Следуя путем ушу, прежде воспитывай характер и искренность души, очищай сознание и пестуй добродетель и лишь затем изучай приемы.
Хо Юаньцзя
УДЭ: СКРОМНОСТЬ, ИСКРЕННОСТЬ, СЕРЬЕЗНОСТЬ
«Большая сила побуждает к великой мудрости» — в этом древнем афоризме воинских искусств тонко подмечена основа гармоничного воспитания бойца, которое сочетает в себе единство духовного совершенствования и боевой практики.
Может быть, все это — обыкновенная восточная банальность, облеченная в традиционную форму, и мы напрасно ищем за глубокомысленной фразой духовное откровение старых мастеров? Не покажутся ли нам рассуждения о добродетельных поступках воинов, их высокой гуманности и мудрости немного наигранными и рассчитанными на публику?
А если все же допустить, что за всем этим стоит вполне реальное, абсолютно конкретное состояние духа учителей воинских искусств и их объяснения добродетельной мудрости следует понимать не логическим умом, а осознавать сердцем? Почему известные наставники в своих трудах больше места уделяют именно нравственному воспитанию человека, причем не в затертом утомительными рассуждениями западном смысле нравственности, но именно как проявлению чистого, спокойного, светло-доброго состояния сознания?
Этот особый путь нравственно-духовного воспитания через боевые искусства, ведущий к природной чистоте человеческого духа, носит название «удэ» — «боевая мораль» или «боевая добродетель». Именно этому качеству испокон веков отводилось важнейшее место во всех школах воинских искусств.
Вот один из ярких примеров. Известный мастер XVIII века Чан Найчжоу в «Книге о технике боя» («Уцзишу») большее внимание уделил понятию добродетельного поступка, почтительности и скромности бойца, нежели описанию приемов. Он считал, что боевое искусство начинается с воспитания души, а не с объяснения техники поединка. Вот его слова: «Изучая кулачное искусство, надо прежде всего совершать добродетельные поступки, в мирских делах быть почтительным и скромным, не вступать в бой с другими людьми. Только таким образом можно стать истинным человеком и благородным мужем».
Не парадоксально ли, что боевое искусство, одна из целей которого заключается в умении нанести противнику максимальный урон, должно начинаться с овладения некими моральными нормами? Причем это овладение заключается не в механическом заучивании правил поведения, но в их погружении внутрь сознания, когда предписания становятся основой жизни человека. «Боевое искусство создано для того, чтобы им никогда не пользоваться» — подтверждает этот парадокс другая сентенция ушу. Однако этот парадокс становится закономерностью, если учитывать тот факт, что культура, воспитывавшая в своих недрах столько искусных бойцов, вырабатывала и определенные нормы отношений этих людей с самим обществом. Общество, равно как и сами мастера, должно быть уверено, что их искусство никогда не будет обращено во вред людям.
Напрасно определять «боевую добродетель» как набор каких-то нравственных качеств, как раз этого мы тут не встретим. Это особая форма существования, стиль жизни, по сути — каждодневное существование на грани человеческого и небесного. Годами проверялся ученик, прежде чем его допускали до истинных тайн школы, до более эффективных приемов и методов. Удэ постепенно превращалось не столько в ряд запретов, сколько в пробуждение общегуманного начала в человеке.
Примечательный факт: ученику редко запрещалось что-нибудь делать, ему лишь объясняли, что тот или иной поступок не сопоставим с идеальным образом последователя боевых искусств. Остальное он мог решать сам: либо следовать предписанным путем боевых искусств, либо пребывать в мире иллюзий, считая, что может существовать боевое искусство без морально-духовного подвижничества.
Конечно, мы говорим о некоем идеальном образе, но, как ни странно, этот идеал бойца воплощался в Китае и Японии не столь редко. Боевая добродетель представлялась не как набор скучных поучений и разрозненных наставлений, но как раскрытие высочайшей тайны души мастера («истинного человека»), которую он передавал последователю, как некий слепок человеческого духа, достигшего своей вершины.
