Не было ли у вас, дорогой читатель, такого — смотрите вы, например, на своих соседей и говорите: «Чтоб я так жил!» или наоборот: «Ну разве это жизнь!»? Уж мы-то знаем, как надо жить по-настоящему! Вот и Гончаров в своем романе «Обломов» о том же пишет.
А ведь прекрасный писатель Иван Александрович! Красивый, легкий слог, живые и яркие образы. Читая, невольно ловишь себя на ощущении, что ты и не читатель вовсе, а соучастник событий: и влюбляешься, и негодуешь, и радуешься, и печалишься, переживаешь вместе с героями. Жаль, что в свое время, в школе, мы изучали только один его роман, да и тот «в нужном идеологическом ключе». Теперь хочется без нужного ключа — взглянуть шире и глубже.
Вот признайтесь-ка, дорогой читатель, что имя Обломова вызывает у вас стойкую ассоциацию с обломовщиной, неизменным «свойством российской жизни». Понятно, нам это говорили еще на уроках литературы. Но мне кажется, роман Гончарова вовсе не памфлет против этой самой обломовщины, как и не гимн «чистой душе подлинно русского человека».
Писатель задает очень серьезный вопрос: а в чем она, жизнь человека, что значит жить? И еще об одном этот роман — о счастье, которое многие ищут, да не многие находят. И хотя главных героев явно двое, своего рода протагонист и антагонист: Илья Ильич Обломов и Андрей Иванович Штольц, — перед нами проходит длинная череда персонажей, от безликого не то Алексеева, не то Васильева до Агафьи Матвеевны. Каждый из них — свой ответ на вопрос о жизни и счастье: свой особый образ жизни, свои цели, свои ценности, как будто живут эти люди в разных мирах, почти не пересекающихся. Разные модели жизни. Неслучайно Гончаров проводит их перед нами в начале романа, хотя почти никого из них мы потом не увидим: к каждому из них Обломов обращает один и тот же вопрос.
«В десять мест в один день — несчастный! — думал Обломов. — И это жизнь! Где же тут человек? На что он раздробляется и рассыпается?»
Или к другому: «Увяз, любезный друг, по уши увяз… И слеп, и глух, и нем для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает… У нас это называется тоже карьерой! А как мало тут человека-то нужно: ума его, воли, чувства — зачем это? Роскошь! И проживет свой век, и не пошевелится в нем многое, многое… А между тем работает с двенадцати до пяти в канцелярии, с восьми до двенадцати дома — несчастный!»
Или еще: «Да писать-то все, тратить мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, насиловать свою натуру, волноваться, кипеть, гореть, не знать покоя и все куда-то двигаться… И все писать, все писать, как колесо, как машина: пиши завтра, послезавтра; праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!»
Да вправду, это ли жизнь? И стоит ли она того, чтобы жить? Чем она лучше той, что у Ильи Ильича? А ведь это, так сказать, типажи — люди, каких много, то есть мы сами. И именно им, то есть нам, кажется, что Обломов живет не так, как следует. И для них, то есть для нас, его жизнь — обломовщина. Да полноте, господа! Вот и сам автор устами Штольца объясняет, что и их жизнь обломовщина, деревенская ли, петербургская ли, всё одно — обломовщина.
А тогда как же жить? Неужто как Штольц? Вот он, подлинно российский спор — Обломов или Штольц... Голосуем? Ну а вы, уважаемый Андрей Иванович? Нет ли и в вашей жизни обломовщины? Да, для вас «труд — образ, содержание, стихия и цель жизни». Без сомнения, труд — правда жизни, да только вся ли правда?
Будь так, роман, мне кажется, слишком упростил и «уплощил» бы жизнь. Но есть в нем еще один удивительный герой — Ольга Сергеевна Ильинская, в которую влюбляется сначала Обломов, а потом и Штольц. Она воплощает то, чего не хватает им обоим. И я бы взял на себя смелость назвать именно ее если не главным, то центральным персонажем романа. Благодаря ей что-то начинает пробуждаться в Обломове, благодаря ей меняется самоуверенный и самодостаточный Штольц (уж такого он от себя не ожидал). В ней есть нечто выходящее за пределы обыденности. Ее вопрос звучит из самой глубины души, это загадочная тоска — далекое предвестие грядущих «горя и труда», остающаяся в романе без ответа. Даже всех поучающий Штольц чересчур рационален, чтобы дать его. Скорее бы, наверное, ответил Обломов, поверни он иначе кормило своей судьбы. Было в нем что-то очень созвучное этому вопросу Ольги — очень глубокое и чистое, но так и не проснувшееся — как огонь, который, по признанию самого Ильи Ильича, слишком рано стал гаснуть… Разница лишь в том, что Обломов жаловался, дескать, «жизнь трогает», а Ольгу «трогает» ее собственная душа. А может, только в этом и есть единственный путь к жизни не по-обломовски?
Помните вопросы, с которых начинался роман: в чем же жизнь? Что в ней нужно для счастья? Они звучат к финалу в словах Ольги: «Мне жизнь покажется… как будто не все в ней есть». Будто снова Гончаров ставит вопрос: а действительно ли в этом вся жизнь человека? И хотя Штольц пытается успокоить и объяснить Ольге ее тревогу (слова его, кстати, звучат совсем не в его стиле), ответа он не дает и даже не ищет.
В удивительное, загадочное время жил Гончаров, необычное в судьбе России. Время распутий, вопросов, которые с особой силой звучат и в гоголевских «Мертвых душах», и в лермонтовском «Герое нашего времени», и в «Обломове», в книгах Чернышевского, Тургенева и многих других. Что-то очень важное происходило тогда, будто начинала рождаться новая судьба России, да так еще и не родилась.
С той поры минуло более полутора сотен лет, а вопросы эти все не решены. Нам никуда не уйти от них. Снова они мучают и тревожат. Снова в жизни не все как будто есть… И хотя мы никогда не найдем ответа, возможно, сама попытка изменит нас и нашу жизнь.