Коментарий Г.Г. ЕРШОВОЙ, кандидата исторических наук, директора Института мезоамериканских исследований РГГУ
•Как получилось, что вас, специалиста по древним цивилизациям Америки, заинтересовала тема, связанная с Хамбо ламой Этигэловым?
Я действительно специалист по майя и древним американским культурам, но, кроме того, я занимаюсь и теоретическими исследованиями проблем, связанных с тем, что называется религиозным сознанием, в том числе с представлениями о реинкарнации и обращением с телом после смерти. У меня даже вышла книга в соавторстве с Павлом Черносвитовым «Наука и религия: новый симбиоз?». Понятно, что проблема сохранности тела бурятского ламы не оставляла меня в покое. Что все это может значить? Получается, что мы имеем перед собой некое явление, которое никто никогда не изучал. И оно противоречит всем нашим представлениям о том, что является возможной нормой, — имеется в виду сохранность тела в течение 75 лет. И мы понятия не имеем, почему такое могло случиться. Поэтому я приложила максимум усилий для того, чтобы добраться до места — Иволгинского монастыря. Это была буквально разведка, чтобы выяснить: есть объект для исследования или нет. И когда я приехала в Улан-Удэ и поговорила с Хамбо ламой Аюшеевым, нынешним главой буддийской церкви России, я поняла, что действительно никто не занимался изучением этого явления, и самим буддистам это интересно ничуть не меньше, чем мне. Мне повезло на этом этапе и удалось, как было запланировано, максимально собрать материалы и выяснить событийный ряд и суть произошедшего.
•В чем все-таки разница между нетленными мощами, или, как это называется, естественной мумификацией, и случаем Хамбо ламы Этигэлова?
Естественная мумификация, как правило, обеспечивается в условиях сухого воздуха. Это может быть под открытым небом, чаще всего в пустынном жарком климате, как, например, в пустынях Чили или севера Мексики. На юго-западе США есть район, где подобное происходит естественным образом. В Египте тоже есть естественные мумии, которые, кстати, принадлежали самым бедным людям, а не царям. Сытых царей приходилось препарировать специально. Мумификация — просто быстрое высыхание, выход влаги из человеческого тела. Необходимо упредить процессы гниения, а в жарком климате оно начинается намного быстрее, чем в наших широтах. Поэтому во многих древних традициях тела, которые мумифицировали, даже не вскрывали, но подсушивали на огне. Широко известные мощи святых — это как раз естественная мумификация. Это люди, которые, видимо, исключали из своего рациона мясные и еще какие-то продукты, и, кроме того, с возрастом при жизни они усыхали до минимума. В Италии в катакомбах, где существовал постоянный температурный режим и присутствовала минимальная влажность, тела умерших монахов высушивались естественным способом. Но чаще под мумификацией подразумевают процедуру, когда вынимаются внутренности, мозг, то есть то, что в первую очередь подвержено гниению; эти органы специально удаляются из тела человека. И даже кожу снимают, дубят в соленой морской воде, а потом опять как бы надевают на тело. Но это совсем другое явление. Эти высушенные останки невозможно согнуть, в них абсолютно нет влаги или мягкости тканей. Даже бывают случаи окаменения останков.
В отличие от этого, тело Этигэлова мягкое, ткани сохранены, их можно прощупать, на них можно надавить, пальпировать внутренние органы, у него сгибаются суставы. Суставы пальцев можно чуть-чуть согнуть, они, правда, возвращаются в первоначальное состояние, как бы немножко пружинят. Плечевые суставы поднимаются, когда его, например, переодевают. Это абсолютно невозможно ни при какой обработке тела. Мощи никто никогда не переоденет, не разогнет, ничего не прощупает. Кроме того, когда Этигэлова поместили в стеклянный куб, был зарегистрирован очень мощный исход влаги из тела, который ламы интерпретировали как указание на пятый священный сосуд, который был зарыт перед погребением в соответствии с традицией. Для нас же это показатель единственно того, что тело теряет влагу. В стеклянном кубе замерялась температура, и, например, были моменты, когда температура внутри него на два-три градуса поднималась вне зависимости от окружающей температуры. То есть вещи непонятные, которые объяснить мы все равно не можем.
