Гляжу я на горы, и горы глядят на меня,
И долго глядим мы, друг другу не надоедая.
Ли Бо

Развернутое полотно живописного свитка. Отсутствует привычная нам рама, делающая картину законченной, замкнутой. Нашему воображению предоставлена возможность, путешествуя по изображению, продолжить свой путь вверх и вниз, вправо и влево. Не остановиться, что свойственно европейской живописи, на столь притягательном центре, а найти его там, куда упал наш взгляд. Это путешествие, это движение может быть бесконечным. Свиток никогда не висел постоянно развернутым, дабы глаз не привык к изображенному. Его разворачивали время от времени, в особые минуты. И каждый раз можно было открыть что-то новое, посмотреть на изображение новыми глазами и словно увидеть впервые.
Почти условное изображение, больше похожее на рисунок; локальное цветовое решение, чаще монохромное строение образа, своеобразие сюжета и, наконец, отличная от европейской живописи техника и материалы — все вместе делает китайскую живопись китайской.

Закончилась пора отпусков, начинаются привычные будни, жизнь входит в свою колею… Не за горами момент, когда многие из нас, загруженные работой и многочисленными проблемами, начнут уставать, появится раздражение и искушение делать свои дела формально. Есть ли способ этого избежать? Неужели нет никакого шанса обрести так необходимое нам вдохновение и творческие силы? Конечно, рецептов не существует, но… Все возможно, стоит лишь захотеть. И один из способов — не удивляйтесь – это умение слушать музыку.
Согласитесь, для большинства из нас музыка стала явлением довольно обыденным: не трудно включить на работе радио или, придя домой, поставить в магнитофон любимую кассету. Бывает, что мы постоянно окружены музыкой и воспринимаем ее просто как своего рода шум. Или обратная ситуация: у нас есть любимые композиторы, песни, направление музыки, которые мы готовы слушать часами и, извините за выражение, "балдеть". А что если попробовать подойти по-другому к самой музыке и к тому, как ее слушать?

Шекспир без конца!
И.В. Гете

Читатель любит тайны. Кто-то находит их в романах Агаты Кристи, кто-то наслаждается, читая Достоевского, а кто-то обращается к великому Данте. Тайны — то есть неизвестное, неизведанное — будоражат пытливый читательский ум (а иногда и не столь пытливый). Тайна — почти всегда залог успеха, будь то повествование, полное приключений, попытка разгадать Историю или просто чья-то уловка, использующая одно из древнейших стремлений человека — стремление узнавать.
Люди всегда исполняются восторгом, сталкиваясь с чьей-то гениальностью. Ученые, художники, поэты и писатели, политики... Если они признаны человечеством, они достойны такого поклонения. А если их жизнь еще и окутана тайной, то интерес и глубокое внимание к этим людям проживут очень и очень долго. Именно таким человеком был и остается по сей день Уильям Шекспир.

"Я принужден был отдать в руки нашей публики мои произведения, несмотря на всю их идеальную концепцию. Теперь я задаю себе важный для меня вопрос, не следует ли это последнее, священнейшее для меня создание спасти от пошлой карьеры обыкновенных оперных спектаклей? К этому особенно побуждает меня чистая тема, чистый сюжет моего "Парсифаля". Постигая то, что происходит кругом, я назвал своего "Парсифаля" "сценическим священнодействием". Им я должен освятить мой театр в Байрете, одиноко стоящий в стороне от всего мира. Только там будет поставлен "Парсифаль". Его не должны давать на других сценах - для забавы публики" (из письма Рихарда Вагнера королю Людвигу Баварскому, сентябрь 1880 года).

В детстве нас учили, что театр  —  всего лишь выдумка по сравнению с реальностью, лишь копия, более или менее искаженно передающая существо оригинала. Это ложь! Театр — это Действительность, не стиснутая рамками пространства и времени. Он проникнут духом метафизики, и поэтому мы называем его Театром Мистерий…

Хорхе Анхель Ливрага "Театр Мистерий"

Мы приходим в театр, чтобы приятно провести время, отдохнуть, расслабиться или посмотреть нашумевшую пьесу. Но попробуйте однажды задержаться после представления в темном опустевшем зале. А вдруг и сам театр может поведать немало интересных историй? Возможно, он посетует на то, что в его стенах ставят все больше политизированные фарсы или популярные нынче представления, удовлетворяющие патологическую страсть человека к жестокости и насилию. Или пожалуется на несуществующих гипотетических существ, которые якобы отображают нашу действительность, но в лучшем случае способны лишь вызвать смех.

Из книги "Я вспоминаю".

Двадцатый век подводит свои итоги*. Близится к концу второе ты­сячелетие. И вдруг ока­зы­вает­ся, что сегодня необходимо говорить о понятиях, па первый взгляд очевидных, что уже однажды высказан­ное требует уточнения и более глубокого разговора.

Стали цветущие юноши, в легкой искусные пляске.
Топали в меру ногами под песню они с наслажденьем.
Легкость сверкающих ног замечал Одиссей и дивился.


Человек античности остро ощущал гармонию Божественного и земного и стремился найти ее в себе и в обществе. Благодаря этому формировался образ человека идеального, красивого и внутренне, и внешне.

В Челябинском отделении «Нового Акрополя» прошла презентация Малого собрания сочинений (в семи книгах) великого австрийского поэта Райнера Мария Рильке. Переводчик и комментатор издания – поэт и философ Николай Болдырев, известный своими книгами о Василии Розанове, Андрее Тарковском, Симоне Вейль.

Случалось ли вам когда-нибудь подниматься в горы? Тогда вам наверняка знакомо ощущение величия открывающейся картины от возможности увидеть ее сверху, всю целиком, а не маленькие фрагменты ее, как внизу. Что произошло? Да просто поменялся угол зрения, ракурс, и все перестало быть обычным, бессмысленным, несвязанным. Интересно, что смысл открывается только после этого восхождения, после проделанного пути и изменения угла зрения.

1. Когда итальянскому композитору Джузеппе Верди было пятьдесят лет он встретился с одним молодым музыкантом. Музыканту было 18 лет. Он все время говорил о себе и своей музыке. Верди внимательно слушал молодого человека, а потом сказал:

- Когда мне было 18 лет, я считал себя великим музыкантом и говорил "Я". Когда мне было 25 лет я говорил "Я и Моцарт". Когда мне было 40 лет, я уже говорил "Моцарт и Я". А сейчас я говорю "Моцарт".