Удэ начинается с воспитания скромности — проявления особого уважения как к учителю и собратьям, так и ко всем окружающим. Ученик, который выказывал большое поклонение учителю, но был груб и заносчив по отношению к обычным людям, считался утерявшим важнейшую черту боевой добродетели — искренность — и зачастую изгонялся из школы. Учитель мог строго наказывать ученика за то, что он демонстрировал знания боевого искусства без явной необходимости, добиваясь дешевой популярности.
К правилам «боевой морали» относили не только нравственно-душевные качества, но и саму серьезность человека в процессе обучения. В тренировке необходимо соблюдать золотую середину, не торопиться и не медлить. И, как учили китайские мастера, позволять вещам и самому человеку развиваться естественным образом, своими советами помогая ученику, но ни в коем случае не приказывая.
Настоящий учитель живет внутри самого человека, новичок просто не замечает его. Этот внутренний учитель, по сути дела, и есть незамутненная природа человека, его врожденно-чистые свойства. Наставник в ушу лишь помогает пробудить этот изначальный мир внутри человека, но основной духовный процесс остается за самим обучающимся. Учитель подсказывает методы тренировки, объясняет приемы, своим поведением и состоянием устанавливает для ученика некую точку устремлений, горизонт развития. А вот чтобы подойти к нему, требуется особое терпение, моральное усилие, выраженное в серьезности, покой души и неторопливость — качества, предписанные правилами поведения ученика.
Примечательно, что большинство трактатов по ушу описывали обучение не как поэтапное овладение приемами, но как процесс становления сознания. Древний трактат «Пять заметок об использовании мастерства» так описывает этап саморазвития: «Глубоко изучай. Вникай, вопрошая. Тщательно продумывай. Отчетливо осознавай. Искренне следуй». Процесс саморазвития начинается с вопросов к учителю, пока наставления не войдут в плоть и кровь ученика и не станут неотъемлемой частью его души. И лишь затем начинается следование учению — фактически, само ушу.
«Метод человеческой гармонии заключен в том, что хотя вы и вступаете в поединок, но при этом должны оставаться вежливыми и не терять достоинства».
Дун Иньцзе
ГУМАННОСТЬ ИСТИННОГО ВОИНА
Перед человеком, занимающимся боевым искусством, нередко встает проблема: когда можно использовать свои знания? Что в действительности можно считать экстремальной ситуацией?
Боевая добродетель предписывала: надо сделать все возможное, чтобы предотвратить поединок, но если он все же состоялся, следует быть предельно решительным и применить все средства для достижения победы. Здесь мы видим, как конфуцианское понятие «гуманность» сочетается с твердостью и решительностью. Гуманность (жэнь) требует большого мужества и выдержки, а рождается она в процессе постоянного самопреодоления.
«Кто полон гуманности, тот храбр. Кто храбр, тот не обязательно гуманен» (Конфуций). Мудрец объяснял: «Тот, кто в Поднебесной способен придерживаться пяти качеств, может быть назван гуманным». Речь идет о таких качествах, как скромность, великодушие, искренность, настойчивость и доброжелательность. Для Конфуция гуманность превращалась в особый стиль жизни благородного мужа, меру человеческого в человеке. Таким образом, гуманность была не просто доброжелательным отношением к людям, но неким гармонизирующим фактором: во-первых, между миром и человеком, а во-вторых, между человеком культурным и человеком природным внутри одной личности. В следовании гуманности Конфуций требовал быть неизменно человеколюбивым, бесхитростным, терпимым, твердым, скромным и уступчивым. Так и рождался благородный муж, который «серьезен без суровости» и «не знает ни печали, ни страха, ибо в его сердце нет угрызений совести».
Обратим внимание: на Западе гуманность воина понималась несколько иначе, в основном как проявление сострадания к человеку, прощение сильным слабого или победителем побежденного, как случалось в рыцарских поединках. Однако китайское понятие «жэнь» — «гуманность» — значительно отличается от западного. Прежде всего, мастер ушу никогда не искал боя. Возможно, поэтому ему и приходилось столь редко применять свое искусство. Именно понимание мастерства как внутреннего качества, делавшее человека не противоречащим миру, устраняло саму необходимость не только поединков, но и вообще всякого соперничества. За всей этой непритязательной внешностью и обыденностью жизни кроется духовная непобедимость мастера.