Сегодня мы с археологами, антропологами и патологоанатомами обсуждали это, и мнения разные. Врачи, например, в основном считают, что соль, которую насыпали в короб, вытягивает влагу. Но с этим связана другая традиция, которая использовалась китайцами для транспортировки умерших. Соль использовали и в Бурятии или Монголии для мумификации лам, когда соль засыпалась, чтобы буквально консервировать тело, вытягивая влагу. Соль, оказавшаяся в коробе Этигэлова, возможно, привела к тому, что части тела, находившиеся в контакте с солью, подверглись некоторому подсыханию. Мы не знаем, когда соль оказалась в коробе, ведь его два раза вскрывали — в 1955 и 1973 годах. Но это все объект для исследования, пока мы можем только гадать.
Действительно, надо признать, что все это производит впечатление не только на буддистов, а на всех, кто понимает, что это явление не сопоставимо ни с одним из тех, которые известны человечеству. Такого нет нигде. И поэтому мы просто не имеем права проигнорировать великий подвиг буддистского монаха — Этигэлов взял и показал нам, на что способен человек, какими запредельными возможностями он обладает. Это что-то, что находится за пределом того, что открыто всем, в системе обоснований нормальной современной науки. Поэтому мы, как ученые, должны, обязаны пересмотреть привычные парадигмы и включить в них этот феномен — но уже совершенно достоверно описанный нормальным научным языком, с учетом характеристик, которые современной науке доступны. Иначе, если что-то случится с телом, это поразительное событие превратится в очередной миф, который уже не будет иметь такой общечеловеческой значимости.
•Я так поняла, что вас там встретили хорошо, потому что вы приехали не с намерением объяснить, что это такое? Вы готовы к тому, что никакого объяснения не последует в ближайшее время?
Да. И не последует. И возможно, мы не получим никаких результатов. Но, по крайней мере, у нас будет несколько показателей, которые мы исключим. Например, исключим возможность божественного происхождения.
•А что это значит — божественное происхождение?
Есть одна из версий, что он вообще не земной человек, а присланный... И как бы не человек, и поэтому вот так и сидит. И поэтому мы исключим возможное объяснение, что это некая божественная субстанция. Все-таки даже божественная субстанция должна выражаться через земное. Анализ ДНК покажет нам, является он родственником той группы людей, которая имеет к нему отношение, или нет. Я видела мнение одного из сотрудников Московского центра биомедицинских технологий, занимающегося проблемой сохранения тела Ленина, — он предположил, что у Этигэлова был дефект гена, который в норме ускоряет разрушение клеточной структуры тела после смерти. Благодаря исследованиям мы выясним, есть ли там дефектный ген или нет, и какой. Для буддистов, конечно, это пример силы разума. Интеллект для них, разум — это основа существования всего живого. А нам если удастся обнаружить какие-то ритмы или циклы деятельности мозга, это вообще будет потрясающе. Вряд ли удастся что-то объяснить, но во всяком случае...
•В рамках той программы, которую вы предполагаете осуществлять, есть часть, связанная с исследованием мозга?
Да. Принцип подхода такой же, как предполагают буддисты, — что он жив. Собственно, это тело выглядит, как будто Этигэлов умер день назад, поэтому нельзя его воспринимать как мертвое тело. Все показатели противоречат тому, что мы знаем о мертвом теле — тем более если оно в таком виде уже сохранилось на протяжении 77 лет. Причем заметим: когда я говорила буддистам, что хочу посмотреть глаза, они мне говорили: нет, глаза открывать мы не будем, они скорее всего вытекли. Но наши физические антропологи сказали: «Нет, у него глазные яблоки на месте». А они знают, что говорят.
