Дух Петра Великого жил в этих стенах всегда. Хотя скульптурное изображение основателя Морского кадетского корпуса появилось в Столовом зале училища лишь в 1901 году. Император словно стоит на носу корабля, он всматривается в горизонт, его голова высоко поднята. В позе, движении читается устремленность в будущее и вера в свои силы. Он одет в форму Преображенского полка — «потешного войска» (ребяческой затеи молодого царя, так полагали современники), ставшего началом новых армии и флота. Этот мундир как напоминание кадетам, что тяга к великим делам поселяется в человеке с малых лет и он должен дорожить этим, ибо так обретает бессмертие.
Академия Морской гвардии, Морской Шляхетный кадетский корпус, Морское училище... Менялись названия, менялись преподаватели, менялись учебные программы, но не менялось одно — из стен корпуса неизменно выходили люди талантливые и образованные, которым не все равно было, что станет с Россией, бесстрашные морские офицерыѕ За сухими строчками «Получил морское образование» и «Поступил на морскую службу» в биографиях великих флотоводцев и путешественников, ученых и общественных деятелей — удивительные годы, проведенные в стенах Морского корпуса. Время, о котором с благодарностью и теплотой они вспоминали до самой смерти.
Название «Морской кадетский корпус» заведение получило лишь в 1752 году, спустя многие годы после смерти Петра Великого. Но именно ему корпус обязан своим рождениемѕ В 1701 году Петр открыл в Москве школу «математических и навигатских, т. е. мореходных хитростно искусств учения». Затем был год 1715, когда из Москвы школа переехала в Санкт-Петербург, на Васильевский остров, превратившись в Академию Морской гвардии. Сегодня учебное заведение вновь вернуло себе гордое имя «Морской корпус Петра Великого».
С самого начала Морской кадетский корпус задумывался как элитное учреждение. Элитарность определялась не только и не столько дворянским происхождением учащихся — поначалу сюда брали мальчиков из разных сословий. Элитным корпус делало другое: действенная методика воспитания, новаторство в отношениях кадет и преподавателей и особый, задававший высокую планку кодекс чести.
Бросив даже беглый взгляд на перечень основных дисциплин, которые преподавались в корпусе, можно увидеть, что образование здесь получали совсем не узкопрофильное. Помимо естественных для будущего моряка математики, механики, навигации, географии, фортификации, морской практики, такелажного дела, кадеты изучали историю, риторику, политику, философию, французский, английский, немецкий, шведский языки, танцы и фехтование.
Со временем при Морском корпусе открылись своя библиотека, обсерватория, типография, музей (созданный, кстати,
И. Ф. Крузенштерном). Залы украшали художественные полотна русских маринистов (А. Боголюбова, И. Айвазовского) и модели знаменитых русских кораблей.
В распорядке дня учащихся специально были выделены часы для самостоятельных занятий. И судя по воспоминаниям выпускников, большую часть этого времени они посвящали дополнительному образованию: изучению языков, урокам живописи, посещению театра (где за кадетами была закреплена своя ложа), судомоделированию и освоению естественных наук. Как это отличается от стереотипного представления о военном учреждении как оплоте консерватизма и бессмысленной муштры!
И хотя стандарты военно-морского образования всегда были очень высоки и профессиональные знания ценились прежде всего, не стоит удивляться, что из стен корпуса выходили по преимуществу люди разносторонние, самостоятельно мыслящие, неравнодушные ко всему, что происходило вокруг.
Морской кадетский корпус дал России блестящих боевых офицеров, адмиралов, путешественников и первооткрывателей: Ушакова, Нахимова, Крузенштерна, Лазарева, Лисянского, Беллинсгаузена, Головнина. Но он вполне может гордиться и другими своими выпускниками: художниками Верещагиным и Боголюбовым, составителем «Толкового словаря живого великорусского языка» Далем, композитором Римским-Корсаковым, автором знаменитых «Морских повестей и рассказов» писателем Станюковичем.
Для кого-то корпус стал первым шагом в морской службе, кому-то помог найти иное поприще. Но и те и другие с гордостью говорили, что получили там воспитание, подчеркивая тем самым то особое, что не сведешь к простому профессионализму.
В Морском корпусе неизменно чтили военно-морской устав и традиции. Нарушения пресекались и наказывались — гласно, если не соблюдались письменные предписания, и негласно, если дело касалось самих основ офицерской чести и кадетского товарищества.