В связи с особым пониманием гуманности обратим внимание еще на один момент. Дело в том, что в Китае не сформировалось такого понятия, как «путь воина», подобного японскому «бусидо» как высокоэстетизированного переживания смерти. При всем желании некоторых исследователей обнаружить некий «путь воина» в Китае, вряд ли это возможно. Да, в древних текстах неоднократно встречаются такие выражения, как «путь кулачного искусства» (цюаньдао) или «путь тайцзицюань» (кулак Великого предела), «путь синьицюань» (кулак формы и воли) и другие, но вот «пути воина» мы все же не обнаружим. Дело в том, что в Китае величественность облика, характерная для японского самурайства, заменялась внешней непритязательностью и незаметностью. А это, в свою очередь, указывало на то, что все истинно ценные вещи заключены внутри человека и не требуют какого-то внешнего подчеркивания. Истинный воин неотделим от самого мира, поэтому и не может существовать пути воина, отдельного от пути человека. Все обыденно, просто, внешне неотличимо от повседневности. Но именно в неприметности, нарочитой тусклости для глаз окружающих и обнаруживается «культура духа», созданная китайским народом и нашедшая свое выражение в живописи, поэзии, чайной традиции, ушу.
Постепенно учителями ушу формировались особые уставы школ, где описывались некоторые элементарные нормы поведения. На первых порах обучения именно они понимались под «боевой добродетелью». Так рождались «Шаолиньские правила учеников», «Правила последователей внутренних стилей» и многие другие уставы. Особая роль в них уделялась отношениям учеников с мастером.
Китайская традиция считала, что Небо испускает некую Благую силу, или Добродетельную мощь (дэ), которую воспринимает высший среди людей — император, называемый Сыном Неба. В свою очередь, правитель распространял дэ на своих подданных и таким образом своей Благой мощью напитывал Поднебесную, ведя ее по пути гуманности, преданности и справедливости. То же самое происходило в отношении учителя — именно он воспринимает истинное дэ и передает его своим ученикам. Уважение к учителю становится залогом установления прямой передачи благой силы Неба и, соответственно, истинного мастерства. Но если человек не нес в себе это качество, то все его претензии на мастерство были напрасны, и уставы школ ушу советовали остерегаться таких людей, впавших в самообман. Дэ было практически единственным качеством, которое определяло человека как Мастера, и никакого другого качества не существовало.
КАЧЕСТВА БОЕВОЙ ДОБРОДЕТЕЛИ
Сочетание простоты общения и духовной открытости мастера ушу, кажущаяся доступность его слов и непостижимость их внутреннего смысла, забота о сохранении чистоты школы и истинно гуманного духа учения ушу постепенно делали удэ универсальным регулятором морально-этических ценностей всего комплекса боевых искусств.
Прежде всего, принципы удэ призваны были сохранить внутренние принципы школы от глаз случайных людей. По этой причине не рекомендовалось без крайней необходимости показывать технику школы. Точно так же считалось излишним без надобности меряться силами с представителями других школ, если это не затрагивало чести «семьи» или учителя.
Другим качеством удэ являлось умение распознать представителя своей школы, даже впервые встретив его в толпе людей или на пустынной дороге. В качестве «паролей» широко распространялись особые тайные знаки — типы приветствия, расстановка пиал на столе, умение держать палочки для еды особым образом, завернутые рукав одежды или штанина брюк, способ захвата посоха, медальон, татуировка. Существовала и определенная тайнопись. Каждая школа имела свой тип приветствия, которое лишь едва заметной деталью отличалось от обычного поклона.
Крупнейшие школы имели свои кодексы удэ. Часть из них базировалась на буддийских монастырских правилах, некоторые повторяли конфуцианские правила поведения. Лишь немногие из таких кодексов записывались, да и происходило это в основном не раньше XVIII века, до этого же они передавались исключительно устно.