Конечно, мы можем позволить себе делать только того, что возможно сделать с живым человеком, — например, ДНК мы можем исследовать по вынутому волоску, это не является ни оскорблением, ни нарушением целостности тела. Исследования, связанные с использованиями различных излучений, приходится исключать, поскольку раз нам не понятна сущность феномена, то никто не может предположить, что именно способно разрушить это удивительное равновесие тела монаха.
•А в буддизме не принято тревожить тело после смерти?
Да, не принято. В любом случае, раз они считают, что это живое тело, тем более нельзя. Как с любым живым человеком можно делать только то, что он разрешит с собой делать. Поэтому, по словам Хамбо ламы, и с Этигэловым можно делать только то, что он разрешит с собой делать. Поскольку он нам прямо ответить на это не может, мы должны вмешиваться по минимуму. И это, наверное, правильная позиция. Можно провести внешние исследования — контроль температуры, внешние изменения, отслеживать их динамику, вес. Можно смотреть, происходят изменения или не происходят. Они мне рассказывали, что взвешивание тела показывает изменения в весе — становится то больше, то меньше. Мне это кажется невероятным. И пока не будет организован достоверный мониторинг и я не получу этих данных, я не могу принять такие утверждения. Тут нужны только объективные показатели, фотографирование каждую неделю с одной позиции, чтобы у нас был объективный ряд для сопоставления, а не впечатления. Врач, который исследовал вручную сердечную деятельность, осторожно сказал, что сердечной деятельности нет, но якобы есть кранео-сакральный (черепно-крестцовый) ритм — ритм сжатия, как бы пульсации костей мозга. Но опять же, мы сможем осмыслить эту информацию, только когда получим эти данные зафиксированными аппаратами.
•Галина Гавриловна, получается, что вы первый человек, который приехал поговорить с ламами именно с научной точки зрения. Как вам все это увиделось?
У меня ощущение, что особо образ жизни лам это событие не изменило. Этигэлов постоянно находится в сакральной части храма, куда женщинам попасть нельзя, да и вообще попасть можно только по разрешению Хамбо ламы. По праздникам шесть раз в год его переносят в другое помещение, где проходят собрания, хуралы, и люди могут увидеть его и даже потрогать. Это самое ужасное для меня, потому что каждый приходит со своими микробами. Но само присутствие Этигэлова абсолютно не превращено в шоу, а отношение к нему очень деликатное и осторожное. То есть буддисты исходят из позиции: как это нужно самому Этигэлову, так и должно быть. Это, может быть, удивительная позиция, особенно если сравнивать с православной церковью, которая изо всего устраивает спектакль. Тут же прямо противоположное отношение. И очень деликатное. Это святыня, но святыня находится у каждого внутри, и никто ею не размахивает. И наверное, буддисты правы.
•Насколько я поняла, само это место произвело на вас особое впечатление?
Да, это место действительно производит впечатление удивительное, потому что там в каждой деревне совершенно обычные крестьяне хранят списки, кто от кого произошел чуть ли не какого-то бесконечного колена, и семейные хроники. Это память, которая свидетельствует о некой глубокой культурной традиции.
И вместе с тем, удивительна сама природа. С одной стороны, это степи, казалось бы голые и пустые, и среди степей вдруг появляются озерки растительности — как в тропиках. И оказывается, что это линзы вечной мерзлоты, которые выходят небольшими площадями к поверхности земли. И вот на них благодаря постоянной влажности собираются естественным образом все растения-эндемики большого региона. И если даже происходит какая-то экологическая катастрофа, эта линза вечной мерзлоты способна возродить жизнь на всем этом большом пространстве. Это, конечно, удивительная вещь, потому что воочию видишь возрождение природы, и сама природа создает условия для возрождения. Если перенести эту идею на людей, то бурятский буддизм, как особая северная школа тибетского буддизма, и возвращение Этигэлова предстают своеобразной «линзой», которая заставляет всех и взглянуть по-новому на свою жизнь, и открыть нечто подлинное, настоящее, как если бы вдруг обнаружился выход в совершенно неожиданное пространство параллельного мира.