Обучение начиналось с 10–15 лет, а заканчивалось успешной аттестацией — иногда через три-пять, а иногда и через семь-десять лет. Все зависело от усердия ученика и наличия соответствующей вакансии на флоте или в гражданских учреждениях. Воспитанники младших классов назывались кадетами, а выпускники старших — гардемаринами.
В кадетах воспитывалась любовь к дисциплине и исключительная требовательность к себе: «Замечали нам все, — писал один из питомцев корпуса, — как сидим в классе и стоим в строю, как здороваемся (чему специально обучали на уроках танцев в качестве вступительного упражнения), малейшую небрежность в одежде, грязные руки, плохо заправленные койки, как держим нож и вилку...» Регулярно устраивавшиеся обеды в присутствии директора корпуса, а иногда и морского министра были для кадет хорошим экзаменом на умение вести себя в любом обществе достойно.
Особые отношения связывали преподавателей и воспитанников корпуса. Преподаватель должен был видеть в кадетах не детей малых, а будущих офицеров. Не приветствовались снисхождение и жалость, могшие унизить достоинство кадета. Отношения строились на взаимоуважении и на понятиях чести и бесчестности. Самые болезненные наказания потому были всегда связаны с обращением к совести и личному достоинству кадет. Честь и долг ценились превыше всего. К ним взывали преподаватели, об этом напоминали портреты выпускников корпуса, геройски погибших в боях и морских походах — во славу России. Нарушение долга и данного слова порицалось не менее, чем неуспеваемость.
Но еще большего внимания заслуживает кадетское братство, память о котором офицеры проносили через всю жизнь, — часто оно становилось залогом успеха в экспедициях и сражениях.
Ябедничество и доносительство презирались. И многие, даже сыновья высокопоставленных особ, уличенные в предательстве, доносительстве и малодушии, вынуждены были навсегда прощаться с морской карьерой под немым давлением своих товарищей. Офицерское достоинство никогда не определялось чинами и достатком, тем более зазорно было использовать их как аргумент в отношениях с другими людьми. Первые годы на флоте гардемарины служили наравне с матросами, выполняя самую тяжелую работу: офицер должен уметь все, ему до всего есть дело.
Гардемарин, дослужившийся до адмирала и занимавший пост в министерстве, и боевой офицер, служивший на Камчатке, до самой смерти оставались на «ты», словно отдавая дань тому времени, когда они оба выбирали свою Судьбу.
И потому Н. С. Лесков посвятил офицерам — воспитанникам Морского кадетского корпуса такие слова: «Были люди высокие, люди такого ума, сердца, честности и характера, что лучших, кажется, и искать незачем».
Дополнительно:
...Не можно ожидать совершенного образования военных людей относительно до просвещения и нравственности, пока не истребится совершенно вредный военному состоянию предрассудок, будто военному человеку не надлежит быть просвещенным, и пока некоторые из молодых офицеров даже в честь себе вменяют невежество и презрение добрых нравов... кои воображают, что мундир освобождает их от всех правил нравственности и законов общежития.
Ф. Ф. Ушаков. «О нравственном воспитании военных людей»
Композитор Николай Андреевич Римский-Корсаков получил воспитание в Морском кадетском корпусе, а первые уроки игры на фортепиано брал у своего старшего брата Воина Андреевича, ставшего одним из лучших корпусных директоров.
Вообще Римские-Корсаковы прочно вошли в историю Морского
корпуса: его директорами в разное время были четыре выходца из этой семьи.
Адмирал Павел Степанович Нахимов — воспитанник Морского корпуса. Под началом М. Лазарева он совершил кругосветное путешествие, служил на Балтийском флоте под командованием Ф. Беллинсгаузена. Потом служба на Черноморском флоте, блистательная победа в Чесменской бухте, долгая Крымская война и Малахов курган, ставший последней высотой адмирала.
«Пользуясь его влиянием на флоте, мы осуществили многое, что казалось невозможным, — вспоминал граф Э. Тотлебен. — Он был вроде патриотов классической древности, он безгранично любил Россию и всегда был готов всем пожертвовать для чести своего Отечества, как некоторые возвышенные патриоты из древних греков и древних римлян».
У единственного его портрета необычная история. Когда вся Россия жила обороной Севастополя, с нетерпением ожидая новостей, многие художники тщетно пытались нарисовать портрет адмирала, возглавлявшего оборону: Нахимов всячески того избегал. Этот портрет был написан тайком, вопреки желанию Нахимова, в одном из православных храмов осажденного города, во время службыѕ со спины.