Следует учесть, что формулировались эти «заповеди удэ» зачастую весьма непохожим образом. Так, например, в стилях «внутренней семьи» под боевой добродетелью понимались пять запретов, не достойных истинного ученика. Эти пять запретов были сформулированы знаменитым мастером Ван Чжэннанем. Он не преподавал свое искусство пяти категориям людей: боязливым сердцем, драчливым, пристрастным к вину, болтливым, мягкотелым и глупым по своей природе, а также всем тем, кто вел низкий и ограниченный образ жизни. Сам он весьма строго придерживался своих принципов, и попасть к нему в ученики было чрезвычайно трудно.
Самым известным кодексом удэ является традиционный шаолиньский, разработанный в XIV–XV веках. Этот уникальный документ, дошедший практически полностью до нашего времени, представляет собой удачное сочетание доктрины ахимсы (непричинения вреда живому) и боевых традиций ушу. Со временем эти заповеди стали прообразом сотен кодексов ушу в других школах.
ШАОЛИНЬСКИЕ ЗАПОВЕДИ
1. Основная цель того, кто изучает нашу технику, заключается в том, чтобы укреплять тело и дух. Он должен заниматься с рассвета до заката и не может прекращать занятия, когда ему вздумается.
2. Совершенствующий боевую технику делает это лишь ради самозащиты, укрепляя собственную кровь и циркуляцию ци, воспитывая в себе смелость и отвагу в бою. Тот, кто нарушает это, совершает то же преступление, что и нарушающий буддийские предписания.
3. Ежедневно общаясь с наставником, необходимо быть предельно уважительным к нему, и нельзя совершать поступки, в которых сквозит заносчивость или пренебрежение.
4. В отношении собратьев следует вести себя мягко и обходительно, быть искренним и не допускать обмана. Нельзя, бравируя силой, обижать слабого.
5. Если же во время странствия встретишь мирянина, главное, что при этом необходимо, - терпеливо удостаивая низшего, спасти его, и нельзя необдуманно демонстрировать свою технику.
6. Каждый, кто познал методы шаолиньских учителей, не должен пускать в ход силу для выяснения отношений. Если он вдруг встретит человека, неизвестно откуда пришедшего, он должен сначала поместить левую ладонь на уровень бровей. Если странник принадлежит к той же школе, он должен ответить знаком правой ладони, дабы по нему они узнали друг друга и оказывали взаимопомощь, выражая дружеские чувства к товарищу по Учению.
7. Употребление вина и мяса является тяжелейшим грехом в буддизме. Нужно благоговейно придерживаться этого запрета, не преступая. Употребление вина отнимает волю, а мясо ослабляет дух.
8. Увлечение женщинами и мужеложством неизбежно встретит гнев Неба, к тому же это непростительно с точки зрения буддизма. Все последователи нашей чаньской школы не должны забывать об этом строжайшем запрете.
9. Нельзя необдуманно обучать технике последователей-мирян, дабы избежать вреда, который может принести это обучение в мир в нарушении основных принципов буддизма. Если же ты точно уверен, что природа и характер человека чисты и беспорочны, то можно начинать передавать ему патру и рясу (т. е. учение). Но если он впадает в грех увлечения вином и развратными женщинами, то надо взять клятву с этого человека, дабы впредь он соблюдал правила приличия. Нельзя, однажды добившись от него энтузиазма в обучении, сразу же уверовать в это на всю жизнь. Это первый и наиважнейший принцип нашей школы, и ни в коем случае им нельзя пренебрегать.
10. Остерегайся духа соперничества, избегай также привычки алчного самовосхваления. Этим ты убиваешь себя, к тому же отравляешь и других людей, даже неизвестно скольких. Жизненным принципом таких людей, практикующих боевые искусства, является либо хвастовство своей техникой, либо жажда обогащения, поэтому все это – лишь брызги, выходящие за ключевые принципы ушу. Такие люди являются отбросами чаньской школы. Принесшему позор в этот мир через короткое время воздастся смертью. Разве в этом смысл искусства, созданного первоучителями?! Все последователи должны накрепко запомнить это.
