 году В. Э. Дандре предложил Михаилу Фокину, молодому петербургскому балетмейстеру, поставить спектакль для благотворительного вечера. Фокин выбрал для новой постановки «Шопениану» — сюиту из сочинений Шопена, оркестрованную А. Глазуновым. Каждую пьесу из сюиты балетмейстер задумал превратить в самостоятельную танцевальную картинку. И еще он попросил Глазунова оркестровать Вальс до-диез минор. Этот вальс Шопена понадобился ему потому, что большая часть других номеров требовала постановки характерных танцев: полонеза, мазурки, тарантеллы, — а Фокину хотелось среди прочих создать и особый романтический танец на пуантах и в длинных тюниках.
Сочиняя свой вальс, Фокин вдохновлялся знаменитым в 30-е годы XIX века балетом «Сильфида», в котором главную роль исполняла гениальная Мария Тальони. В основу балета легла сказка о любви прекрасной Сильфиды, бесплотного духа воздуха, к земному юноше. Легкий, воздушный танец передавал тончайшие движения души героини, ее самые глубокие переживания. Тальони поражала зрителя не виртуозностью, а талантом выражать невыразимое — чистоту и прозрачность существа из иного, высшего мира, зов мечты и трепет души, ее вечное стремление к идеалу. Партия Сильфиды была лишена всяких технических эффектов, но несмотря на это зрители испытывали на спектаклях подлинное потрясение.
Фокин пошел путем Тальони. Постановка вальса отличалась от других балетных па-де-де отсутствием трюков. Балетмейстера направляла музыка: невозможно было и представить какое-нибудь быстрое вращение или высокие прыжки под самый поэтичный вальс Шопена. Фокин не ставил себе никаких правил или запретов, не думал, вызовет ли этот лирический дуэт аплодисменты, удовлетворит ли публику, балерину, не думал о приемах, гарантирующих успех, не думал вообще об успехе. Потому-то и был вознагражден…
В феврале 1907 года публике была представлена танцевальная сюита «Шопениана». Вальс исполняли Анна Павлова и товарищ Фокина по балетной школе Михаил Обухов. Павлова появилась на сцене в костюме Тальони. Рисовал его Бакст по гравюрам 1840-х годов. Обухов был одет в романтический черный бархатный костюм, тоже по рисунку Бакста.
«Сильфида — крылатая надежда — влетает в освещенный лунным светом романтический сад. Ее преследует юноша. Это был танец в стиле Тальони, в стиле того давно забытого времени, когда в балетном искусстве господствовала поэзия, когда танцовщица поднималась на пуанты не для того, чтобы продемонстрировать свой стальной носок, а для того, чтобы, едва касаясь земли, создать своими танцами впечатление легкости чего-то неземного, фантастического. В этом танце не было ни одного пируэта, ни одного трюка, но как поэтичен, как прелестен и увлекателен был этот дуэт в воздухе! Публика была очарована, и я вместе с ней», — вспоминал Михаил Фокин.
Танец Павловой произвел на него такое сильное впечатление, что он решил поставить целый балет в том же стиле — балет легкокрылых сильфид, порхающих вокруг одинокого юноши, влюбленного в Красоту.
И в начале 1908 года зрители увидели вторую «Шопениану». На сцене появился невиданный в то время кордебалет. Двадцать три Тальони окружили балетмейстера перед началом спектакля. Фокин давал последние указания, проверял, чтобы все балерины были причесаны гладко, на пробор, так же как когда-то в «Сильфиде» Тальони. И не уставал повторять: «Не танцуйте для публики, не показывайте себя, не любуйтесь собой… вы должны видеть не себя, а окружающих вас легких сильфид, на них вы смотрите, когда танцуете, ими любуйтесь, к ним тянитесь».
Состав исполнителей был великолепный: Павлова, Преображенская, Карсавина, Нижинский. На сцене одна за другой появлялись светлые сильфиды — олицетворенные мечты одинокого юноши. Павлова летала через сцену в мазурке. Вальс в исполнении Карсавиной был необыкновенно поэтичным. Преображенская в Прелюде замирала на пальцах одной ноги и в танце, почти лишенном прыжков, становилась воздушной. Роль юноши исполнял Нижинский. Хотя в балете не было сюжета и действия, Нижинскому удалось удивительно тонко и глубоко передать задуманный постановщиком поэтический образ юноши-мечтателя, стремящегося к чему-то иному, лучшему, живущего в мире своих грез.
«Романтические Мечты» — так молодой балетмейстер назвал свою новую «Шопениану». И потому основным жестом в ней стал порыв в какой-то иной, фантастически красивый мир, греза, ностальгия души по неведомой ей Красоте.
Спустя несколько лет этот балет вошел в репертуар «Русских сезонов» в Париже под названием «Сильфиды», и с тех пор новое имя «Шопенианы» прочно закрепилось в зарубежном балетном репертуаре.