Есть картины, которые скрывают в себе неизмеримо больше, чем кажется посетителю музея, бросающему на них беглый взгляд. Оценив яркость красок, верность глаза и руки художника и в легком недоумении насчет смысла изображенного, он отходит от нее к следующей. И через несколько минут уже не помнит ни имени художника, ни названия, ни смысла...
Речь пойдет об одной из таких картин в Русском музее в Санкт-Петербурге. «Вопрос и ответ» художника Стефана Бакаловича. Созданная по мотивам романа Генриха Сенкевича «Камо грядеши», она напоминает о событиях великих, забытых, ставших почти мифом. Но не стоит воспринимать ее просто как иллюстрацию к эпизоду из романа, в ней отражена вся его суть.
Кто эти люди, стоящие перед нами? Когда было это? Вчера или две тысячи лет тому назад? Какая разница, если их вопросы и ответы звучат так, как будто задаем их мы сами и сами ищем ответ? Весь мир знает Тристана и Изольду, Ромео и Джульетту... Послушаем же удивительную историю Марка и Лигии, и если мы вновь не задумаемся о своей любви и о своей жизни, то Бог нам судья.
Так что за вопрос и что за ответ? Не нужно быть большим психологом и знатоком душ человеческих, чтобы понять, о чем может спрашивать этот мужественный юноша, похожий на языческого полубога, пытаясь заглянуть в глаза прекрасной девушки, на закате в римском садике у фонтана... Но ответ, какой ответ дает она ему? Мы, зрители, всматриваемся в ее лицо, мы силимся разгадать, что за странную фигуру вычерчивает она на песке тростинкой... Рыба? И так же, как Марк Виниций, мы размышляем и никак не можем взять в толк, при чем здесь эта рыба. Но Лигия смотрит на нее, а не на Марка, стало быть, знак важен, и боюсь, ее ответ не сулит скорого успеха нашему герою.
И все же, почему рыба? Кто знаком с самим романом, помнит, что речь в нем идет о первых годах христианства. Еще жив апостол Петр, возвещающий Риму новую веру, нового человека и новый мир. Это его слова, обращенные к Спасителю: «Куда идешь, Господи?..» — стали названием романа. Рыба, символ Христа, была знаком узнавания между первыми христианами в то время, когда за эту новую веру можно было поплатиться головой, когда вера переворачивала душу и сердце, переворачивала весь мир и воистину преображала человека ветхого, обыденного и жестокого, для которого боги были лишь риторическими фигурами, в человека нового, любящего.
«Вздумай он следовать этому учению, размышлял он, ему пришлось бы отречься от своих мыслей, привычек, характера, от всего, что составляет его натуру, сжечь все это дотла, после чего заполнить себя какой-то совершенно иной жизнью и новою душой. Учение, приказывавшее ему любить парфян, сирийцев, греков, египтян, галлов и бриттов, прощать врагам, платить им добром за зло и любить их, казалось ему безумным, но одновременно он смутно чувствовал, что в самом этом безумии есть что-то более могучее, чем во всех прежних философских учениях» — так описывает Генрих Сенкевич мучения Марка, стоящего перед выбором.
А любовь? Ведь мы и тогда, и сейчас ее ищем, влюбляемся и любим, страдаем, иногда обретая счастье и вдруг теряя его. Но спросим себя, а что делает возможным саму любовь? Взаимная страсть, общая выгода, обоюдная привычка? Есть ли нечто иное? Наверное. Мы могли бы порассуждать на эту тему, но она слишком глубока и величественна, чтобы рассуждать. Поэтому замолчим и всмотримся в таинственный знак, рисуемый девой на песке.