Простая мудрость и суровый аскетизм «Шаолиньских заповедей» показывают, что корни мастерства ушу лежат прежде всего в строжайшей самодисциплине ученика, овладении не столько своим телом, сколько своим сознанием. Боевая добродетель взывает к чистоте и неугасимости школы и оборачивается в первую очередь требовательностью к самому себе, к искренности и чистоте своих помыслов.
Один из самых великих бойцов за всю историю Шаолиня монах Мяосин (мирское имя — Се Мэнвэнь) как-то заметил: «Тот, кто следует по пути боевых искусств, превыше всего ставит добродетель, а не силу, придает большее значение защите, а не нападению. Когда пробуждаешь в себе добродетель — то встречаешь признательность, а когда используешь силу — то наталкиваешься на противодействие. Защита – это предвестник жизни, а нападение – предвестник смерти. Когда меня атакуют, я защищаюсь. В этот момент у меня на сердце спокойно, мое ци концентрируется, дух просветляется и пробуждается отвага… Все это приводит к полному внутреннему умиротворению, благодаря чему мое ци оживает. Кто бы меня ни атаковал — ничто не обеспокоит меня. А вот у атакующего гневливое ци поднимается вверх, шесть духов (шесть качеств души) перевозбуждаются и не способны сдерживаться внутри. Из-за этого состояние его духа поверхностно, ци рассеивается, и он никак не может собрать свои силы. Мне же, который противостоит ему своим покоем, нет нужды травмировать соперника, ибо через короткое время он сам повредит себя».
УДЭ СЕГОДНЯ
К началу XX века некоторые традиционные каноны удэ начали заметно переосмысливаться. Менялось время, менялось отношение к боевым искусствам, для многих ушу как способ приобщения к трансцендентным истинам было уже малодоступно.
«Тайность» и святость знания боевых искусств иногда начинали вызывать «аллергию»: с одной стороны, из-за того, что за этим порой скрывалась полная утрата какого-то действительно глубинного знания, а с другой стороны, это не позволяло всем желающим вступить на путь «истинной традиции» боевых искусств.
Таким образом, к 20-м годам прошлого столетия был предложен новый подход к осмыслению боевой добродетели. Конечно, он был достаточно политизирован и значительно отличался от традиционных предписаний, требовавших некоего предельного самосокрытия, дистанцирования от праздной действительности и политической шумихи, так как это лишь затемняло смысл боевых искусств как духовного учения. Здоровый прагматизм приходит на смену исконному эзотеризму ушу.
И сегодня в современных клубах и секциях ушу в Китае и Японии существуют свои правила удэ, нацеленные, скорее всего, на групповое воспитание. Приведем для примера правила удэ одного из современных клубов тайцзицюань:
1. В общении будь доброжелателен.
2. В учении не знай преград.
3. Тренируйся каждый день.
4. Обучая других, учись и сам.
5. Преодолевая себя, совершенствуй мысли.
6. Уважая Небо, доверяй и людям.
7. Служи для других.
8. Разделяй свой успех с другими.
9. Достигай единства в группе.
10. Стремись ко всеобщему единению, сохраняя при этом индивидуальность.
Хотя эти правила значительно проще классического Шаолиньского канона, тем не менее они универсальны и приложимы к процессу воспитания практически любого члена общества. Так реализуется на практике взаимопроникновение сакрального и профанного, самоуглубленной святости культа и прагматики жизни в современной цивилизации на уровне боевых искусств.
Итак, боевая добродетель — это фактически и есть особая философия ушу, вобравшая в себя множество принципов из конфуцианства, буддизма, даосизма. Это свои особые тип и стиль жизни и даже свое особое отношение к жизни. Именно благодаря сложному комплексу боевой добродетели, который охватывает все, начиная с эзотерических основ мироздания до обыденных правил поведения, ушу отошло от обычного кулачного боя и приобрело вид духовного учения и пути к высшему Знанию. Поэтому мы и говорим, что ушу — не только мощное боевое искусство, не только эффективная система физического оздоровления, но это еще и путь духовного здоровья, умения видеть за обыденностью живую душу человека во всей ее полноте и единстве с окружающим миром. Наверное, в этом и состоит высшая ценность ушу, являющегося не только продуктом китайской культуры, но несущего в себе общечеловеческие духовные ценности.