Кто из нас хоть однажды не заглядывал в самый конец книги, которую только что начал читать... «Если с вами такого никогда не происходило, то извините великодушно, но мы не верим в ваше существование. Или, во всяком случае, в ваше земное происхождение» — с такого обращения к читателю начинает свой «Идеальный роман» модная нынче писательница с мужским именем Макс Фрай. Он идеальный, утверждает автор, потому что потакает слабости книгочеев всех национальностей и эпох — любопытству: роман состоит из последних абзацев разных книг.
В самом деле, желание узнать, чем же все закончится, нет-нет да и возникает, причем не только от любопытства. Последняя страница так и манит к себе, обещая прояснить все неясности и утихомирить наше беспокойство за героя и его судьбу. И все же вряд ли автор рад такому нетерпению. Ведь последняя страница важна для него, как никакая другая. Известно, что некоторые писатели сначала задумывают финал и только потом берутся за сюжет книги. Тургенев, например, начал работу над романом «Отцы и дети» с заключительной сцены, со смерти Базарова.
На последней странице читатель, автор и герой расстаются друг с другом, чтобы никогда больше не встретитьсяѕ Как же происходит это расставание?
Авторы длинных романов, как правило, используют прием эпилога: появляется временной разрыв (типичная формула «через десять лет после рассказанного»), убыстряется темп повествования, опускаются объяснения и описания — все это «отчеркивает» конец истории. Краткий рассказ о дальнейшей участи героев, особенно если он намеренно беспристрастен, — противопоставленный всему остальному тексту, становится той новой точкой, с которой описанная история может быть увидена не изнутри, а со стороны, «сверху», охвачена целиком. Например, эпилоговая часть романа Э. М. Ремарка «Черный обелиск», рассказывающего о Германии 20-х годов XX века, обрывает порой серьезный, порой грустный, но все-таки пронизанный юмором рассказ главного героя, открывая трагедию того времени: хорошие, благородные, честные, думающие погибли — нацисты, даже после поражения нацизма, благоденствуютѕ
Многие авторы почти ничего не говорят о том, что стало потом с героями. Благодаря такой недосказанности персонажи обретают самостоятельность, они уже не зависят от автора и переходят в ранг героев легендарных, о которых уже другие говорят, пишут, спорят.
В финале писатель выстраивает особую перспективу — из художественного мира в мир реальный, чтобы движение жизни его книги не прерывалось, чтобы книга продолжала жить, но уже иначе: давая читателю пищу для раздумий над собственной жизнью, для его собственных выводовѕ Все случайное в конце отсеивается, важное, главное вырисовывается четче и ярче, и последняя фраза приобретает символическое звучание, — развернутый из одной «точки», из одного слова-названия роман вновь сворачивается в одну «точку», в заключительный символ. Помните конец «Цитадели» Сент-Экзюпери: «Ибо Ты, Господи, общая для нас мера. Ты — узел, что связал воедино несхожие деяния!»