Где бы мы ни были, что бы ни делали, — пока для нас существует здесь и сейчас, мы участвуем в жизни, окружены и заполнены ею. Но, как известно, мелкие (и не очень) заботы мешают вглядеться в ее лицо, увидеть жизнь как счастье и дар. И уж совсем нечасто удается то, что у Толкиена Гэндальф посоветовал Арагорну, — обратиться от зелени дольнего мира к чистоте горных вершин, чтобы найти там Древо жизни.
О чем мы размышляем на закате дня? И о чем будем размышлять на закате жизни? Своей сестрой назвал жизнь поэт Борис Пастернак, и его последние раздумья, воплотившиеся в поэзии и прозе, были о той жизни в нас, которая преодолевает границы времени и смерти.
Когда читаешь произведения Пастернака, больше всего в них восхищает его безмерная, трепетная и легко передающаяся тебе самому любовь к жизни, чувство единства со всем природным и живым. В этом чувстве — душа его творчества.
В лирике и прозе, которые поэт создал в последние десятилетия, уже незадолго до своей смерти, зазвучала тема не только жизни как таковой, во всем богатстве ее проявлений, но и жизни как усилия, преодолевающего смерть и ведущего к подлинному бессмертию, возрождению в вечности. И поэтому не случайно в одном из последних, а возможно, последнем стихотворении Пастернака «Единственные дни» весна приходит посреди зимы, и сквозь бегущий поток времени становится видна вечность:
На протяженье многих зим
Я помню дни солнцеворота,
И каждый был неповторим
И повторялся вновь без счета.
И целая их череда
Составилась мало-помалу —
Тех дней единственных, когда
Нам кажется, что время стало.
Я помню их наперечет:
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течет
И солнце греется на льдине.
И любящие, как во сне,
Друг к другу тянутся поспешней,
И на деревьях в вышине
Потеют от тепла скворешни.
И полусонным стрелкам лень
Ворочаться на циферблате,
И дольше века длится день,
И не кончается объятье.
Это стихотворение Пастернак пишет в январе 1959 года, на семидесятом году жизни. Он уже предчувствует свой скорый переход «к миру спокойной непредвзятой действительности, к тому миру, где, наконец, впервые тебя взвешивают и подвергают испытанию, почти как на страшном суде, судят и измеряют и отбрасывают или сохраняют; к миру, ко вступлению в который художник готовится всю жизнь и в котором рождается только после смерти, к миру посмертного существования выраженных тобою сил и представлений» — за этими строками чувствуется глубокое понимание того, что жизнь простирается далеко за пределы земного существования. И, кажется, именно это чувство позволяет иначе взглянуть на беспрерывный бег времени вокруг нас, на мелькание дней и лет, в которых, словно в лабиринте, мы иногда теряем самих себя.
В своих стихах и прозе Пастернак пишет о возрождении после смерти как о чуде — но чуде не случайном, а всегда возможном, изначально присущем природе и человеку как ее части. Каждый из дней зимнего солнцестояния, когда свет преодолевает тьму, единственен, неповторим, подобен чуду. Но это чудо возрождения повторяется каждый год, и любой человек может стать участником этого таинства, если попытается почувствовать его так, как почувствовал его поэт.
Тема возрождения в творчестве Пастернака стала объединяющим началом для рождественских и пасхальных мотивов. Это мост между днем солнцестояния и пасхальной ночью, когда на землю также приходит долгожданное чудо:
...Еще земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
...Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь —
Смерть можно будет побороть
Усильем воскресенья.
«На страстной»,
из «Стихотворений Юрия Живаго»
В день зимнего солнцестояния свет солнца побеждает тьму, и обновление захватывает всех: любящие «друг к другу тянутся поспешней», среди зимы наступает оттепель, и само время словно замирает. В чуде воскресения Христа, происходящем в пасхальную ночь, также участвуют и вся природа, и человек.
Возможность ощутить близость вечного, возможность усилием души преодолеть смерть — это дарованное человеку таинство, божественное чудо, подобное чуду Христа со смоковницей. Это тот закон, который выше известных нам «законов природы»:
...Успели б вмешаться законы природы,
Но чудо есть чудо. И чудо есть Бог.
«Чудо», из «Стихотворений Юрия Живаго»
«Единственные дни» и другие стихотворения, вошедшие в последний сборник «Когда разгуляется», Пастернак писал в очень тяжелый период. Роман «Доктор Живаго», который он осознавал как долг всей своей жизни, цензура печатать запретила. В 1957 году роман опубликовало миланское издательство, а через год после этого Пастернаку была присуждена Нобелевская премия по литературе «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». Но публикация и признание романа за границей стали причиной открытой политической кампании, начавшейся против Пастернака. Его исключили из Союза писателей, предъявили обвинение в государственной измене. В прессе появилось множество оскорбительных статей в его адрес — от людей, не прочитавших ни строчки романа! За поэтом велась слежка, его вызывали на допросы; рукописи переводов — почти единственная возможность заработать на жизнь — мертвым грузом лежали в издательствах и не печатались. Но день за днем к Пастернаку из разных уголков мира шли проникновенные, восторженные письма от тех, кто прочитал «Доктора Живаго».
В стихотворении «Нобелевская премия» Пастернак с горечью пишет:
Что же сделал я за пакость,
Я, убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
Роман вышел в мир. Как писал поэт своему будущему издателю, «мысли рождаются не для того, чтобы их таили или заглушали в себе, но чтобы быть сказанными». В другом письме он объяснял: «Единственный повод, по которому мне не в чем раскаиваться в жизни, это роман. Я написал то, что думаю, и по сей день остаюсь при этих мыслях. Может быть, ошибка, что я не утаил его от других. Уверяю Вас, я бы его скрыл, если бы он был написан слабее. Но он оказался сильнее моих мечтаний, сила же дается свыше, и таким образом, дальнейшая судьба его не в моей воле. Вмешиваться в нее я не буду. Если правду, которую я знаю, надо искупить страданием, это не ново, и я готов принять любое».
Пастернак продолжает творить, задумывает пьесу, над которой работает до последних дней жизни. Поэт предчувствует наступление нового, лучшего времени и новые возможности; он пишет о том, что теперешняя окружающая его жизнь, «бесчестная и бесполезная», уже «приговорена бесповоротно», хотя болезненный период завершения, к сожалению, тянется и «тащится по инерции». В этом темном настоящем художник, да и любой человек, должен разглядеть жизнеспособные мгновения будущего и не дать им погибнуть.
Именно в этот период, после нескольких лет молчания, он пишет стихотворения о чуде вечной, непрекращающейся жизни вокруг человека и в нем самом, о жизненном усилии, преодолевающем смерть. В стихотворении «Единственные дни», завершающем последний поэтический сборник Пастернака, звучит тема вечного возрождения. Она перекликается с размышлениями Юрия Живаго о чуде воскресения в романе «Доктор Живаго»: «Одна и та же необъятно тождественная жизнь наполняет вселенную и ежечасно обновляется в неисчислимых сочетаниях и превращениях. Вот вы опасаетесь, воскреснете ли вы, а вы уже воскресли, когда родились, и этого не заметилиѕ Не о чем беспокоиться. Смерти нет. Смерть не по нашей части. А вот вы сказали талант, это другое дело, это наше, это открыто нам. А талант — в высшем широчайшем понятии есть дар жизни.
Смерти не будет, говорит Иоанн Богослов, и вы послушайте простоту его аргументации. Смерти не будет, потому что прежнее прошло. Это почти как: смерти не будет, потому что это уже видали, это старо и надоело, а теперь требуется новое, а новое есть жизнь вечная».