Большинство из нас в суматохе повседневных дел мало думает о том, что наша жизнь неизбежно подойдет к концу, и тогда, хотим мы того или нет, со всей остротой встанет вопрос о подведении итогов и смысле прожитого. Но все же в глубине души мы чувствуем, что нам когда-то придется отчитываться за прошедшую жизнь, ведь это непостижимое чудо было нам дано на заведомо ограниченный срок. Мы невольно страшимся этого предстоящего отчета, даже если утверждаем обратное.

Кто из нас хоть однажды не заглядывал в самый конец книги, которую только что начал читать... «Если с вами такого никогда не происходило, то извините великодушно, но мы не верим в ваше существование. Или, во всяком случае, в ваше земное происхождение» — с такого обращения к читателю начинает свой «Идеальный роман» модная нынче писательница с мужским именем Макс Фрай. Он идеальный, утверждает автор, потому что потакает слабости книгочеев всех национальностей и эпох — любопытству: роман состоит из последних абзацев разных книг.

О том, что францисканский монах Вильгельм Баскервильский и его юный ученик Адсон, герои романа Эко «Имя розы», — прозрачный намек на Шерлока Холмса и доктора Ватсона, я узнала, уже прочитав книгу, из послесловия Лотмана. «Первый, наиболее доступный пласт смыслов, который может быть "считан" с текстовой поверхности романа, — детективный» — для меня, не любящей детективов и не читавшей Конан Дойля, оказался недоступен. Впрочем, к роману, насыщенному цитатами и аллюзиями, так и так хотелось вернутьсяѕ Но речь сейчас о другом — о том, что может рассказать имя литературного персонажа.

Помните, с чего началось чудесное путешествие мальчика Тильтиля и его сестренки Митиль в «Синей птице» Мориса Метерлинка? Помните — горбатая, хромая, одноглазая старушонка, нос крючком, сразу видно: Фея, сердясь и ворча, что люди ослепли и не замечают этого, надевает на Тильтиля шапочку с алмазом, тот поворачивает камень — и бедная обстановка хижины внезапно преображается! Стены начинают сверкать, точно сложены из драгоценных камней, вода в кране поет тонким голосом и льет в раковину потоки изумрудов и жемчужин, веретено в углу прядет пряжу из дивных лучей света, старая колдунья становится прекрасной принцессой, а дети начинают видеть Души предметов... У них захватывает дух: все, к чему они давно привыкли и перестали замечать, благодаря алмазу, возвращающему зрение, открылось им вновь, в своем изначальном, забытом людьми облике...

Сегодня очень много говорят о возрождении культуры, о важности образования и воспитания. Обратимся и мы к исконному значению слов, связанных с этими гранями нашей жизни.
Латинские слова cultio и culte восходят к глаголу colere — «возделывать, обрабатывать», первоначально они означали возделывание и обработку земельных участков. Слово культура у древних римлян употреблялось в значении «возделывание, культивирование» почвы, материи, того, что дает природа («натура»). Позже ему придали более широкий смысл, и культура стала пониматься как «возделывание ума и души человека». Таким образом, культура — это возделанная, улучшенная, облагороженная природа, и вся деятельность, связанная с культурой, по определению должна быть направлена на улучшение изначальной природы человека, быть подобной возделыванию, культивированию почвы, посеву, взращиванию и получению достойного урожая.

Грааль сравнительно «новый» символ: он известен в Европе лишь с XII века, но даже первое знакомство с ним вселяет в сердце уверенность, что он древний, как мир.

Первое изложение легенд о Граале мы находим в романе известнейшего французского трувера Кретьена де Труа «Персеваль, или Сказание о Граале». Написанный по заказу графа Филиппа Фландрского шедевр средневековой поэзии так и не был окончен из-за смерти автора. Прославленный трувер описывает Грааль как золотой сосуд, украшенный «разными каменьями, самыми богатыми и драгоценными, какие только можно было найти под водой и на земле». Средневековый поэт упоминает чашу или блюдо для рыбы (элемент, который позже уйдет из символики Грааля), а также рассказывает о раненом короле-рыбаке — хранителе чаши. Интересно, что изображение рыбы было знаком христиан, по нему они узнавали друг друга во враждебном языческом окружении. Греческое слово ihtus, «рыба», состоит из начальных букв слов Iesus Hristos Teu Uos Soter, «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель». Кроме того, время рождения Христа связано с началом астрологической эры Рыб, нового этапа истории человечества. Кретьен де Труа дает в романе и один из ключей к величайшему из таинств: чтобы стать хранителем Грааля, человек должен научиться любви и состраданию.

Однажды у суфийского мастера Хазрата Абу Бакра Шибли спросили:
— Кто указал вам Путь?
Он ответил:
— Собака. Однажды я увидел, как она, умирая от жажды, застыла у кромки воды. Каждый раз, когда она видела свое отражение, собака в испуге отскакивала назад, принимая его за другую собаку. Наконец жажда взяла верх, собака отбросила страх и отчаянно прыгнула в воду. Другая собака исчезла. Так было устранено препятствие между ней и тем, к чему она стремилась, — препятствие, которое заключалось в ней самой. Точно так же исчезло мое препятствие, когда я понял, что оно есть.

О чем способно напомнить нам вино, привычный атрибут застолий? Напиток богов и зеленый змий искушения, сок Древа Жизни и жертвенная кровь, дикая лоза вероломства и чаша вдохновения — все эти смыслы отражаются в каждой капле многоликого вина.

Очень простая и красивая этимология у слов вежливость и вежливый. Старинное вежа еще в XVI веке значило «человек, знающий, как себя надо вести». Оно происходит от древнерусского влдлти, то есть «знать». Вежливый человек, в отличие от невежливого, — это тот, кто обладает знанием, «веданием» или «вес-тью», и ведет себя в соответствии с ним.

У составителей литературных викторин есть один любимый вопрос: «С чего начинается "Евгений Онегин“?» Вы принимаетесь декламировать: «Мой дядя самых честных правил...» — «А вот и нет!» — перебивает довольный «экзаменатор» и напоминает, что в романе есть еще и посвящение! Но, в общем-то, не прав и он, ведь в романе есть еще и эпиграф (впрочем, это к слову) и самое первое — название.
О названии говорят как о «вратах» текста, в которые читатель входит столько раз, сколько открывает книгу. И если по обычным воротам не всегда разберешь, что там за ними — избушка на курьих ножках или прекрасный дворец, то «врата» литературные — совсем другое дело. Название романа (повести, рассказа и т. д.) — первый ориентир, указатель, который заботливый автор оставляет для своего читателя, чтобы он не заблудился в тексте. Кстати, это в XX веке художественный текст начали рассматривать как особое пространство — «сад расходящихся тропок» (метафора Борхеса), лес, лабиринт, — в котором недолго и потеряться, то есть ничего не понять.